Кабаржицкий с крайним удивлением приметил стоящего поодаль Конана-Елисея, который в момент импровизированной присяги выборного казака хищно оскалился и, резко повернувшись, ушёл к размещённым в другом бараке спутникам.

«Что бы это значило?» – Владимир озадаченно покачал головой.

На следующий день Вячеслав собрался к Смирнову обсудить все новости, свалившиеся на участников экспедиции. Дарья напросилась с ним, чтобы проведать находящуюся на седьмом месяце беременности Лену Мышкину. Елисей от поездки отказался, сославшись на нездоровье.

Поплыли на струге новгородцев, второй струг был вытащен на берег, чтобы проконопатить прохудившиеся борта. За вёсла сели несколько казаков, бывших хрипуновцев да тунгусы, пятёрка морпехов во главе с Новиковым была в охранении вояжа. Карпинский с морпехами разместился на носу, деля его с поросятами, которых он то и дело шпынял, когда те в который раз пробовали верёвки на прочность. Казаки взяли в дорогу три пищали новгородцев. Перевязи с подшитыми к ним колбочками с пробкой, где находились заранее отсыпанные доли пороха и заряда, устроили под лавками.

– Пётр, ты смотри в оба, по реке могут шастать хрипуновцы, – и Вячеслав указал на висящий у того на шее бинокль.

– Вячеслав Андреевич, ну конечно, что вы мне, как маленькому, – попробовал оскорбиться Карпинский.

Но глава посёлка лишь примиряюще махнул рукой.

С ветром повезло, так что гребцы особенно не напрягались – парус стабильно тянул струг. На берегах реки были замечены туземцы, но кто именно – буряты или тунгусы, было непонятно, останавливаться ради них никто не собирался. Дошли до района современного Иркутска, где на Ангаре множество островков, некоторые довольно длинные и тянутся до двух километров в длину. Как стало ясно, в это время – в апреле-мае уровень Ангары довольно низок. Наводнения же случаются зимние. Такое необычное явления связано с тем, что, замерзая, Ангара образует внутреводные льды, шугу и вода ищет выход наверху.

У одного из островов решили сделать привал, осмотреться. Вообще, эти острова давно привлекали к себе внимание. Тут можно, а главное нужно бы освоиться. А во избежание наводнения строиться на одном из высоких островов. Так что Вячеслав собирался обговорить со Смирновым и постройку небольшого форта на месте будущего Иркутска для контроля за этой частью реки.

– Кузьма, а сколько вас вообще народу было? – спросил Карпинский у казака, просившего взять его компанию под воеводство Вячеслава Соколова.

– Ну, эдак человек сто тридцать было, но на Илим-реке мы тридцать товарищей на Лену реку спроводили.

– Вас здесь двадцать один и погибло семеро. Значит… Человек семьдесят всех будет.

Кузьма пожал плечами, продолжая оглядывать островок цепким взглядом.

– Там дымок, – тихо, но уверенно сказал Кузьма.

– Где?!

– А вона, – указывал пальцем Кузьма, – наши, видать. На этом островке речном стать – верное дело, без опаски можно роздыху людям дать.

Карпинский метнулся к Новикову, тот к Вячеславу. Добро на вылазку морпехи получили, Кузьма потребовал участия в разведке, против никто не выступил. Спустили на воду моторку, правда, моторкой её звали по привычке, мотор уже давно сняли за неимением горючего, получилась лёгкая и быстрая лодка. Нагрузилось четверо, лодка пошла вдоль острова, а сидевших в ней разведчиков прикрывало буйной растительностью, которой было в избытке вокруг речных островов. До мужиков донёсся звонкий звук топора, стучащего по дереву, послышались крики и хохот. За этим островом показался второй, тут же стали видны и струги хрипуновцев, берег, на котором отдыхали казаки. На кострах готовилась еда, сидели кружком казаки.

Карпинский приставил к глазам бинокль: опа-на, а казачки-то время даром не теряли.

– Васька, посмотри, они там шкурки сортируют! Уже кого-то грабанули.

– Ага, теперь бы их грабануть! А что, они на нашей земле уже хозяйничают, получается.

– Кузьма. А ну, скажи, что они теперь на ночь тут встанут? – озабоченно поинтересовался Новиков.

– Вестимо, станут на ночлег тут. Место спокойное.

– Хм, а нам надо на чистую воду, да к левому берегу как раз править. На Байкал входить надо с левого берега – там течение Ангары слабей.

– Что, нам до вечера ждать, что ли? – спросил Карпинский у друга.

– Ну да, а что мы тут сделаем. А вдруг за нами увяжутся, что, их до Смирнова вести?

– А сейчас что, наблюдать за ними, Вась? Или что? – спросил единственный новгородец в экспедиции Женька Лопахин.

– Наверное, надо понаблюдать, чтобы потом спокойно на реку выходить.

Карпинский продолжал наблюдать за группой казаков с крайнего струга. Он заметил, как вдруг один из сидящих у костра встал и, махнув остальным рукой, пошёл в их сторону. Казак на ходу развязвал тесёмки на поясе. Ясно, облегчаться идёт.

– О, смотри, чистоплюй какой. Пошёл гадить подальше от своих, – рассмеялся Карпинский, – на нас сейчас выскочит. Отойти надо.

– Дай-ко, – попросил бинокль Кузьма, – а-а, так и есть, Ивашка Репа это. Плавильщик московский, литейных дел мастер.

– Кто? – Новиков сузил глаза.

– Плавильщик, ну по железу мастер… – Кузьма не успел закончить, как Новиков начал править лодку, чтобы обогнуть остров.

– Ты что, сдурел? – зашипел на Василия Пётр.

– Сейчас помолчи, Петя, пожалуйста, – зло сказал Новиков, – Лопахин, со мной. Пётр, прикрывай.

Лодка почти пристала к берегу, ткнувшись в широченные стебли осоки, вызвав этим кучу мелкой противной мошки. Два морпеха скрылись в высоченной осоке, с трудом выдирая ноги из прибрежного ила. Прошло минут пять, Карпинский весь извёлся, водя стволом на любой шорох, доносящийся с берега. Кузьма, закусив губу, держал в напряжённой руке широченную саблю. Пётр, отсчитывая минуты, волновался всё больше, томила тишина. Наконец, не выдержав, стал потихоньку вылезать из лодки. Вода чавкала под ногами, месившими ил, на берегу сразу стало жарко, да ещё и мошки липли к мокрой коже. Пётр осторожно двигался по следам товарищей, услышав доносящийся шум, он присел, выставив «калаш» в сторону подозрительных звуков.

Послышалось тяжёлое дыхание и шипящий мат. Это Новиков. Всё нормально. Сдвинулся с пути, пропуская уже троих людей. Пленник не сдавался, порываясь освободиться или хотя бы заорать. Измазанная грязью лапа Новикова держала извивающемуся человеку рот.

– Долбани ему по башке, – прохрипел Новиков Карпинскому.

Пётр, сглотнув, ударил пленника, тот сразу обмяк и перестал извиваться.

– Ф-фу, – опустился на землю Новиков, – ну и силища, вроде небольшой мужичок, по сути пацан ещё. А силён, как кабан, еле дотащили.

– Прикинь, я его первый раз не достал прикладом, вывернулся – и на меня. Хорошо, Женька сзади зашёл. Еле скрутили.

Лопахин, тяжело дыша, сидел, вытирая лившийся со лба пот.

– Всё, потащили его в лодку, пока не очухался.

– Может, сначала портки ему наденем? – Женька показал на измазанного грязью пленника.

– Вот ты и надевай, – ухмыльнулся Новиков.

Небольшого роста пленник был неожиданно тяжёлым, тащить его было сплошное мучение, а если прибавить вьющуюся мошкару, топкую грязь под ногами и оглушающую жару, которая бывает лишь у водоёмов средь полусухих зарослей осоки, то картина подвига с похищением получалась полной.

– А зачем вы его? А, понимаю… – начал было Кузьма.

– Не болтай, принимай его, бережно. Как бы лодка не перевернулась, – Новиков озадаченно смотрел, как та оседает на воде.

До струга доплыли с превеликой осторожностью. С кораблика скинули верёвочную лестницу. Судя по удивлённым возгласам сидящих на вёслах казаков, Репу узнали.

– Андреич, а теперь или рвём когти назад, или к Смирнову! – обратился Новиков к Вячеславу.

– Кто это, Василий, ну зачем надо было, ушли бы споко… – Вячеслав начал было упрекать Новикова.

– Кузьма, ну-ка повтори, кто это? – перебил начальника Новиков.

– А что? Московского литейного приказу плавильщик, Хрипунову его в Тобольске…