Я попыталась глотнуть. Горло было шершавым, как наждачная бумага, и горело огнем. На шее тоже много синяков. Не удивлюсь, если они в форме отпечатков пальцев. Пять маленьких синяков на одной стороне, пять лиловых пятен на другой. В прошлый раз он схватил меня за шею и стал со всей силы душить. Бил меня головой о матрац, так что я едва не потеряла сознание.

Лучше бы я умерла. Тогда не пришлось бы больше страдать. Я очень устала от всего этого. Смертельно устала. А ведь прошло всего несколько дней. Я потеряла им счет, но больше терпеть не могу. Мне нужно уйти. Нужно бежать, пока он не прикончил меня…

Дверь в сарай внезапно распахнулась, и внутрь просочилась полоска заходящего солнца. Через секунду она исчезла, и дверь закрылась с мягким, не предвещавшим ничего хорошего щелчком. Я замерла, стараясь не дышать, чтобы услышать, как он крадется.

Его скрытность меня пугала. Было бы лучше, если бы он ворвался с неистовой злобой и орал на меня. Но он крался, как вор. Как оживший ночной кошмар. Спокойный, расчетливый, с жуткой улыбкой на лице.

Я сидела к нему спиной. Все тело замерло, несмотря на дрожь. От боли внутри хотелось завыть, и я плотно сжала потрескавшиеся губы, чтобы сдержаться.

– Эй.

Голос был мужской, но ласковый. И я обернулась. От облегчения и шока из глаз брызнули слезы.

– Ты пришел, – вздохнула я и оперлась спиной о стену.

Он двинулся мне навстречу. Мальчик, которого я назвала лжецом. Я была не права. Он стоял передо мной как герой, о котором я мечтала, внимательно изучая меня своими темными глазами. Он сжал губы в тонкую линию. В руках парень держал непонятный предмет. Что-то железное с длинными ручками, в то же время похожее на огромные щипцы.

Этот предмет выглядел как орудие убийства. Сейчас он занесет его над моей головой и сокрушит меня за доли секунды.

– Это болторез. – Он поднял его вверх, и я вздрогнула. Он это заметил, и его губы скривились. Он встал коленями на край матраца.

– Подойди, все будет хорошо. Я не причиню тебе боли, лишь хочу перекусить цепь болторезом. Сначала на лодыжке, потом на запястье. Так будет проще.

Все внутри наполнилось облегчением и буквально запело надеждой. Я отодвинулась от стены и протянула к нему ногу. Как же я хотела избавиться от этих цепей. Раз и навсегда. Увидев синяки на моей голени и коленке, он вздрогнул.

Еще на бедре.

Он старался не смотреть. Сдвинув брови, наклонился над моей ногой. Черные, как ночь, волосы упали ему на лоб. Цвет был какой-то ненатуральный. Так что я даже подумала, не красит ли он их.

Интересно зачем.

– Скажи свое имя, – бросил он раздраженно, добравшись до моей лодыжки и робко придвинув ее поближе к себе. Это движение напомнило мне о нем. Человеке, который меня похитил. В ту же секунду что-то сдавило в грудь, стукнуло сердце.

– Скажи сначала свое, – шепнула я порывисто, еле различимо. В голове проносились вихри. Я знала, это от голода. Очень хотелось есть и пить.

Он поднял голову, и наши взгляды снова встретились. Черный, пристальный, полный ужаса взгляд. Он был растерян, ему было почти так же страшно, как мне.

– Уилл, – прошептал он.

– Я – Кэти, – ответила я, вздрогнув, когда холодный метал болтореза сжался вокруг цепи и полоснул мою кожу.

– Не двигайся, Кэти. – Он снова отвел взгляд и сосредоточился на деле. Я наблюдала за ним. Он обхватил инструмент руками и сделал глубокий вдох, как бы собираясь с силами. Готовясь.

– Я не хочу причинить тебе боль.

У меня замерло сердце. В этот момент я поняла, что вот он – мой ангел-хранитель, мальчик, посланный, чтобы спасти меня. Именно меня. Он – мой.

Сейчас

– Итак. – Доктор Шейла Хэррис складывает руки на колене. На ее лице кроткая безобидная улыбка. – Как прошла ваша неделя? Насколько вы продвинулись к поставленной цели?

Я отрываю от нее свой взгляд и начинаю пристально изучать ногти. Кутикулы просто кошмар. Я ковыряю ноготь, отрываю кутикулу так сильно, что выступает капля крови. Каждый раз она задает мне этот вопрос. Хотя про цель – это что-то новое. Об этом мы говорили в прошлый раз.

– Ну, знаете, как обычно. Было интервью с Лизой Суонсон на центральном телевидении. Ничего особенного.

– Я видела. – В голосе доктора Хэррис появляется интерес. Она знала, что я иду на телешоу. Некоторое время интервью было предметом нашего с ней обсуждения. Оно было частью плана, моей целью на пути к обретению покоя и силы.

Не то чтобы я согласна с этой целью. Но стараюсь.

– И что вы думаете? – спросила я.

– Я думаю, что вы – очень смелая. – Теперь она говорит торжественно. – Вы рассказали больше, чем я ожидала.

Я поднимаю голову и тайком смотрю на нее. Она следит за мной, улыбаясь все той же хорошо поставленной безучастной улыбкой. Всегда доброй, всегда терпеливой.

– Мне хотелось быть предельно честной и открытой.

– Считаете, это разумно?

Прежде чем ответить, я задумываюсь.

– Не уверена, скорее, опрометчиво, – признаюсь я. – Ко мне потянулись все СМИ, какие только возможно. Рекламные агенты, журналисты. От сайтов и газет. Все хотят поговорить.

– Вы не думали, что так будет?

– Я знала. Это не стало неожиданностью. – Разумеется, я была к этому готова или думала, что готова.

– Что же тогда стало неожиданным?

– Не знаю. – Я пожимаю плечами. Это ложь. Мне просто не хочется признавать, что после интервью я не чувствую себя лучше. Я наделась, что я очищусь. Стану сильной.

И что же? С тех пор, как интервью вышло в эфир, я не ощущаю перемен. Поначалу я, конечно, почувствовала облегчение, словно смыла с себя всю грязь. Но теперь я снова прежняя. Никакой разницы.

Я не исцелилась.

– Многих заинтересовала ваша история, – говорит Шейла.

– Это меня удивило. Количество реальных людей, которые посмотрели интервью и хотели бы узнать больше. – На слове «больше» я делаю ударение, потому что именно это они все время повторяют. Больше подробностей, больше о моем будущем, больше о моем прошлом, больше, больше, больше. Иногда мне кажется, что меня разрывают в двадцати разных направлениях. А сама я не знаю, куда идти.

– Думаю, нечему удивляться. СМИ питаются такими историями. Взять хотя бы тех бедняжек в Огайо, которых все эти годы держали в рабстве. И Элизабет Смарт. Джойси Дуггард. Мир потрясен их историями. О них говорят до сих пор. Все они написали книжки, дали кучу интервью. Некоторые выступили со сцены, превратив свои трагедии в послания силы и надежды.

– Я не уверена, что у меня получится так же, – признаюсь я доктору.

– Но мы ведь можем над этим работать. Не ради известности. Вам надо найти другую цель. Заглянуть вглубь себя и найти внутреннюю силу. А она у вас есть, – уверено говорит доктор Шейла, мол, даже не сомневайтесь.

– Вы действительно так думаете? – В этот момент я ненавижу свой неуверенный голос.

– А вы как считаете?

– Не знаю, – я глубоко вздыхаю, – иногда мне кажется, что соглашаться на интервью было ошибкой.

– И что конкретно вы ощущаете при этой мысли?

– Хочу куда-нибудь спрятаться, – отвечаю без колебаний.

– Ну, судя по всему, вы прекрасно спрятались. – Доктор Хэррис тихонько смеется.

Ой! Решаю перефразировать.

– Хочу, чтобы меня не было.

– Не на самом деле. – Она перестает смеяться.

Я пожимаю плечами и молчу. Это правда. Если бы меня не было, мне не пришлось бы все это терпеть. Но я сама накликала это на себя, и мне некого винить.

Не совсем так. Я виню в своих страданиях Аарона Уильяма Монро. Если бы он тогда убил меня, все бы давно закончилось.

От этой мысли я вздрагиваю, как будто его грубые ледяные пальцы вдруг обхватывают мою шею и выдавливают из меня жизнь.

– Вы в порядке? – спрашивает доктор, но я молчу. Уверена, что она заметила, как я вздрогнула. Мой терапевт не упускает ничего.

Несколько минут мы сидим в тишине, нарушаемой лишь тиканьем часов на книжном шкафу. Меня бесит это повторяющееся тик-так, тик-так. Видимо, она специально поставила здесь часы, чтобы сводить пациентов с ума этим тиканьем. Чтобы им ничего не оставалось, кроме как заполнять тишину рассказом о своих несчастиях и тревогах.