– И кто ж ты таков будешь, мил человек?

– Меня зовут Фархад. Я – дихкан из Дейлема.

– Ясно, – почесал в затылке отец Ильи. – А это как будет по-нашенски?

– Князь, – коротко пояснил я.

– Князь значитца, – задумался собеседник, не сводя глаз с моих стоптанных сапог и штопаной-перештопаной кабы. – Ну что ж, князь так князь. А мы вот простые хлебопашцы, значит. Из вятичей. Муромского роду-племени. Звать меня Иваном. И как же это ты сумел нашего Илюшеньку на ноги поставить?

– Снадобья нужные под рукой оказались, – терпеливо объяснил я.

И тут взревел Илья, да так что птицы снова взвились в небо со свежераскорчёванного поля:

– Ты что, батя, не веришь? Глянь лучше, что я тут понаворотил.

Посмотреть конечно, было на что.

– Ах ты наш Микулушка Селянинович! – растрогались родители, озирая поле битвы.

И тут, наконец, до них стало доходить происшедшее. Что не просто их сын стал на ноги, а и силы огромные приобрёл.

Старик что-то там прикинул у себя в голове и радостно воскликнул:

– А ведь слышь, Фроська, беги-ка домой. Да кличь баб на подмогу. Пир на весь мир сегодня будет! Ох, княже! Такой камень с души моей снял. Ведь уж не чаял сына здоровым увидеть. Ну, всё, пошли, нечего ворон считать.

***

…Пировать здесь любили на просторе. Мужики споро повытаскивали из изб столы да лавки и установили их прямо в центре деревни на хорошо утоптанной площадке. Женщины в это время шустро суетились, разогревая что-то в дворовых очагах и выставляя на столы все новые и новые горшки и миски. Я с удовольствием улавливал носом густые запахи копчений и жареной рыбы, чеснока и ещё чего-то незнакомого, но тоже очень вкусного. Под ногами у всех путались взбудораженные дети и собаки. И те, и другие исходили слюной, предвкушая щедрое угощение.

Глядя на то, что все жители деревни, как один, разгуливают босиком, я подумал-подумал и тоже снял сапоги. Как выяснилось – очень правильно сделал. От земли исходило такое приятное тепло, аж мурашки пробежали по телу.

С Ильёй, его отцом и деревенским шейхом Несмеяном мы пристроились чуть в стороне от этой суеты. Беседа наша текла неторопливо и степенно. Между каждой фразой следовало выдержать многозначительную паузу (это я понял после первых же реплик).

–…М-да, – говорил Несмеян. – И надолго князь думает задержаться у нас?

– …Ну, – отвечал я. – Думаю, дня на два, на три.

– …М-да, – вклинивался отец Ильи. – И куда ж твоя путь-дорога протянется? Дале по белу свету шататься, или домой – делом заниматься?

– … Ну, – задумывался я над своей дальнейшей судьбинушкой. – Пока в ваших краях побуду. А там, кто знает?

– …Да! – соглашались со мной хлебопашцы. – Кто знает!..

– … М-да, – снова начинал увядшую беседу шейх. – А с Ильёй как думает князь обойтись? По совести, или по праву?

– …Ну, – осторожничал я. – А это как?

– … Ежели по праву, – вздыхал отец Ильи. – То Илюшенька теперь весь, как есть, с потрохами, принадлежит тебе. Потому как ты его, приговорённого, от злой судьбины избавил. Так что волен его с собой забрать и сыном, або слугой назвать.

– … А ежели по совести? – уточнял я.

– … А ежели по совести, – объяснял Несмеян. – Так оно и есть, по совести. Вот как.

Подумал я, подумал, над предложением этих бесхитростных людей, и ответил:

– …Не для корысти я его излечил. Так что отвечу – по совести.

– …Спаси тебя Бог, – облегчённо вздохнул Несмеян. – Хоть ты и тёмен лицом, а душой светел. Не всякий бы боярин наш так поступил. Хоть и нет у нас ничего, чтобы достойно отблагодарить тебя, но знай, что в нашем роду отныне ты всегда найдёшь приют и поддержку.

– … А что, Несмеян, – опять вмешивался Иван. – А может пусть князь Фёдор у нас до зимы поживёт? Мы ему и с поисками живой воды поможем? А по зиме, как санный путь установится, отправим в Муром. А оттуда по ледовой дороге он и до Булгара легче доберётся?

– .. М-да, – удивлялся шейх. – Светел твой разум, Иван! Что скажешь, княже?

– …Ну, – скрывая свою радость, вздохнул я. – Быть по сему. А только давно хотел спросить, как ваша деревня называется?

– ..?

– .. Для других людей, – пояснил я.

– …Новая деревня, – пожал плечами Несмеян. – А что?

– …Нет, это не имя, – поморщился я. – У всякого уважающего себя селения должно быть особое, запоминающееся имя. Вы ведь свою деревню уважаете?

Моё высказывание застало собеседников врасплох. Я почти слышал, как скрипели их мозги, переваривая столь внезапный поворот.

– .. А ведь верно, Иван! А? – наконец отозвался Несмеян. – Да! Надо будет на пиру с мужиками это обсудить.

Тут он привстал с брёвен, на которых мы удобно сидели, приставил руку ко лбу и стал вглядываться в происходящее у столов.

– Ну, вроде всё, – подвёл итог проведённому обзору шейх. – Пойдём, князь к столу, взглянем, чем нас бабы сегодня побалуют!..

Не люблю я есть, сидя на скамье, но пришлось. Не мог же я отойти от всех и устроиться отдельно на травке? Тем более, вокруг шастают собаки, выпрашивая кости. Меня усадили между Несмеяном и светленькой девушкой с такой нежной, подобно персику, кожей, и длинными светлыми волосами, что я поневоле загляделся на неё. Платье её было совсем безыскусным, зато в волосах у девушки виднелся витой обруч, весьма изящной работы, тоненькую шею обрамляло замысловатое ожерелье из цветного бисера. А на узком пояске позвякивали подвешенные фигурки коньков, птиц и ещё чего-то неразборчивого. Глянешь на этакое и сразу понятно – перед тобой язычница (хотя и очень симпатичная). Обвешалась амулетами и думает, что обезопасила себя.

– Во, – толкнул меня локтём Несмеян, когда девушка подала мне кубок с хмельным мёдом. – Понравилась тебе моя внучка? Снежкой её зовут. Уж я всем обсказал, чтоб раньше Снежки никто к тебе не лип. Потом – ладно, дело житейское. А вот в первую ночь к тебе Снежка придёт. Ясно? Так что нынче не балуй с другими!

И он шутливо погрозил мне пальцем.

Снежка стыдливо потупилась на слова деда, а тот продолжил нравоучения:

– Ты тут не красней, как зорька ясная, а деда слушай! Дед худого не посоветует. Чтоб родила мне к следующей весне правнука от князя заморского. Ясно?

Затем шейх встал и обратился ко всем жителям:

– Ну, друже, выпьем за гостя дорогого!

И пир пошёл по накатанной колее.

Я с удовольствием вгрызался в огромный ломоть лосятины и размышлял о том, как интересно устроен мир. Вот сидят славянские жёны да девы и веселятся вместе с мужчинами. А у нас дома никто и помыслить не мог, чтобы пир общим сделать. И лица свои девы не прячут от мужских взоров. И пиво с вином пьют наравне с мужчинами (это я не о количестве, а о принципе). И никак не мог решить – нравится мне это или нет.

Хотя скорее – нравится. Ведь что по нашим законам, что по мусульманским, женщину никто не должен видеть, кроме её ближайших родственников. И потому одежды у неё глухие, тёмные. А девы славянские одеты в длинные светлые сарафаны, узорами расшитые, в ушах да на шее украшения разные. И оттого сердце кровь гонит по жилам всё быстрее и быстрее.

Но вот что касается еды… О том, как готовят в цивилизованных странах, этим варварам не ведомо. Как не известны и гастрономические изыски, понятные лишь гурманам. Впрочем, за год своих странствий я научился смотреть на всё, что можно жевать, в благожелательном свете. Да и с другой стороны – не попади сюда, разве узнал бы я вкус лосятины (очень похожей кстати на вкус мяса онагра)? Да и грибы мне понравились чрезвычайно. Дома у нас грибы никто за еду не держит, а оказалось, что жареные лисички очень даже хорошо идут под медвежатину и пиво. А вот хмельной мёд напомнил мне чем-то наш набиз.

– Я сама эти грибы жарила, – шёпотом сообщила мне Снежка.

– Здорово у тебя получилось, – одобрительно кивнул я. – Никогда лучше не пробовал!

И видит Ахурамазда, я сказал ей чистую правду.

– Правда? – лишь по шевелению губ я догадался, что она произнесла.

– Послушай, – спросил я у девушки. – Ты что, боишься меня? Неужели я такой страшный? У себя на родине девушкам я нравился.