Уважение д-ра Каллата к разным вероисповеданиям углубило интерес его студента ко всем религиям. «Я мусульманин по рождению, – объяснял Хазрат, – однако я не всегда был доволен верой, которую унаследовал. Как только я стал достаточно компетентен, чтобы перестать ассоциировать себя с ней, я вступил на путь исследования с открытым умом и сердцем. Я освободился от уз традиционных авторитетов и распахнул свой ум для всех влияний».
Хазрат исследовал истинность многих религиозных систем. Он искал ответы на свои вопросы в священных текстах различных конфессий, вступал в дискуссии с богословами и атеистами, и познакомился с современными философскими и естественнонаучными методами. Он настолько увлекся Бхагавадгитой, что перечитывал ее снова и снова и, в конечном итоге, выучил некоторые ее части наизусть.
Хазрат также изучал духовные практики и экспериментировал с ними, пытаясь понять, стоит ли какая-либо неизменная реальность за явлением, которое мы называем «жизнью». Он исследовал йогу и Веданту, омывался в священной воде Ганги, вел жизнь «брахмачарьи» (человека, соблюдающего безбрачие и целенаправленно изучающего йогу) и занимался другими йогическими практиками. Он также погрузился в академическое изучение индуизма. Обучаясь на степень магистра философии в Мусульманском университете Алигарха, он специализировался, как на индуистских, так и на мусульманских философских системах.
Однако его сокровенное желание оставалось неудовлетворенным. Хазрат все еще не нашел тот путь, который искал.
После получения степени магистра Хазрату предложили заняться докторской диссертацией в Соединенных Штатах. Он отказался. Решив следовать наставлению профессора Муджиба – давать, а не брать – он стал работать на факультете университета Джамиа Миллия, хотя мог получить более высокооплачиваемую и престижную должность в любом другом учебном заведении. Многие из его сокурсников не упустили ни единой возможности повысить свой статус и благосостояние, Хазрат же остался в борющемся за существование, начинающем университете, полный решимости служить своим студентам, даже если будет предан осмеянию за свой «идеализм».
Преданность Хазрата Джамиа Миллия основывалась на вере в то, что не существует лучшей работы, чем обучение детей и формирование их характера. Цель школы состояла в подготовке юношей к тому, чтобы стать добропорядочными гражданами, патриотами Индии и настоящими мусульманами, а не инструментами «британской машины», которая доминировала в Индии до провозглашения независимости. Все преподаватели в Джамиа Миллия трудились над этой задачей с рвением миссионеров.
В то время университет Джамиа Миллия не получал государственных субсидий. Его доход полностью состоял из грантов, пожертвований, помощи общины и платы за обучение. Заработок преподавателя был минимален. Хазрат получал сорок рупий в месяц. Д-р Закир Хусейн, ректор Джамиа Миллия, впоследствии ставший президентом Индии, получал лишь восемьдесят рупий. Однако сам труд был вознаграждением для преподавателей. Они исполняли свою работу, как служение Богу – работали ради самой работы.
Служение детям было для Хазрата одним из тех поприщ, на котором его желание найти смысл жизни обрело свое выражение. Кроме того, он продолжал исследовать природу существования философскими и духовными методами. Поступив работать на факультет, он стал помощником профессора Муджиба, что дало ему возможность периодически встречаться с этим человеком для обсуждения рабочих вопросов. Часто они заканчивали дела за двадцать минут и затем в течение часа обсуждали суфизм в свете современной философии и естественных наук.
Однако, несмотря на годы непрестанных исканий и усилий, Хазрат чувствовал разочарование. В душе он полагал, что предпринятый им поиск тяжел, если вообще осуществим.
Хазрат уже почти отчаялся, когда от своего друга Р.Р. Вахиди он узнал, что суфийский мастер Хазрат Шейх Мухаммад Саид Хан (значок №4) направляется в их края. Шейх преподавал арабский язык в школе в Азамгархе (штат Уттар-Прадеш) и приехал на курсы переподготовки в Матхуру – город, расположенный рядом с Вриндаваном, недалеко от Дели.
Г-н Вахиди предложил Хазрату встретиться с Шейхом Саидом Ханом (значок №4) и Хазрат согласился. Оглядываясь назад спустя годы, он говорил: «Я подумал: хорошо, наверное, мне стоит пойти. Может быть, я смогу получить какое-нибудь наставление от этого человека».
Хазрат отправился в Матхуру, надеясь на благоприятную возможность. По прибытии в мечеть его направили в покои шейха. Подойдя к комнате, он увидел внутри (через открытую дверь) сидящего человека, просто одетого, с круглым головным убором. Человек заметил Хазрата и пригласил его войти. Хазрат вручил ему рекомендательное письмо, которое шейх прочитал с одобрением.
Затем Хазрат рассказал шейху, зачем он пришел. Он объяснил, что ищет уже много лет и испробовал разные пути. В завершение он сказал: «Если в вашей науке есть что-то настоящее, пожалуйста, наставьте меня в ней. Однако если ваше учение – лишь разговоры в угоду людям, тогда я предпочел бы не терять ни свое, ни ваше время».
Услышав все это, шейх ответил: «Это путь опыта. Начни, и увидишь, что получится». И ни слова более.
Этот краткий ответ возымел немедленное действие. Хазрат рассказывал: «В тот момент я почувствовал отрешенность от мира и мое сердце наполнилось расположением к этому шейху. Я ощутил любовь в своем сердце». Хазрат тотчас же попросил Шейха Мухаммада Саида Хана (значок №4) принять его в ученики.
С той самой первой встречи Хазрат стал ждать возможности увидеться с учителем Шейха Мухаммада, Хазратом Хамидом Хасаном Алави (значок №4). В следующие зимние каникулы у него такая возможность представилась. Проведя время с Шейхом Алави (значок №4), Хазрат пришел к выводу, что Бог, наконец, ответил на его молитвы. Он был полностью убежден, что нашел верного человека и верный путь, которые удовлетворят его жажду и внутреннее стремление. Так началось путешествие Хазрата.
В суфизме Хазрат обрел удовлетворение, так долго от него ускользавшее. Он также обнаружил более глубокий смысл в религии, в которой был рожден. Несколько десятилетий спустя он заметил: «Сейчас я мусульманин не потому, что принадлежу к мусульманской семье, а потому, что открыл ислам посредством собственной устремленности, исследований и опыта».
Хазрат учился у Шейха Мухаммада Саида Хана (значок №4) в течение тридцати лет, сопровождая шейха в путешествиях и проводя с ним время в его доме в Азамгархе. Хазрат старался быть внимательным к наставлениям шейха, а тот с щедростью откликался на это.
В конечном итоге Хазрат получил разрешение наставлять искателей в сокровенных и глубоких учениях пяти орденов2 суфизма: Накшбанди, Муджаддиди, Чишти, Кадири и Шазили. Наконец, пришел день, когда Шейх Мухаммад Саид Хан (значок №4) сказал ему: «Все, что я получил от своего шейха, я передал тебе. Теперь жди Божьего благословения, ибо успех зависит от Его милости и доброты. Он не приходит в результате совершаемых тобой усилий». Затем он процитировал Коран: «Аллах дарует Свою милость, кому пожелает»3.
В свои первые годы на пути Хазрат, подобно многим новым ученикам, стремился посвящать все свое время медитации и молитве. Однако изучающих «тасаввуф»4 не просят отрекаться от мира, скорее им следует «быть в мире, но не от мира». Обусловленность, склонности и модели поведения глубоко укоренены в нашей повседневной жизни и именно здесь, на этой территории, их следует преодолевать. И опять же, именно на этой территории можно служить Богу и Его творению. Когда Хазрат сообщил Мухаммаду Саиду Хану (значок №4) о желании оставить работу и полностью посвятить себя духовной практике, шейх запретил ему делать это. Мирской труд – непременное условие успеха на пути, объяснил он. Хазрат продолжил работать преподавателем и позднее возглавил Джамиа Миллия, уйдя на покой после тридцати шести лет работы в школе.
Пока его шейх был жив, Хазрат направил свои усилия на то, чтобы сделать суфийские учения более доступными. Долгое время его расстраивало то, что в Индию приезжали люди со всего света в поисках истины, но лишь немногие открывали для себя преимущества суфийского пути. Большинство склонялись к более известным школам веданты и йоги. Найти техники было легко. Гуру ездили по всему миру и открывали учебные центры. Признаки настоящего продвижения, однако, были более, чем редки, в особенности если иметь в виду такое продвижение, которое отражает потребности людей, вынужденных жить и работать в современном обществе.
