Здешний английский язык Томас понимал ещё хуже, чем тот, на котором говорили в Буффало, тем более что некоторые слова были ему просто незнакомы. В его мире ещё не существовало понятия «ведущий инженер». Но каску и жилет он послушно взял и натянул, напоминая себе, что нельзя смотреть людям в глаза. Впрочем, местные сотрудники и не пытались на него посмотреть, их внимание было сосредоточенно на подростках.

Их провели внутрь здания, там было очень чисто, работали люди разных возрастов и цветов кожи. На всех были каски, жилеты и такие странные бирочки, Томас не сразу понял, что это, только потом разглядел, что там указаны имя, фамилия и, кажется, должность. Женщин среди работников оказалось довольно много.

Софи Митчелл рассказывала об истории строительства ГРЭС, о том, как возводили плотину, как решали проблемы, связанные с частыми землетрясениями. Вопросов у Томаса было столько, что он терялся, о чём спрашивать в первую очередь. Да ещё так много незнакомых или непонятных слов. В конце концов он просто мысленно махнул рукой, решив, что прочитает ещё раз энциклопедию о технике, и стал просто рассматривать всё вокруг.

Он подмечал те же концепции, которые отметил в технике, использующейся в ситтине — удобство, простота, красота. Томас смутно представлял, что за этой кажущейся простотой стоят годы решений и разработок.

Когда экскурсия наконец закончилась и негритянка предложила задавать вопросы, Томас подошёл к миссис Шук.

— Я хочу узнать, где учат специалистов этой электростанции. И что это за материалы, — младший Шарп показал на детали из усиленных пластиков. — И я не понял, в чём хранят электричество.

— Я расскажу об этом дома, — пообещала Туу-Тикки. — Электричество не хранят, оно сразу отправляется по проводам дальше, к конечному потребителю. Например, в наш ситтин. Инженеров учат в Калифорнийском университете, техников — в местных колледжах. Инженеры учатся шесть лет, техники — четыре года. Материалы — пластики, результат сложного синтеза нефти. В детских энциклопедиях было что-то на эту тему.

Они вышли на смотровую площадку плотины, с которой было видно и водохранилище, и высоченная изогнутая стена плотины, и река внизу, и покрытые лесами горы до самого горизонта. Эдит взяла Томаса за руку — тут было так шумно, что невозможно было говорить. Вода ревела и грохотала, над плотиной стояли радуги.

Томас мельком улыбнулся жене, жадно оглядываясь по сторонам. В их мире уже использовали бетон и железобетон, но стену такого размера и такой гладкости младшему Шарпу видеть не приходилось. И сила напора стиснутой плотиной воды — Томас не брался представить, насколько она велика.

Воистину это странный мир — другие люди, другие обычаи, другая техника. Будет ли их мир развиваться так же или нет? Не угадаешь. И что интереснее — жить здесь, нагнать сто лет или вернуться к себе, туда, где столько всего ещё предстоит открыть и изобрести?

Другие экскурсанты собирались по двое и группками и, кажется, фотографировались. Потом негритянка собрала всех и вывела обратно на исходную площадку.

Эдит сдала жилет и каску, поправила волосы. Она была ошарашена до немоты. И старалась не выпускать руки Томаса. Ее поразила громадность станции — плотины, агрегатов, зданий. Но еще сильнее ее потрясла женщина, которая вела экскурсию. То, что она черная, то, что она инженер, то, что она тут главная… Эдит всегда стояла горой за равноправие и социальную справедливость, но еще никогда не видела их в действии.

— А вот теперь — на пикник, — предложила Туу-Тикки.

— Да, — охотно согласился Томас, после длинной дороги и захватывающей экскурсии он был голоден, словно не ел неделю. — Эдит, у тебя такие глаза… Тебя что-то напугало?

— Нет-нет, — рассеянно сказала Эдит. — Мне просто странно видеть в действии, как реализовалось то, за что я боролась, понимаешь?

— А за что ты боролась? — удивился Томас. — Я знаю, что ты пишешь книги…

— За равное отношение ко всем расам, — начала перечислять Эдит, — за то, чтобы работающие женщины получали равную плату с мужчинами, за то, чтобы девушки могли получать высшее образование, если они этого хотят, за право женщин голосовать…

Туу-Тикки тем временем вынула из багажника корзинку и плед, тронула Эдит за локоть и повела в обход станции к лесу.

Томас потёр лоб свободной рукой. Политичекие партии, движения и решения его никогда не интересовали. Унаследованный титул не давал ему права на место в Палате Лордов. Суфражисток он если и видел, то никогда не обращал внимания.

— Думаю, я промолчу, — сказал Томас.

— Помоги даме, — подтолкнула его Эдит, указывая на Туу-Тикки.

— Прошу прощения, — спохватился Томас, — могу я что-то из этого взять?

Туу-Тикки протянула ему корзинку — та была довольно увесистой.

В лесу было прохладно, свет пробивался сквозь золотые и алые кроны, бесшумно падали листья. Идти до кемпинга было не очень далеко. Туу-Тикки оглядела площадку со столами и скамейками, выбрала тот стол, что был поближе к воде, забрала у Томаса корзинку и принялась накрывать на стол. Клетчатая синяя скатерть, стальные тарелки и кружки, стальные приборы… Из еды она взяла салаты, холодное мясо, пироги, сыры и сэндвичи, бутылку вина и два термоса — с кофе и с чаем.

Томас открыл вино, после стольких впечатлений он нуждался в алкоголе. На свежем воздухе — осенний воздух отчётливо пах землёй и палыми листьями и еле ощутимо — дымом, — простая еда была восхитительно вкусной. А когда первый голод был утолён, можно было обдумать увиденное.

— Жаль, я понимал далеко не всё, что госпожа Митчелл говорила, — сказал Томас. — Разница в нашем образовании ещё больше, чем в языке.

— Да, это сложно, — согласилась Туу-Тикки. — Появилось очень много новых понятий, новых терминов. Новые отрасли знаний порождают новые слова. Но тебе понравилось?

— Да, это было потрясающе! — Томас взмахнул ножом, которым резал мясо. — Столько всего придумано, изменено. Стихия, которую взнуздали, как лошадь! Я очарован.

— Надо будет съездить еще и на ветряную электростанцию, — сказала она. — Это на юге. Эдит, ты не против?

Эдит прожевала кусочек сэндвича и ответила:

— Совсем не против. Скажи, а я могла бы научиться водить автомобиль?

— Почему нет? Это несложно.

— Научишь меня?

— Мы подумаем, как это осуществить, — пообещала Туу-Тикки.

— Ты не очень устала? — Туу-Тикки легко коснулась плеча сидевшей у камина Эдит.

— Нет, — Эдит обернулась, качнула головой. — Вот Томас — он переполнен впечатлениями. Я тоже, но не так сильно. Здешняя женская мода… Я даже не могу назвать ее неприличной, она просто за гранью приличий. И хорошо, что мистер Эккенер предупредил нас. Видеть главного инженера электростанции было очень странно. Я и не думала, что черная женщина… — Эдит покачала головой.

— Такое это место — такой мир, такая страна, — Туу-Тикки опустилась в соседнее кресло. — И все же это хорошее место.

— Потому что женщина может быть инженером?

— Или домохозяйкой, или предпринимателем, или изобретателем, или водителем тяжелого грузовика, — кивнула Туу-Тикки. — Кем захочет.

— А почему некоторые женщины на улицах носят детей на себе в перевязи?

— Им так удобнее, чем с коляской.

— Но почему бы не оставить ребенка с няней?

— Если ребенок все время будет с няней, он будет любить ее больше, чем маму, и примет ее ценности, а не ценности родителей.

— Понятно… — задумчиво сказала Эдит. — Я бы хотела почитать о том, как сейчас воспитывают детей. Ты говорила, что современные женщины сами выбирают, когда рожать. А как они это делают?

— Я как раз хотела побеседовать с тобой об этом, — промолвила Туу-Тикки. — Вы с Томасом не используете никаких средств, предупреждающих беременность?

— Нет… — Эдит была растеряна. — А надо?

— А как ты думаешь?

— Я всегда думала, что детей дает Бог. В моем мире, в мое время на это никак нельзя повлиять.