Трясясь в вагоне и шатаясь, будто выпил Рид не утром, а вот прям сейчас, детектив двигался из вагона в вагон. Нажать кнопку, дождаться загоревшейся лампочки, открыть дверь, подождать, пока она закроется, потом открывается вторая дверь, и только после этого можно было идти дальше, пока очередное электронное препятствие не заставит проделывать монотонную операцию. Казалось, даже транспортируй кто синхронно с этим «обходом» мед из одной бочки в другую, справился бы быстрее. При всем при том, что опустошать первую бочку надо было потихоньку, транспортируя мед в другой бочонок, наблюдая за наслаивающейся золотисто-оранжевой горкой, никуда не торопясь. Несомненно, так можно бы перенести мед раньше, чем напарники прошли бы из одного конца поезда в другой.
Операция по обнаружению террористов была опасна не только для полицейских, сидящих под прикрытием в каждом поезде (жаль, что не вагоне), не только для андроидов RK900, скрывающихся в четырех разных составах (которые в равной степени вероятности могли проскочить мимо департамента в полночь, а упускать шанс поймать подрывника, пуская всю четверку в один поезд — глупо). Эта миссия была опасна и для гражданских, которые, похоже вовсе не подозревали о том, что в любой момент кресло или угол рядом с ними может разгореться огненной розой, выпуская клубы желтого, черного и алого пламени прямо в их перекошенные от ужаса лица. Да, большинство из простого люда было принудительно высажено, но в поездах оставалась небольшая доля людей и андроидов (подставные гражданские в основном, на самом деле являющиеся блюстителями закона под прикрытием), которые все еще могли попасть под раздачу в случае ошибки кого бы то ни было из осведомленных. Фаулер с Коннором и группой спецназа дожидались двенадцати часов поезда на платформе, курируя операцией, насколько это возможно, на все четыре стороны.
Время то замедлялось, то летело с бешеной скоростью, давя на нервы всем и каждому, особенно Гэвину Риду, в этот момент уставшему от постоянного перекачивания из одного конца поезда в другой. Даже с напарником, дышащем чуть ли не в затылок, веселого было немного в поисках без перестрелок и хоть доли понимания, что и кого ищут. Рид должен выбрать ближайшую дверь и прислониться к ней (игнорируя предостережение не делать этого, висящее наклейкой на стекле нового состава). Ричард встал напротив, схватившись за поручень и оглядев вагон. Они уже четвертый раз обходили поезд и пока не видели ни подозрительных личностей, ни уже «знакомые лица». Гэвин устало вздохнул, недовольно прорычав:
— Ну и нахуй я здесь? Цирк уродов, ей-богу, — отозвался Гэвин, впервые за долгое время сосредоточив взгляд на лице напарника. «Киберлайф» знали, что делали, создавая этого андроида-детектива. Сейчас это была будто другая личность: волосы, цвета начищенного золотого значка, непроницаемые темно-голубые глаза, как две астры из букета, которые Рид положил несколькими днями ранее на могилу отца, да и лицо было третьим по счету, которое Ричард мог использовать (оно было с бородой, матерь божья, до чего только киберлайфовские ублюдки не докатятся). Гэвин к этому образу даже привыкать не собирался, плюясь на него всякий раз, как была возможность. — Скорее бы уже вся эта клоунада закончилась. Тебе самому это не нравится, хоть бы поныл вместе со мной, пластиковый Стив Роджерс*, — пробурчал Гэвин. RK900 поправил свободной рукой ворот зеленой рубашки в белую клетку и беспокойно взглянул на напарника. Это был бросок на поддержку, или Гэвин Рид не нуждается в схожем с его мнением напарника?
— У нас с вами три минуты, чтобы подумать, прежде чем вернемся к поискам, — отозвался андроид, по-человечески посмотрев на часы, одолженные ему одним из полицейских с южного филиала департамента. Образ он сохранял исправно, диод даже отковырял (зачем, если потом обратно прицепит? Глупая машина). — Если вас что-то отвлекает, то лучше сейчас закрыть эту тему и перейти к насущному вопросу, детектив.
— Я с тобой теперь разговаривать нормально не могу, ты будто другой человек, черт, — вжавшись в дверь и посмотрев на пролетающие мимо городские пейзажи, освещенные тусклыми фонарными столбами, раздраженно выдохнул Гэвин. — Переживу, — небрежно бросил он, пригладив собственные волосы.
Даже непонятно, от чего Рид сейчас больше злился: от того, как непривычно выглядит напарник, перевоплощенный в очередного красавчика (все равно выделяющегося из толпы), на фоне которого Гэвин выглядит бомжом, или от того, что Ричард так и не рассказал всей истории, которая произошла в «Пурпурной прозе», то постоянно откладывая вопросы Гэвина, то ссылаясь на неприязнь к воспоминаниям, вовсе игнорировал попытки узнать правду. Вот поэтому Гэвин не любил работать с напарниками в принципе. С ними обязательно увязываются какие-то личные истории, конфликты, нервотрепки… а этот еще и андроиднутый. Комбо просто! Поезд начал резко тормозить, отчего Ричарду пришлось на пару секунд ступить вперед, на детектива, чтобы не потерять равновесие. RK немного подвис. «Детектив Рид назвал меня человеком?» — ошарашенно думал он, отстраняясь на прежнее место, даже не заметив, как показатели напарника слегка пошатнулись (что можно было списать на нервы в любом случае).
— Вам в принципе не нравится эта функция? — негромко уточнил Ричард и, когда Гэвин еле заметно кивнул, глядя ему прямо в глаза (будто чужие, хоть и участливые, как и всегда), выдохнул. — Зато она не закрепляет за мной статуса очередного Коннора в глазах остальных, сэр, мне это уже немного, но упрощает жизнь, — Ричард поджал губы, поймав взволнованный (или кажется?) взгляд вечно серо-голубых глаз Гэвина.
— Ты мне не все причины тогда рассказал, да? На крыше, — невовремя спросил Гэвин. Он выжидающе смотрел в мельтешащие радужки напарника, пока тот соображал (был бы на нем диод, давно бы окрасился в желтый). — В чем дело?
Ричард сильнее сжал поручень, глядя за спину детектива, в окно, в ночь, в свое отражение в стекле. Это не его лицо. Не его глаза. Не его цвет волос, кожи. Даже в своем «обычном» лице Ричард не до конца считал себя Ричардом. Как машине ему должно быть все равно, как он выглядит, но как личности… Невовремя, конечно, начали они выяснять отношения, но лучше и вправду разобрать этот ящик сейчас, пока он не рухнул им на головы, как и все, о чем напарники умалчивают друг другу.
— Дело в вас, — нехотя признался Ричард. Гэвин выгнул одну бровь, ожидая продолжения рассказа. Опять судьба подбрасывает охуенный поворот. — Вы бы восприняли, как минимум, мою внешность в штыки. Это бы помешало работе сильнее, чем даже факт того, что я не живой человек, — сказал Ричард, еще раз обведя вагон глазами, лишь бы не смотреть на детектива. Они уже четыре минуты простаивают, надо двигаться. — Я не хотел наблюдать вашего дискомфорта. Уже тогда, зимой, — добавил чуть тише андроид, нервно сглотнув, смотря себе под ноги. — Я общался с Коннором и Хэнком немного дольше, чем с вами, поэтому успел набрать немного информации о предстоящем месте работы. Когда узнал, что моим напарником будете вы, сэр, то тогда я решил изменить лицо, — совсем понурив голову, сказал он. — Чтобы у вас не было со мной плохих ассоциаций, как с клоном Коннора или чем-то подобным, — Ричард поднял боязливый взгляд, собираясь увидеть что угодно, но не еле различимую улыбку на ровном лице напарника.
— Дебил, — отозвался Гэвин, шутливо толкнув напарника в плечо и закатив глаза. Такие заявления невероятно льстили. И они были очень странные. Приятный момент (с хуя приятный? ну, допустим) был омрачен мелькнувшими где-то в соседнем вагоне двумя белыми головами. Неестественно белыми. Ричард без лишних слов пропустил напарника вперед, в любой момент, если потребуется, готовый отдернуть его назад от опасности.
До департамента оставалась одна остановка. Четыре минуты и шесть секунд. Как и до полуночи.
В соседнем вагоне, в самом конце, в углу, нагло развалившись на четыре сидения, стоящие в ряд, лежал пацан в медицинской маске. Белесый блондин, с надвинутой на лицо кепкой и с огромным рюкзаком, в котором явно было что-то потяжелее учебников. Гэвин многозначительно посмотрел на Ричарда. Они — не они? Парнишка лежал на ногах еще одного (второй тоже носил маску на лице, но черную), у которого из-под капюшона черной толстовки прорисовывалась идентичного цвета белоснежная прядь.
