ВСЕ НАЧИНАЕТСЯ СО СМЕРТИ
И дернул же меня черт заглянуть в овраг, вдоль которого я возвращалась домой с дачи! Дача находится не далеко, но и не близко. Я даже могу ее видеть из окна своей квартиры. В бинокль, конечно. Но для немолодой женщины, какой я себя считала к 40 годам, путь был нелегкий, если учесть, что возвращалась я после трудового подвига. Заметила, что каждый раз уже почти подходя к дому, ноги как будто наливаются свинцом и даже становятся кривыми, да и вес почему-то прибавляется, идти с каждым шагом все тяжелее, а в голове назойливо бьется только одна мысль: «Быстрей бы оказаться дома».
Так было и в этот раз. Когда второе дыхание уже закончилось, а третье и вообще не собиралось открываться, я, проходя вдоль оврага, краем глаза выхватила какое-то яркое пятно. Не останавливаясь, сделала полшага влево и взглянула вниз. Яркая и даже знакомая куртка лежала на склоне. Ужас заключался в том, что куртка была надета на человека. Спустившись чуть ниже и разглядев золотистый затылок, я остановилась, переводя дыхание от волнения. Парень лежал лицом вниз, как-то неестественно вывернув левую руку. Один кроссовок слетел, я машинально поискала его взглядом, но не нашла. Спустившись еще ниже, потрогала вывернутую руку, которая была ближе ко мне. Рука была ледяная! Овраг неглубокий, но крутой, стоять было неудобно. Но уходить я уже не собиралась. Мне нужно было увидеть лицо парня. Обойдя его по склону, я смогла взглянуть на него. Знакомое лицо! Неподвижный зеленый глаз смотрел прямо на меня. Это был сын моей лучшей подруги! Я даже села от неожиданности. Не веря глазам и ощущениям, я потрясла его за плечо, глупо надеясь, что он просто крепко спит. «Олежка, Олег», – испуганно позвала я его.
Трясущимися руками достала телефон и стала набирать номер полиции. Но не позвонила, сбросила. И решительно набрала номер подруги. Интересно, а как поступили бы вы на моем месте? Попадая в неприятности, мы, как бы щадя своих близких, просим: «Не говорите моей маме, папе, жене…» Мы запоздало бережем их! А ведь именно близкие люди способны помочь, пожалеть, поддержать, отругать. И просто любить нас такими, какие мы есть. И поэтому они имеют право знать о нас все.
Гудок, еще, еще… и вдруг веселый голос Ритки:
– Привет, только что хотела тебе позвонить.
– Рита, – подруга продолжала что-то говорить. – Рита! – закричала я, чтобы остановить ее. Я не знала, как говорить об этом. – Рита, здесь Олежка, – в трубке возникла тишина. Наверное, мой голос насторожил подругу. – Он мертвый.
Сначала на место прибыл участковый. Мы вдвоем едва удерживали рыдающую Риту. Оперативно-следственная бригада тоже приехала довольно быстро. Меня о чем-то спрашивали, и я послушно отвечала. Но едва ли я смогла бы узнать людей или вспомнить вопросы. В памяти остался ужас, безумная Рита и ощущение нереальности, будто это все происходило не наяву, а во сне.
Полмесяца прошли в каком-то беспамятстве. Не знаю, как Рита пережила эти дни, хотя я была с ней рядом. Осознание произошедшего и необратимости приходило постепенно. И от этого становилось еще страшнее. Почему светит солнце, поют птицы, смеются люди? Почему все это не остановилось и не замерло? Ведь случилось такое горе! Мы были с Ритой каждый день вместе, мы переживали горе вместе. Но, конечно, по-разному. И я не сразу заметила, что от моей подруги все чаще пахнет спиртным, она старается уединиться, отстраниться от меня.
Рита с Виталиком познакомились на первом курсе иняза в пединституте. Таких страстей, пожалуй, не видел институт со дня своего открытия. Оба заводные, энергичные – они и ссорились навсегда, и мирились как в последний раз. Рождение Олежки ничего не изменило в отношениях между супругами. Пожалуй, этот эгоизм друг другом, накал страстей и некоторая самоуверенность, присущая влюбленным, и отдалили их от сына. Увлеченные собой родители, сомнительные друзья, травка – все как бы подталкивало парнишку на преступный путь.
Много нового о своем сыне родители узнали только на суде. Группа молодых ребят угоняла машины, перебивала номера и перепродавала их. Но «бизнес» не задался. Группа была задержана и осуждена. И так как Олег был несовершеннолетний, плюс умелые действия адвоката, его осудили условно.
Открывшаяся правда, трагедия, случившаяся с сыном, вдруг сломали семью. Отец не смог смириться с позором – ушел, а вскоре и совсем уехал из города. И Рита, внезапно прозревшая, брошенная мужем, оставшаяся после суда практически без средств, отчаянно стала бороться за сына. И вдруг новый страшный удар судьбы – гибель Олега.
Подруга менялась на глазах. Из жизнерадостной, немного заносчивой, она превратилась в неряшливую пьяницу. Нужно было что-то делать. Уговоры, угрозы на нее не действовали. Смерть сына стала смертью и для нее.
Два раза меня вызывал следователь. Немолодой мужчина лет 50, волосы с проседью, усталый взгляд и вечно недовольный вид, который не вязался со смешной фамилией Лисичкин.
Встретившись с Пал Палычем в очередной раз, ответив на одни и те же вопросы, я ядовито поинтересовалась:
– Как продвигается следствие?
Пал Палыч стал перекладывать бумаги с одного края стола на другой, лоб у него покрылся испариной.
– Улик нет, как и нет свидетелей, все указывает на то, что это был несчастный случай, – монотонно-заученно ответил он, не глядя на меня.
– Что же вы за сыщики такие? Погиб молодой парень, а вы ничего не делаете, чтобы найти виновных. Изображаете занятость, но если вы так расследуете и все остальные дела, то ваше место на лавочке у подъезда! – я уже кричала, доведённая до отчаяния случившимся с Олегом и Ритой.
Пал Палыч замер, посмотрел мне прямо в глаза, лицо его вдруг покраснело, как у мальчишки, стащившего конфету:
– Вот этим я и буду заниматься в ближайшее время. Я ухожу на пенсию.
– Вот! Действительно, зачем напрягаться? Парня не вернуть, мать спивается от горя. Зато вы уйдете на пенсию с репутацией супергероя, ведь и остальные дела раскрываются так же быстро. Да идите вы, – я вовремя остановилась, чтобы не сказать точное место, – на пенсию! Без вас обойдемся!
Всю дорогу до дома подруги я разговаривала сама с собой, возмущалась, спорила. Рита сегодня была трезвой. Серое припухшее лицо, пустые глаза и никаких эмоций на лице. Она безразлично молча выслушала мой гневный монолог.
– Ты зачем пришла? – тихо спросила она. – Ты пришла рассказать мне, что всему миру наплевать на моего сына? – ее глаза сузились и смотрели на меня с такой злобой, что мне захотелось немедленно уйти. Было жутко и больно видеть ее такой.
– Рита, зачем ты так?
– Уходи, – слово-хлыст. Я обиженно вскочила и направилась к двери, но не удержалась.
– А тебе самой–то есть дело до сына?
– Вон.
– Ты целыми днями пьешь и ни разу не сходила в полицию, не поинтересовалась, как идет следствие, не потребовала, чтобы они искали. Ты сходила к друзьям Олега, его девушке? Может быть, они что-то знают. Ведь вокруг люди, не может быть, что никто и ничего не знает.
Рита молча рассматривала меня, как будто видела впервые.
– Если полиция не хочет заниматься поиском преступника, мы сами найдем его! – опрометчиво заявила я. – Я ухожу, а ты решай, что будешь делать – продолжать пить или искать виновных.
И ушла. В глазах Риты появился интерес.
Прошло долгих 6 дней. На седьмой день раздался звонок в дверь. На пороге стояла «моя» Рита. Рыжие волосы уложены в прическу, ноготки поблескивали свежим лаком. От нее пахло ее любимыми духами «Валентино». И только припухшие веки напоминали о печальных днях.
– Привет, – буднично сказала подруга, проходя в комнату, – с чего начнем?
Она уселась в кресло, закинув ногу на ногу и в упор глядя на меня. Я бросилась ей на шею и не удержалась, расплакалась: по-щенячьи тихо поскуливая, сглатывая слезы и боясь что-то испортить. Подруга какое-то время пыталась держаться независимо. Но потом обмякла и тоже расплакалась.
