− Я ни в чем не виновен! − яростно выкрикнул колдун. − Я устал оправдываться!

− Конечно, ты не веришь мне. Ты привык считать всех Белых магов бездарными идиотами, не способными к истинной, стихийной магии. Но, увы, ты покинул нас раньше, чем прошел тот круг посвящения, на котором ученики узнают, что их учителя в свое время вполне осознанно отказались от стихийного волшебства, ибо оно очень опасно.

− Оно опасно ровно настолько, насколько вы хотите скрыть умение его использовать от своих учеников ввиду собственной бездарности, − процедил Эдвин.

− Отнюдь, − с горечью в голосе сказал Серхас. − Оно опасно настолько, что может уничтожить целый мир. Ведь по сути, стихийная магия − это твое творчество. Творя что-либо по своему усмотрению, ты создаешь что-то новое, вкладывая в это частичку себя. А создавая новое, ты необратимо меняешь мир. Меняешь не столько совершаемым колдовством, сколько своими внутренними переживаниями, которые неотделимы от творимого тобой чародейства. Белые маги отказались от стихийной волшбы, отказались от творчества, ибо, творя, мы изменяем мир, уподобляя его миру своей души. Но никто не может ручаться за то, что душа мага полна добра и созидания и изменит мир к лучшему, а не уничтожит его.

Эдвин ничего не ответил, лишь крепко закусив губу. Кулаки его разжались, а плечи безвольно опустились.

− Я вижу, мои слова, наконец, возымели действие. Мы, Белые маги давно изучаем разлом и на данный момент не видим другого пути спасения, кроме твоей смерти. Но никто не в силах заставить тебя отдать свою жизнь ради нашего спасения. Ты пришел за доказательствами. Возьми их. Быть может, изучив все бумаги ты все же решишь пожертвовать собой. А быть может, сможешь найти другой путь спасения, ведь никто лучше тебя не разберется в твоей магии и в твоей душе.

Договорив, Серхас кивнул серафимам, те расступились, опуская копья, освобождая путь к двери архива. Чуть помедлив, Эдвин повернулся ко мне, избегая смотреть в глаза, грубо сорвал с моей шеи медальон и решительно прошел в комнату с бумагами. Пробыв там считанные мгновенья, чародей вернулся в кабинет, повесил амулет себе на шею. И столкнувшись со мной взглядом, замер в нерешительности.

− Алкэ, я думаю, тебе лучше остаться в Мраморном замке, − учтиво посоветовал Серхас. Я удивленно приподняла брови. − Я бы мог пообещать тебе скорое возвращение домой в случае, если ты останешься у нас, однако, не хочу говорить ложь, которой ты и так, скорее всего, не поверишь. Белые маги могли бы дать обратный ход перемещающему заклинанию, но, увы, все наши силы брошены на борьбу с разломом. Единственное что я тебе могу гарантировать — это безопасность.

− Если этому миру суждено погибнуть, вряд ли в Мраморном замке моей жизни будет грозить меньшая опасность, чем рядом с Эдвином, − стараясь выдержать не менее учтивый тон, ответила я.

− С этим я не могу поспорить, − согласился архимаг. − Однако, должен предупредить, что Эдвин может быть опасен не меньше Пасти. Ты видела от него только добро и доверяешь ему. Но знаешь ли ты, каков он бывает в гневе и как легко он приходит в ярость? Знаешь ли ты сколько своих сверстников он убил и покалечил еще будучи моим учеником?

Я отшатнулась назад, ошеломленная словами Серхаса, но в глубине души верим им не хотелось.

− Эдвин, это правда? − спросила я у колдуна, еле шевеля вмиг пересохшими губами и языком.

Он отвел глаза, закусил губы и тихо ответил:

− Да.

Прозвучало, как приговор. Я стояла как вкопанная, не зная, что ответить, хотя говорить все равно ничего не хотелось.

− Что ж, Алкэ, выбор за тобой, − отстраненно произнес Серхас. − С нами ты будешь в безопасности или до уничтожения мира, или до уничтожения разлома. А с колдуном можешь не дожить ни до одной из этих знаменательных дат.

Я молчала, опустив голову. Но Эдвин понял все без слов.

− Прощай, − сказал он как можно беспечнее. − И прости.

− Прощай… − машинально повторила я.

Колдун отошел в сторонку, готовясь к телепортации. Туманная дымка уже окружила его, окутав ноги плотной пеленой. В голове у меня нервно копошились обрывки мыслей, не представляющие из себя ничего хорошего. Но к голосу рассудка я, увы, прислушиваться не привыкла. А потому неожиданно даже для самой себя с криком «Я с тобой!» бросилась Эдвину на шею.

Он молча обнял меня левой рукой, а правой накинул полу плаща, укрыв с головой.

За миг до этого, я бросила быстрый взгляд в сторону архимага, и мне померещилось, что лицо его озарила удовлетворенная и на удивление добрая, благожелательная улыбка. Я нашла эти чувства несовместимыми с данной личностью и обстоятельствами и отнесла увиденное к последствиям разыгравшегося воображения.

========== VII ==========

Когда мои ноги вновь ощутили твердую опору, то бишь пол кабинета колдуна, Эдвин откинул полу плаща и, чуть помедлив, выпустил меня из своих объятий.

− Почему ты ушла со мной? − спросил он после нескольких минут неловкого молчания, старательно отводя глаза. Я замялась.

− Не знаю, − честно ответила я. − Просто поняла, что хочу быть с тобой…

Снова повисла напряженная тишина.

− Серхас не врал насчет того, что я сделал со многими начинающими магами, − стараясь быть бесстрастным, сказал колдун.

Уж лучше бы он молчал! Пессимистичное подозрение о том, что я нахожусь в гостях у серийного убийцы-маньяка, а до ближайшего людского поселения топать далеко, долго и, в случае чего, наверняка, бесперспективно, невольно закралось в сознание. Невыносимо захотелось вернуться на несколько мгновений назад и остаться со старыми добрыми Белыми магами. Ну или на крайний случай провалиться сквозь землю, чтоб долго не мучаться.

− Почему ты делал это? − спросила я, даже не расслышав собственного голоса.

− Я им мстил, − спокойно ответил чародей. − Когда я только попал в Мраморный замок, то представлял из себя довольно жалкое зрелище. Тихий, замкнутый, слабый и болезненный. У меня не было друзей, зато желающих поиздеваться − хоть отбавляй. А спустя годы, я ощутил в себе огромную силу. И захотел отомстить. Я не оправдываюсь, не подумай. Я вполне осознанно убивал и калечил своих обидчиков.

От его слов мурашки нервно забегали по спине. «Я не оправдываюсь, не подумай…» − вертелось в голове. Да, Эдвин не любил оправдываться, и, да, Эдвин был виновен. Но при этом я отказывалась видеть в нем жестокого и хладнокровного убийцу. Мое воображение живо рисовало образ забитого, запуганного и ощерившегося на весь мир мальчишки, не видевшего добра от людей и платившего им той же монетой, возвращая назад все причиненное зло, помноженное на испытанную им боль. Да, он был виновен, и эту вину с него не снимет ни время, ни раскаяние, но вина тех, кто окружал его и сделал таким, была не меньше.

Я не умею подбирать нужные слова, не умею ободрять и успокаивать. Я просто молча подошла к Эдвину, обвила руки вокруг шеи и уткнулась лицом в грудь, сдерживая внезапно подкативший к горлу комок.

Так хотелось прижать его, обнять крепко-крепко, защитить от всех бед и невзгод, от жестокого мира, забрать себе всю его боль!

Колдун долго раздумывал прежде, чем его руки коснулись моей спины, начали бережно ее поглаживать. Потом зарылся лицом мне в волосы и прошептал:

− Я очень боюсь за тебя, боюсь причинить боль. Но клянусь, что сделаю все возможное, чтобы уберечь тебя от всех опасностей. И от себя тоже…

− Я знаю, − тихо ответила я, подняв голову.

Эдвин посмотрел мне в глаза. А я всем своим телом ощутила, как лихорадочно и громко забилось его сердце.

«Идеальный момент для поцелуя», − подумалось вдруг. Словно услышав мои мысли, чародей склонился немного ниже, его порывистое учащенное дыхание коснулось моего лица. Я откинула голову чуть назад, как и полагается девицам в таких ситуациях.

Дотянуться до губ Эдвина самостоятельно не составляло никакого труда, но мне всегда виделась какая-то особая прелесть в том, чтобы словно со стороны наблюдать за мужчиной в момент физического проявления его чувств. Первые мгновения близости всегда особые, яркие, запоминающиеся, эмоционально окрашенные. Они словно бабочки, прекрасные и хрупкие. Замрешь, задержишь дыхание, любуясь ими − насладишься их неповторимой красотой; но достаточно одного неловкого движения для того, чтобы осыпалась пыльца с крылышек и разрушилось все очарование.