— Менталисты, собственно, только этим и занимаются, — легко ответила Фрида. — Другое дело, что мало их, и шифруются они обычно почище некромантов. А уж дерут за свои услуги столько… Если хочешь, чтобы дядюшка на тебя переписал наследство, а не кузине его оставил, которая десять лет за ним ходила, половину этого наследства отдать придётся. А если захочешь глупого колдуна с носом оставить, то совесть так загрызёт, что своими руками сладишь затяжную петельку и покаянное письмо оставишь, оговорил-де кузину перед дядюшкой, чистую голубицу, и жить теперь с этим не можешь. Молишь Девятерых, чтобы дали в следующем перерождении искупить нынешние грехи, деньги же делишь поровну между голубицей и мудрым старцем, укорившим грешника и пробудившим в нём совесть.

Ламберт зябко повёл плечами, хотя в подвале, куда набилась целая толпа, было, в общем, совсем не холодно. Душновато даже.

— Работа очень тонкая, — неторопливо продолжила магичка, — делаться должна неспешно, потому что меняться человек должен постепенно, чтобы никому и в голову не пришло, будто его менталист окучивает. А с чего такие вопросы, сир Ламберт? Потому что ваш брат выгнал старую дуру, которая всем здесь уже до смерти надоела, хотя ещё год назад как-то терпел её? Ну так, сами видели, даже Елену можно вывести из себя, а у супруги вашей терпения заметно побольше, чем у господина барона.

Ламберт подумал, что будь он сам на месте Елены, Аделаида не замок бы освещала роскошным фонарём под глазом (какой у него как раз намечается, кстати), а лежала бы в лубках.

— Да Георга, похоже, ещё в Озёрном довели, — сказал он. — Вот он и сорвался: приехал домой, а здесь такая же… тётушка. А чары… подчиняющие, или как это назвать, не всякий маг может наложить?

— Ох, — вздохнула Фрида, — вроде мы ничего особо не скрываем, а если и любим прихвастнуть, так исключительно в рамках своей школы. А нас всё равно подозревают в каких-то совершенно немыслимых вещах! Стихийница я, сир Ламберт, тупая боёвка. Вон хоть Феликса спросите, кому и что я могу внушить. Ну, то есть, внушить-то я могу, ещё как, но для этого мне надо либо ледышкой в пять фунтов весом об стену шмякнуть, либо заставить мост обледенеть на всю длину разом. Очень, говорят, внушительно получается. Но мозголом из меня, как из деревенского кузнеца ювелир.

— Да не про вас я! — сказал Ламберт с досадой. Слишком громко сказал, но никто даже не оглянулся, потому что ещё несколько человек, похватав деревяшки подходящего размера ринулись разучивать новый приём, а остальные с интересом следили за тем, что у них получается.

— А про кого? Про… Сот Трижды Мудрейшая, это вы Феликса подозреваете, что ли? — развеселилась она. — В привороте, да?

Она по-девчоночьи прыснула и зажала себе рот рукой. Несколько минут под недовольным взглядом Ламберта она тряслась от придушенного смеха, потом справилась с собой и сказала, изо всех сил стараясь выглядеть серьёзно:

— Ох, сир Ламберт, даже жалко мне вас, честное слово. Ну, неужели вот никогда и никто вами не интересовался просто как мужиком? Понятно, что для здешних девушек вы неизбежная неприятность вроде осота на грядках: его выпалываешь, выпалываешь, выпалываешь, а он всё лезет да лезет, и никуда от этого не денешься, будешь полоть и полоть. В смысле, ложиться и расставлять коленки. — Ламберт нахмурился: опять его тыкали носом в его «вы неспособны…», и опять маг, даром что женского пола. Они все наглые такие? И совершенно бесстыжие? — Или вы их просто нагнуться заставляете? — безмятежно продолжала Фрида. — Подол на голову, сунул, кончил, вытащил — свободна? Хотя нет, раз у вас всего одна дочка, стало быть, сперва вытащил, потом кончил. Шлюхи вас должны нежно любить, я думаю. Просто и быстро — мечта, а не клиент. И даже боль причинять не хотите, чтобы заставить хоть от боли стонать и извиваться. Ни одного синяка у Елены не видела, — пояснила она свою осведомлённость. — А у скотов, которые удовольствие причинять не могут и не любят, а боль — весьма и весьма, даже с законной супругой обязательно что-нибудь эдакое прорвётся.

— Да вам-то что за дело? — разозлился Ламберт. Не хватало ещё, чтобы кто-нибудь всё же их услышал. Стояли они, конечно, в приличном таком отдалении, и гомон стоял в гулком подвале, и азартные выкрики раздавались, но всё-таки… И просто ему не нравилось, куда свернул их с чародейкой разговор.

— Да никакого, конечно, — заверила Фрида. — Ваше с Еленой дело, что у вас и как. А по поводу Феликса… Да, целители привычны работать с очень тонкими магическими потоками и обычно очень неплохо разбираются в людях. Но самый обыкновенный, во всех отношениях средний целитель должен знать такую кучу вещей… Строение тела, работа различных органов, их особенности — отдельно у мужчин, отдельно у женщин, у младенцев, у подростков, у эльфов, у гномов… Лекарственные травы. Ядовитые травы. Животные яды. Их применение в лечении. Обработка инструментов. Уже головой мотаете? А я ещё и половины не назвала. И куда, по-вашему, там ещё впихивать ментальную магию? И как отрабатывать заклятия, когда раненых надо выхаживать, а резерв маны очень даже конечен и при общем переутомлении паршиво восстанавливается? Нет, сир Ламберт, Феликс Каттен обычный полковой костоправ с весьма средними способностями. Ну, или так ловко скрывает свои настоящие таланты, что я немею от восхищения.

— Неплохо бы, — буркнул Ламберт.

— Что? — не поняла она. — А, онеметь… Ну, так сами же спросили. В общем, всё очень просто, сир. До сих пор вам пытались строить глазки исключительно засидевшиеся в девках бесприданницы, согласные на любого мужа, даже безземельного и весьма небогатого. А тут явился блудливый котяра, любитель всяческих земных удовольствий от «вкусно пожрать» до «страстно потрахаться», и начал вокруг вас виться и тереться с громким мурлыканьем. И кто б тут устоял? Никакой магии для этого не надо.

— Сир Георг, я бы хотела, если позволите, пригласить летом мастера, чтобы переложить заново камин. — Наверное, следовало сначала посоветоваться с супругом, но его опять не было в замке, да и решать будет всё равно его старший брат. — Он начал трескаться, как я понимаю, ещё до моего приезда, — пояснила Елена, потому что барон посмотрел на неё этак… озадаченно. — Но я вместе с дровами жгу уголь, хоть и паршивенький, а старым потрескавшимся камням это совсем не полезно. Боюсь, добью я бедный камин к весне. И разумеется, я сама оплачу и работу, и материал. И да, сразу говорю, мастер будет гномом. Вы не настолько их не любите, надеюсь, чтобы даже в замок не пускать? Даже для работы?

Сир Георг потряс головой, видимо, укладывая в ней услышанное.

— Согласен, — сказал он. — И на гномов, и на новый камин. Даже, возможно, раз уж вы кого-то из них пригласите, поручу и кухонную плиту переложить.

— Георг! — сказала старая баронесса шокированно. — Гномы — в нашем замке?

— Были бы у меня на это деньги, матушка, — сказал он, кривенько усмехаясь, — я бы их нанял весь замок перестроить. Или хотя бы новый форт у Нижних Бродов. Или хоть стену вдоль Гремучей вместо частокола, который всё равно сожгут.

— Стена — это, думаю, реально, — заметила Елена. — Только рассрочку не просите, проценты будут грабительские.

— Выстроенная гномами каменная стена почти в две лиги длиной и высотой хотя бы в три-четыре сажени?

— А вы посчитайте убытки от орочьих налётов и представьте себе, за какой срок окупится такое строительство, если налётов не будет.

Он действительно задумался, рассеянно чертя вилкой по пустой тарелке (да, все обитатели замка ели и не жаловались, даже Дианора; это только Елена нос воротила, избалованная хорошим поваром).

— Камень ниоткуда возить не надо, его там прямо на месте можно брать, — продолжила Елена. — То есть, расходы на материал будут минимальными… Ох, простите, если лезу не в своё дело, но так ведь невозможно жить, в самом деле: ваши люди растят урожай, разводят скотину, работают до изнеможения, а потом налетает стая саранчи и сжирает половину. Ещё и детей воруют! — Она сжала вилку в руке так, что на ладони отпечатались красные полосы. Больше всего её задели эти украденные дети: в конце концов, всё можно построить и вырастить заново, но если бы её Мелиссу вот так выдрали из рук и утащили куда-то в горы… И пусть даже там её будут растить, как свою, всё равно потерять ребёнка — это ужасно.