*

В Верхних Землях Солнцеворот отмечался довольно бурно: невелика радость, конечно — наступление настоящей зимы, но до Начала Года, весеннего дня, когда день наконец сравняется с ночью, от Урожайника слишком уж далеко. А душа просит праздников, так что пока и Солнцеворот сгодится — три ночи, начиная с Самой Длинной, горцы жгли костры повыше и пожарче, прогоняя темноту и поддерживая солнце, у которого еле доставало сил, чтобы вскарабкаться на небо, показаться ненадолго и опять уйти отсыпаться после летних трудов. Ещё костры отгоняли всяческих злобных тварей, таящихся во Тьме, поэтому там, где рядом с людьми селились гномы, бородачей охотно приглашали с их взрывчатым порошком: огонь до небес, вспышки, грохот — отличная забава.

За это богопротивное шумное веселье Айсу каждый год неизменно выговаривал солнцеликий Отон, потому что в имперском культе Отца-Солнца эти три дня были отнюдь не праздничными, а едва ли не траурными. Посвящать их требовалось строгому посту, молитвам и размышлениям, а не пьяным песням-пляскам у костров. Айс вежливо огрызался, что орки в Самую Длинную ночь, чтобы умилостивить Тьму, режут на своих алтарях стариков и тех раненых и больных, кто не надеется поправиться до весны и не хочет обременять своё племя лишним ртом. В его крепости ни орки, ни их полукровки бесполезных едоков не режут — чего вам ещё, солнцеликий? Хотите, чтобы владетель запретил своим людям и не людям помогать усталому солнцу теплом и светом костров? Хотите нового бунта, как десять лет назад?

Нового бунта Отон, конечно, не хотел, но свадьбу пришлось назначить на четвёртый день Солнцеворота, когда в храмах возносятся благодарственные молитвы Отцу-Солнцу, в очередной раз победившему Тьму. То есть, мрачно прикидывал Айс, целая орда гостей съедется за пять-шесть дней до бракосочетания, чтобы заодно и Солнцеворот отпраздновать. Может, и в самом деле утопиться в Ведьмином Котле? Быстрее и проще, чем где-то размещать и чем-то поить-кормить эту орду.

Церемония должна была состояться после полудня — после торжественной службы. Однако молитвам и размышлениям в предшествующие три дня сильно мешали не только взрывы, треск пламени, песни и драки, но и визг пил, стук молотков и забористая ругань плотников, которым охотно вторили легионеры, в очередной раз сгребавшие снег с вчера только расчищенных дорожек. Снег валил и валил, родственники на свадьбу выезжали с хорошим запасом времени, боясь, что опоздают, завязнув в этом снегу. Но запас редко пригождался, так что Айс был ещё слишком оптимистичен, со своими пятью-шестью днями — кое-кто заявился больше, чем за неделю, и болтался по крепости, путаясь под ногами и действуя на нервы владетелю, и без того сбивавшемуся с ног.

Проще всего было с Волками и каким-никаким начальством будущего супруга: те обычно, перекусив утром, пропадали до ужина, целый день инспектируя казармы, объезжая окрестности или разгуливая по гномьей слободе, где приценивались к оружию или просто разглядывали диковинные гномские механизмы, обычно скрытые от глаз людских под землёй, а здесь стоящие открыто.

А вот собственные дорогие родственнички словно сговорились вывести Айса из себя — всё-то они совали не в меру длинные носы куда не просят, лезли с расспросами или, Хозяин помилуй, давали советы, как вести хозяйство. Конечно, он же бедный сиротка, совсем юнец, наивный и неопытный, его любой мошенник облапошит! Не рассказывать же было надоедливым самовлюблённым клушам про двойную отчётность — одну настоящую, другую для чинуш и чужих поверенных. Айс про себя скрипел зубами, но мило улыбался, благодарил за советы и, отговариваясь множеством дел, удирал к себе в кабинет. Особо настырные настигали его и там, но за своим столом он с сосредоточенным видом гонял шарики абака и скрипел пером, изображая напряжённую мыслительную деятельность, а те, кто пытался вникнуть в подробности, обычно только очумело крутили головами: больно уж парень намудрил чего-то, без хорошей кружки не разберёшься.

Спас его дядя, приехавший со своим младшим и с какой-то девушкой, которую Юлий представил как свою кузину.

— Ой, Юль такой вежливый, — смеясь, сказала она. — Я Цинния, дочь Валерия Соловья. Мы с вами виделись на брачной церемонии вашего дяди и даже были друг другу представлены, но вы меня вряд ли помните: много нас там было таких, дальних родственников. Вы уж простите, что я внаглую напросилась с Юлем. Мне так хотелось побывать в Верхних Землях, своими глазами увидеть настоящие горы… Потерпите меня, пожалуйста, недельку, дорогой Снежный Кот. Я очень мало ем, честное слово!

Невозможно было не улыбнуться в ответ, глядя в эти ясные глаза, а уж ямочки на горящих с морозца щеках были просто прелесть. Айс ответил, что прокормить он сможет хоть всех сестёр Юлия, сколько бы их ни приехало, и Цинния упорхнула переодеваться с дороги, а потом всерьёз взялась за кузин и тётушек Айса, выспрашивая их о Верхних Землях, здешней погоде, обычаях, людях, орках, хозяйстве, модах и ещё, ещё, ещё о чём-нибудь, так что немалая часть родственниц была ею надёжно нейтрализована. Ещё какая-то часть гостей была очарована Юлием и его художественными талантами. Как у бедняги рука не отвалилась, рисуя портрет за портретом… то есть, конечно, набросок за наброском — Юлий не считал несколько росчерков свинцового карандаша настоящим портретом, но Снежные Коты и их родня так не думали и непременно желали себе такие же. Ещё за Юлием устроили настоящую охоту двое-трое Волков, скучавших в ожидании бракосочетания, потому что их положение не позволяло присоединиться к празднующим Солнцеворот горцам. Соловей флиртовал со всеми одновременно, никому однако ничего всерьёз не обещая. Йен, к удивлению Айса, только усмехался, глядя на это.

— Ты его совсем не ревнуешь? — как-то спросил Айс.

— Красивого мальчика, который мне в сыновья годится? Если бы ревновал, запер бы его дома, но тогда какой смысл брать в супруги сына клана? Пусть развлекается, пока есть силы и желания. От меня уж точно не убудет.

*

К дню бракосочетания тучи разошлись и выглянуло бледное, неубедительное северное зимнее солнце. Выпавший снег заиграл в его лучах цветными искрами, а солнцеликий Отон объявил улучшение погоды благословением Отца-Солнца молодым.

Народу в храм (очень небольшой, в расчёте на гарнизон из двух сотен легионеров — которые никогда, разумеется, все разом в храм прийти не могли бы, да на тех местных жителей, кого удалось обратить в истинную веру — то есть, очень немногих) набилось столько, что не спасали распахнутые настежь двери и бережно вынутые из проёмов рамы с мозаикой из цветной слюды: настоящих витражей в Верхних Землях не делали, но умело подобранные по цвету прозрачные пластины тоже придавали храму вид нарядный и торжественный одновременно. Однако гулявшие по залу сквозняки не спасали от духоты тех, кто стоял у самого алтаря, потому что зеваки толпились даже на крыльце, вытягивая шеи, а легионерам, оцепившим круг возле служителей Храма и ожидающих своей очереди новобрачных, пришлось сомкнуть щиты, потому что дети так и норовили проползти у взрослых под ногами и прорваться в первый ряд

Солнцеликий Отон, радуясь небывалому наплыву прихожан, не просто провёл праздничную службу, а произнёс небольшую проповедь, которую судя по всему, готовил задолго до этого дня. Увы, мало кто её оценил: северяне невоспитанно пялились на будущих супругов, вполголоса переговаривались и пересмеивались, а имперцы, почти сплошь легионеры да несколько чиновников и служителей Храма, терялись на их фоне и не могли отвлечь на себя внимание солнцеликого, который не на шутку разозлился на язычников и разошёлся, грозя грядущими муками в Негасимом Пламени всем, кто не примет заветов истинной веры. Горцев его угрозы трогали мало, а вот праздник вполне мог оказаться испорчен, и посланник Храма из Берлоги шепнул настоятелю, подавая ему ритуальный факел Живого Огня, что надо заканчивать церемонию и переходить к освящению брака, пока варвары не начали расходиться со служения, не дождавшись его окончания. Солнцеликий Отон совету внял и плавно перевёл благодарственное слово Отцу-Солнцу на Его благословение вступающим в брак в этот светлый день.