Гай кивнул. После того разговора он просто-таки не знал, как ему держаться с будущим супругом, считающим его каким-то паразитом вроде покойного Ворона. Но тот сам, кажется, пожалел о слишком резких словах, потому что выцарапал из своего крайне насыщенного дня часок-другой и предложил вместе съездить в Гномью слободу.

Они подъехали к одному из домов. Вблизи, не с дороги, идущей под гору, он вообще не был виден за каменным забором, и на воротах не было никакой вывески, но Котёныш уверенно остановился возле него и с неожиданной ловкостью выскользнул из двуколки — Гай спешивался сам и помочь наречённому просто не успел. Чего тот, кажется, и добивался. Волк подумал, что не стоит, наверное, лезть со своей помощью к самолюбивому и наверняка обидчивому парню, пока в этой помощи не будет настоящей необходимости. Хотелось, конечно, облегчить жизнь своему будущему супругу, что бы тот ни думал об этом. Только вот Снежный Кот, кажется, умереть готов, доказывая, что он не беспомощен и никому не будет обузой.

Гай привязал коня к бронзовому кольцу, вмурованному в ограду, Аскольд просто оставил свою лошадку перед воротами. Они не стучали: им открыли раньше, чем Гай взял в руки молоток, сплошь покрытый узорами — то ли рунами, то ли просто орнаментом. Молодой, ещё безбородый, только усики темнели, гном молча поклонился владетелю и его супругу в ответ на их приветствие и повёл в дом.

Комната, куда их ввели, совсем не была похожа на мастерскую. Тесновато, потолок низковат, однако уютно и тепло. И светло — светильники горели целой цепочкой, хоть вышивай. Но ни вышивать, ни шить было нечего: не валялись обрезки кожи, не лежали на резном каменном столе инструменты, не висели по стенам образцы и готовые заказы. Очевидно, комнатка была рассчитана только на приём заказчиков, а трудился мастер где-то в глубинах дома, так чтобы никто не мог подсмотреть за ним во время работы. Гай, в некотором разочаровании вертя головой по сторонам, чуть не прозевал появление одетого по-рабочему, но с золотыми шнурами в затейливо заплетённой бороде хозяина дома.

Мастер Нори был в том самом неопределённом гномьем «зрелом» возрасте, в котором проходит немаленькая часть их жизни и который даёт повод для человеческих сказок о долго, долго, чуть ли не вечно живущих подгорных мастерах*. На самом деле, это почти те же басни, что и о «вечно юных бессмертных эльфах» Ну действительно же, какая-нибудь пожилая крестьянка, в юности соблазнённая остроухим красавцем, а теперь измученная тяжёлой работой и ежегодными родами, с изношенными суставами, лишившаяся почти всех зубов, встречает его после внучкиной свадьбы — и видит, что за тридцать с лишним лет этот негодяй ничуть вроде бы не постарел, в развалину так уж точно не превратился. Хвастается внучке, что «была в молодости ух какая красотка, даже елфы заглядывались, вон хоть ентот», та смотрит на беззубую морщинистую бабусю и на заносчивого красавчика — вот и сказочка готова. С гномами почти та же история, просто с людьми они общаются теснее, так что соседи и торговые партнёры время от времени узнают о смерти кого-то из бородачей, после чего, понятно, о бессмертии гномов сказок не складывают.

— Я гляжу, владетель, — хмыкнул гном, повертев в руках тот самый меч, — це’ните вы своего будущего супруга?

— Единственная польза от моего первого брака, — усмехнулся тот. — Насмотревшись на Ворона, начинаешь ценить нормальных людей.

Мастер опять похмыкал, кивнул владетелю на кресло, явно стоящее для избранных верзил, потому что для гнома оно было высоковато, а сам взялся за Гая, обмерив того в самых неожиданных местах, хотя легионер всю жизнь искренне считал, что перевязь — это просто ремень через плечо, разве что более или менее качественный и нарядный. Тот самый молодой гном, который открыл ворота гостям, принёс горячего вина со специями и откровенно стрельнул глазами в Волка, оставленного мастером в одной нижней рубашке. Гай слегка ох… э-э… был удивлён: гномы вроде бы на отношения между мужчинами смотрели весьма неодобрительно? Или он о них чего-то (многого, конечно, как большинство людей) не знает?

— Осторожнее с Дис, — сказал Аскольд, когда они покинули мастерскую.

— С Дис?

— С дочкой Нори, — пояснил младший.

— Это дочка? — поразился Гай.

— Да. Очаровательная юная девушка, умница и красавица, — твёрдо проговорил Снежный Кот. — Только так, капитан, и ни слова иначе, если не хотите рассориться с мастером на веки вечные. Но при этом — ни словечка наедине! У гномов очень строгие нравы.

— Я заметил, — проворчал Гай, ещё не отошедший от известия, что с ним заигрывала гномка. — Отец-Солнце! Как вы их различаете?

Аскольд улыбнулся. Он, оказывается, и улыбаться умел, не только усмехаться. У Гая потеплело на сердце… пока он не сообразил, что смотрит наречённый вовсе не на него: это в компании очередного гнома, что-то на ходу отчёркивая ногтем в длинном списке, спускался по дороге высокий сухощавый мужчина, глядя на которого, сразу становилось ясно, в кого пошёл сложением не по-северному тонкий и гибкий Аскольд. Йен Замшевый Кошель, торговец, купивший право двадцать лет поставлять Легиону продовольствие. Одет он был, как и положено сыну рода, в коричневое и серое, но ох уж эти дети богатых родов! Разумеется, они не носили ни бархата, ни шёлка и не надевали ни алого, ни ярко-синего, ни изумрудно-зелёного. Но сами богаче многих детей кланов, ткачи, суконщики, красильщики и прочие мастера умудрялись изготавливать полотно, которое выглядело дороже иного шёлка, особенно привезённого с Тысячи Островов, и красить дорогое, мягкое и текучее сукно в такие оттенки серого и коричневого, что вытертый и полинялый лазурный бархат смотрелся рядом с ним именно тем, чем и являлся по сути — старой тряпкой, вопящей о славном прошлом и, увы, куда менее славном настоящем. Волки ни шелков, ни бархата позволить себе не могли, разве что девушкам в приданое перепадала иной раз нарядная яркая тряпочка, но такой вот «неблагородный» плащ Гай охотно надел бы и сам — серый со стальным отливом, играющий мягкими бликами в тусклом свете пасмурного дня.

Подойдя к племяннику и его будущему супругу, торговец учтиво поздоровался с Гаем, извинился перед гномом, что вынужден прерваться, и довольно хмуро спросил Аскольда, кто разрешил ему вставать?

— Да Лауриэ сама выгнала меня проветриться, — ответил тот. — Сказала, что я скоро ослепну со своими счетами за кур и баранину, и велела одеваться и познакомить капитана с гномами.

Гая неприятно царапнул этот второй подряд «капитан», но он оставил разговор об этом на потом, когда рядом не будет посторонних и даже близких родственников.

— Уточняете заказы? — он кивнул на список в руках Замшевого Кошеля. — Я думал, вам хватает продовольствия для Легиона.

— Я не изменяю первым покупателям, — улыбнулся торговец. — Легион был уже гораздо позже, а в Семь Водопадов я первый раз приехал с отцом, сопровождая товар именно для гномов. Вам что-то привезти из Ясного Плёса, капитан?

— Лучше увезти отсюда и найти надёжную оказию в Трёхречье.

Йен уточнил, о чём речь, Гай пояснил про деда и про носки, и торговец заинтересованно выспросил подробности: кажется, Волк подкинул ему какую-то свежую мысль. Гном терпеливо скучал рядом, Замшевый Кошель спохватился, попросил прощения, что вынужден будет продолжить разговор в крепости, и вернулся к обсуждению списка. Гай хотел подсадить своего младшего в двуколку, но тот ухватился за бортик и с привычной ловкостью практически втащил себя на руках в повозку.

— Айс…

— Моё имя Аскольд, капитан, — с непоколебимой вежливостью поправил его младший.

— А моё — Гай, но вы всё время об этом забываете. — Волк пошёл рядом с двуколкой, ведя коня в поводу, чтобы не свешиваться с седла в попытках перекричать весь этот шум.

— Прошу прощения, — равнодушно отозвался Снежный Кот. — Сложно привыкнуть так сразу.

— Послушайте… — начал было Гай, но махнул рукой: разговор точно был не для этого места. Глупо было пытаться вызвать на откровенность своего будущего супруга, пытаясь при этом переорать ветер, реку и механизмы гномов одновременно.