Как только мистер Джиттинс запустил зрителей в кинотеатр, одна из девушек, стоявшая рядом с Эджвортом, шепнула ему на ухо:

— Пошлите ей валентинку, Эрик. Она недавно развелась.

— Придержите-ка ваш длинный язык, — он взглянул на нее и ее друзей, потом на Риверса.

— Воздаю вам должное, — процитировал он бабушкино любимое выражение. — Это вы с вашими друзьями названивали мне ночью?

— Что? — Риверс перестал хохотать. — Нам вас вполне хватает на работе, чтобы еще этим заниматься.

После этого с Эджвортом никто, кроме зрителей, больше не разговаривал, и его даже перестало интересовать, почему люди так бездумно отдают деньги, чтобы посмотреть паршивый фильм. Конечно, вряд ли стоило верить Риверсу, во всяком случае в том, что касалось ночных звонков…

Длинный, ничем не примечательный день казался Эджворту занавесом, который скоро поднимется, и на сцене начнется давно надоевший спектакль. Но он же в любой момент может уйти, верно? Больше всего он боялся, что над ним будут смеяться. Войдя в квартиру, он вдруг понял: единственное, чего ему хочется, — это ничего не ждать.

Пицца была жесткой и казалась несвежей. Он решил посмотреть классические комедии, но даже самые любимые казались невыносимо фальшивыми, а шутки — плоскими. Сцены тянулись мучительно долго и совсем не развлекали. Телефон прозвонил как будильник, когда он досматривал нудный отрывок, где на Кэри Гранта и Кэтрин Хепберн падает скелет динозавра.

Он сразу же выключил фильм и уставился на пустой экран. Телефон все звонил и звонил. Он не поднимал трубку до тех пор, пока вдруг не почувствовал острое и необъяснимое чувство вины.

— Что на этот раз? — спросил он.

— Кое-кто испугался, что вы не будете играть, Эрик.

— Я думал, ваша подруга в больнице, — с ликованием ответил Эджворт.

— Это ваша подруга, Эрик. Ваша и только ваша. Вы единственный, к кому она может обратиться с вопросами о кино.

— А сама она что, говорить не может?

— Я здесь, Эрик, — голос Мэри Бартон потерял былую силу, или она притворялась слабой, продолжая разыгрывать его.

— Меня немного подлечили, — сказала она. — Я должна была снова сюда прийти, иначе я все потеряю.

— Пытаетесь подзаработать для детишек?

— Я пытаюсь выиграть… чтобы хватило на жизнь.

Неужели ее действительно задевает его сарказм, или это часть сценария? Она и вправду такая бессердечная, что использует собственных детей, чтобы продолжать этот тошнотворный розыгрыш? Его бабушка никогда так не поступала. Даже мать никогда не упрекала его за недостатки, которые он унаследовал от сбежавшего папаши.

— Готовы ей помочь? — спросил мужчина на другом конце провода.

— А что, если я откажусь?

Эджворт услышал сдавленный стон, в котором умело сочетались страх и боль.

— Решать вам, — проговорил мужчина.

— Тогда начинайте, — Эджворта вдруг охватила непонятная паника. — Я имел в виду, спрашивайте о фильмах, — торопливо добавил он.

— Смотрите-ка, Мэри, он уже начал понимать!

Мужчина был оживлен больше, чем обычно. А вдруг он спросит об одном из этих новых фильмов, которые Эджворт не смотрел? Он уже подготовил гневный ответ, но Мэри Бартон, запинаясь, спросила:

— В каком фильме Элиша Кук играл гангстера?

У него три попытки, вот в чем дело. Если они с Риверсом надеются, что Эджворт боится неправильно ответить, то у них нет ни единого шанса.

— «Мальтийский сокол».

— Шире, Мэри.

— Это неправильный ответ, Эрик.

Ее голос стал еще более дрожащим и напуганным.

Эджворт забеспокоился и тут же разозлился на себя.

— Но он же играл там гангстера, — возразил он.

— Этот ответ им не подошел.

— Может, они имели в виду «Убийство»?

— Еще шире, — сказал мужчина раздраженно, будто ему хотелось поскорей закончить розыгрыш.

— Нет, Эрик, нет.

До Эджворта дошло, что в фильме Кубрика Кук играет просто преступника, а не гангстера. Отчаяние, звучащее в голосе Мэри, мешало думать.

— Остался всего один ответ, да? — спросил он.

— Пожалуйста, Эрик, пусть в этот раз он будет правильным.

Она почти умоляла его. Эджворта это несколько смутило. Он больше не собирался допускать ошибок.

— Ладно, — сказал он. — В фильме «Малыш Нельсон».

— Снова мимо.

— Что вы мне голову морочите! — возмутился Эджворт. — Он был в этом фильме гангстером.

— Нет, там играл его сын, — ответил мужчина. — Элиша Кук-младший.

— Вот, значит, как? — Эджворт был настолько возмущен, что из рта у него вылетела слюна. — Глупая уловка! Даже для вас, — он бы еще многое мог сказать, если бы Мэри Бартон не закричала:

— Нет!

Это было даже не слово. Прерывистый вопль становился все пронзительней. Когда она замолчала, чтобы набрать воздуха перед следующим воплем, Эджворт заорал:

— Что вы делаете?!

— Как хорошо, что мы не на телевидении, — судя по звуку, мужчина отодвинул трубку подальше от нее. — Мы бы не смогли такое показать, да вам бы и не захотелось видеть.

— Прекратите, — завопил Эджворт, но голос его сорвался.

— Расслабьтесь, Эрик. Для вас уже все кончилось, — сказал Терри Райс, и в трубке повисла оглушительная тишина.

Номер снова не определился. Эджворт хотел позвонить в полицию, но что это даст? Скорее всего, в полиции тоже решат, что он стал жертвой розыгрыша. Наверняка разговор записывали, чтобы его сослуживцы могли посмеяться. Он схватил пульт и стал искать в телевизоре радиоканалы. Ему показалось, что он перелистал весь список до конца, и экран уже был пуст, как вдруг услышал голос, который не хотел больше никогда слышать.

— Канал «Ночная сова» прекращает вещание, — произнес Терри Райс, и Эджворту показалось, что он слышит чьи-то сдавленные рыдания. — Завтра ночью начнется новая игра.

Эджворт не мог оторвать взгляд от пустого экрана, пока ему не привиделось, что какая-то бледная тень метнулась в тщетной попытке вырваться из него. Он быстро выключил его — кнопка чуть не сломалась — и нырнул в кровать. Мысли, одолевавшие его, настолько его вымотали, что он незаметно для себя уснул. Утром он не стал завтракать, у него не было сил смотреть еще один фильм. Он долго стоял под душем, безуспешно пытаясь смыть с себя все, что его тревожило, потом оделся и поспешил на работу.

Эджворт дважды подолгу звонил мистеру Джиттинсу, прежде чем тот вышел из своего кабинета. При виде Эджворта пухлое лицо менеджера стало жестким, как камень. Он был очень недоволен, что сотрудник его побеспокоил, и наверняка решил, что тот пытается завоевать его расположение.

— Надеюсь, вы сделаете все возможное, чтобы наладить отношения с вашими коллегами, — сказал он.

— Что?! Что это значит?

Мистер Джиттинс не удостоил его ответом. Он уже повернулся, чтобы уйти, но Эджворт выпалил:

— Мэри Бартон сегодня придет?

— А вам-то что за дело? — мистер Джиттинс едва взглянул на Эджворта. — Некоторое время ее не будет. Мне сказали, что она не может ходить.

Эджворт сглотнул, его голос был больше похож на хриплое карканье:

— Можно узнать, почему?

— Я не намерен это с вами обсуждать.

Мистера Джиттинса явно раздражал подобный интерес со стороны подчиненного. Эджворт, изобразив на лице смущенную улыбку, удалился в подсобку. Впервые список сотрудников и их телефонов на доске объявлений хоть на что-то сгодился. Он набрал номер Мэри Бартон на своем мобильном и, не успев еще больше испугаться, нажал на кнопку вызова. Времени хоть как-то подготовиться к разговору у него не оказалось, потому что уставший и напряженный женский голос тут же ответил:

— Да?

— Я сослуживец Мэри. Мне бы хотелось узнать, как она, — и, сделав над собой усилие, добавил: — Что с ней случилось?

— Вам-то какое дело?

Голос женщины был громким и резким, в трубке раздался детский плач. Эджворту казалось, что эти звуки прожигают ему мозг.

— Дело в том, что я…

— Если я узнаю, что это вы так поступили с Мэри, я найду вас и вы никогда больше и близко не подойдете к женщине. Скажите как вас зовут, или я…