Внезапно я слышу крики. Я не останавливаюсь. Я просто продолжаю двигаться. Чем дольше я бегу, тем больше привыкаю к цепям, и тем быстрее могу бежать.

      — Подожди! — я слышу крик мужчины и оглядываюсь назад, чтобы увидеть, как один из заключённых бежит за мной. Затем слышится громкий взрыв, и я оглядываюсь назад. Пламя охватывает фургон. Ярко-красное пламя вспыхивает на ветвях деревьев, охватив листья. Когда я смотрю назад, то замечаю офицера, отползающего от этого ада с поднятыми руками, направляя пистолет в нашу сторону.

Если я доберусь до этого чертового леса… Я думаю о Тор и о малышке. Воздух проникает через лёгкие, когда мои ноги ударяются о землю. Я слышу выстрелы.

— Дерьмо, — кричит другой заключенный, заставляя себя бежать ещё быстрее.

— Стой! — кричит офицер.

Затем снова выстрел, и ощущение пули пронзающую мою плоть в плече. Внезапная боль заставляет меня упасть на землю прямо перед входом в лес. Я смотрю, как другой заключенный пробегает мимо меня в лес, и пытаюсь встать. Раздается ещё один выстрел, и я падаю лицом в землю.

       Говорят, что когда умираешь, то вся жизнь проносится перед глазами, но я вижу только её. Она стала моей слабостью с того момента, как ступила на порог моего офиса, и она ею же и осталась. Я всегда был человеком, который гордился своим контролем, но в итоге, как оказалось, я гордился ею. Я делал это ради любви. Я делал это ради Тор. Я делал это ради моей будущей малышки. Всё, что я хотел сделать — это исправить ошибки, которые были сделаны с моей девочкой, и, если мне нет выхода, кроме того, как умереть… Ну, что же, по крайней мере, я пытался.

 Другой взрыв эхом разносится по воздуху, а затем... тишина.

Тёплая вода нежно касается моих ног, когда я бреду через неглубокие волны. Я стала классической беременной женщиной с опухшими лодыжками и ступнями. У меня еще есть три недели, но я так устала. Я эмоционально и физически истощенна. Я пыталась, правда пыталась, но я совру, если скажу что без Джуда это не сложно. Я чувствую, что он вторая половинка меня, и разлука с ним медленно убивает. Может он был прав? Может быть, я должна отпустить его, но как я могу, когда внутри меня растёт его ребёнок? Это просто невозможно.

Я возвращаюсь домой вдоль пляжа. У Марни и меня теперь что-то типа обычной жизни здесь. Мы обедаем на заднем дворе вместе каждый день. С тех пор, как Джуд спас меня, Марни и я стали близки, но за последние несколько месяцев наша связь лишь укрепилась. Он присматривает за мной, и хотя это не его сильная сторона, Марни пытается заставить меня чувствовать себя лучше из-за того, что Джуда здесь нет. Я ценю его усилия, даже если они напрасны. Главное, что я знаю, что мужчина будет любить дочь Джуда, как внучку, потому что Джуд для него как сын. Думаю, что где-то в глубине души Марни нравится наша рутинная жизнь. Как и Джуд, он всегда жил криминальной жизнью, оглядываясь через плечо каждые две секунды. Он уже не молод, и, находясь здесь, нам не нужно чего-то остерегаться.

Я поднимаюсь по ступенькам, ведущим на задний дворик, и открываю французские двери на кухню. Марни здесь нет, что странно. В это время он всегда на кухне. Я иду в поисках мужчины в гостиную. Телевизор включен. Как только я слышу слова, тут же замираю в дверях. Марни сидит на диване, наклонившись вперёд, и внимательно слушает то, о чём говорится.

На экране женщина с микрофоном, стоящая перед перевернутой тюремной машиной.

— В три тридцать дня этот служебный автомобиль свернул с дороги и врезался в канаву. На данный момент неясно, что послужило причиной аварии, хотя была задействована и другая машина. Машина перевозила трёх преступников строгого режима, Маркуса Бэйнса, Ромеро Гонсалес и Джуда Пирсона, которых перевели в тюрьму строгого режима.

Моё сердце начинает бешено биться об рёбра.

— Бэйнс, Пирсон и двое тюремных офицеров были убиты, их семьи уже проинформировали. Считается, что третий заключенный, Гонсалес, сбежал. Поиски продолжаются, а с вами была Дженнифер...

Я сползаю по краю дверной лутки. Он мёртв. Такое чувство, что кто-то схватил моё сердце рукой и сильно сжимает. Джуд умер. Я никогда не увижу его снова, никогда не услышу его голос. В тот момент, когда я это осознаю, начинаю плакать. У меня было не так уж и много с ним всего: случайные телефонные звонки, далёкие воспоминания, но в те моменты, когда он говорил мне, что любит меня... Слова были сказаны за миллион миль отсюда, но они касались моей души, они давали мне повод оставаться сильной.

Когда Калеб умер, боль была ужасная, но я могла её прекратить, остановить. Это же… Я не могу отгородиться от этой боли. Знаете, это можно сравнить с тем моментом, когда тебе вонзают нож в грудь, а затем крутят его взад и вперёд.

Я знаю, что Марни стоит рядом со мной, но я не могу дать ответа на его обеспокоенные слова.

— С тобой всё будет хорошо, дорогуша, — говорит он. Да, есть много моментов, когда человек может быть в порядке.

Я лежу на кровати, глядя на потолочный вентилятор. Руки давят на мой живот. Я стискиваю зубы, когда ещё одна волна боли проходит сквозь моё тело.

— Это могут быть ложные роды, — говорит женщина с сильным местным акцентом.

— И что это, чёрт возьми, значит? — паникует Марни.

— Это значит, что она либо будет рожать, либо это просто ложная тревога. У неё воды ещё не отошли, — объясняет она.

— С ребёнком всё в порядке? Чёрт. Почему она собирается рожать? У неё в запасе ещё пара недель, — Марни шагает в угол комнаты.

— Этому может быть много причин, но в данном случае, могу сказать, что это из-за стресса.

Я чувствую женский взгляд на себе. Она приехала на прошлой неделе, чтобы проверить меня, и Марни отправил её прочь, объяснив почему.

— С ребёночком всё будет хорошо.

Следует минута молчания, и я знаю, что они оба смотрят на меня, но мой взгляд остаётся неподвижным на вращающихся лопастях потолочного вентилятора. Я знаю, что должна волноваться или что-то типа этого, но я просто… не могу. Всё, о чём я могу думать — это Джуд. Я не могу выбраться из чёрной дыры, в которой нахожусь. Чем больше я пытаюсь, тем более бессмысленным кажется всё. Следует ещё один приступ боли, и это заставляет меня слегка сгорбиться, стиснув зубы. Боже, я не готова к этому. Я не могу этого сделать. Мне нужно... Мне нужен Джуд. И каждый раз, когда у меня возникает такая мысль, я вынуждена напоминать себе, что он мёртв, и от этого моя грудь начинает снова рваться на части. Так что нет, я не готова. Моя дочь заслуживает большего, чем я могу дать ей прямо сейчас, но, похоже, у меня нет выбора.

У меня появляться небольшой отдых между схватками, и мои мышцы могут расслабиться, позволяя мне дышать. Я собираюсь сказать акушерке уйти, когда мой живот сжимается в тисках, выбивая из меня весь воздух. Я едва могу двигаться, всё, что я могу делать — это сосредоточиться на потолке, пытаясь дышать сквозь боль.

 Акушерка смотрит на меня.

— Ещё одна схватка? — спрашивает она, когда смотрит на часы. — Позволь мне проверить, насколько сантиметров расширилась шейка матки.

Она подходит, чтобы убрать одеяло с моих ног, и Марни тут же бросается к двери.

— Если что я за дверью, — он хочет помочь мне, но на самом деле ничего не может сделать, и он это знает.

Я закрываю глаза. И всё, что я чувствую — это давление, когда женщина проверяет меня.

 — Четыре сантиметра. Твоя шейка матки раскрылась. Ты на девяносто процентов готова рожать, — акушерка натягивает на меня простынь и гладит мои ноги. — Не думаю, что ребёнок хочет больше ждать.

Едва она сказала это, как ещё одна схватка пронзает моё тело. И всё что я могу делать, это дышать. Всё тело окутывает холодный пот, и волна тошноты накрывает меня. Мои пальцы впиваются в ладони, и я сжимаю челюсть.