Так и не дождавшись весны, ребята уехали в Красноярск, оттуда поездом до Тынды, а с Тынды до Якутска уже автобусом.

Север встретил их мертвой тишиной. Кругом была снежная пустыня и лютый мороз. Местами встречались лишь карликовые деревья. Пока ехали на автобусе до Якутска, машин встретилось раз-два и обчелся. В основном грузовые «Уралы». Населенных пунктов, как и машин, было очень мало. Чаще всего это были стоянки с заправкой, со столовой или небольшие поселки районного типа. Одним из них был небольшой городишко Алдан. Город держался на золотых приисках и обогатительном комбинате «Алданзолото». Останавливаться здесь не стали, целью была Усть-Нера, в Алдане решили порыскать на обратном пути, если впереди не выйдет ничего путевого. Когда добрались до Якутска, запасы денег иссякли, а до Усть-Неры надо было лететь самолетом. Олег хотел вспомнить былую профессию, но, к счастью, в аэропорту попался с утра уже нагрузившийся «лихач». Ребята решили не упустить шанс, не мешкая, выпили винца, преподнесенного лихачом за знакомство, и повезли его в город, чтобы продолжить веселье, разрядиться масштабно, покуролесить вдоволь. По дороге лихач много говорил, без конца вытаскивал деньги, тормозил нанятую тачку, где надо, где не надо, пока Олег не попросил остановиться возле неприметного здания с небольшой вывеской над дверью. Здесь они вытащили бедолагу из машины и, расплатившись с таксистом, принялись шарить по карманам, не обращая внимания на редких прохожих. Выпотрошив всю наличность и оставив «хлюпика» у двери здания, они отправились якобы на точку за «водярой».

– Ну что, Фан, – сказал Олег, тормозя серую волжанку с госномерами на другой стороне улицы, – летим!

Иван Павлович Татаринцев, в узких кругах проходивший как Татарин, жил в окрестности Усть-Неры своим деревянным домом со своей женой Марией Афанасьевной Татаринцевой. По виду ему было уже за пятьдесят. Среднего роста, среднего телосложения, чуть сгорбленный, с большими, как кувалды, кулаками, с седыми волосами и аккуратно подстриженной седой бородой, он производил впечатление человека грозного. Давно обосновавшийся в этих краях, Иван Павлович хорошо знал местные обычаи, натуры местных людей, а главное, золотоносные прииски, прилегающие к недрам Усть-Неры и Сусумана в Магаданской области. Как человеку, самому прошедшему эту территорию в поисках золота в молодые годы, ему было известно, где можно намыть золотишко, а где нет. У него существовала даже специально припрятанная карта, где он делал свои пометки о местонахождении золотоносных рудников, расшифровку которой знал только сам. За такую карту любой промысловик отвалил бы солидную сумму.

В былые годы молодой Иван Татаринцев в составе геолого-разведывательной экспедиции в качестве помощника геолога отправился в верховья Индигирки в поисках золотоносных районов. В состав экспедиции, кроме него, входило еще три человека – два геолога и еще один помощник. Основная работа помощников заключалась в том, чтобы таскать за геологами рюкзаки, которые те заполняли по ходу маршрута образцами горных пород, от чего ноша становилась не легче, а тяжелей. Но ради золота Татаринцев был готов на все тяжести жизни, мог перенести любые испытания, только бы заиметь желаемый лакомый кусочек.

Геологи были со стажем, хорошо разбирались в породах и шли по маршруту быстро. Подгоняло еще очень ограниченное время – количество дней, отпущенных для Крайнего Севера. В сентябре работа уже закруглялась из-за наступающих холодов, а результат для начальства всегда должен быть положительным.

На исходе первого месяца обнаружились залежи золотоносных пород, и Иван Татаринцев, как и геологи, тайно сделал отметку в своей самодельной карте, которую он вел в течение всего полевого сезона.

– Смотри, Иван, вот здесь скоро откроется еще один прииск, – говорил ему старший геолог Саня Стрельцов при обнаружении очередного месторождения золота, обещающего большие перспективы. – И может, назовут его твоим именем, все-таки первооткрывателем будешь и ты.

«Да, – думал Иван про себя, – пригоните технику, поставите драги и будете мыть золото для казны да отправлять вертолетами на комбинаты. А золотарям, которые будут пахать здесь до «посинения» по четырнадцать часов в сутки без выходных и праздников в течение восьми месяцев, при хорошем урожае выдадите какой-никакой куш, а если при таком же темпе работы не будет «урожая», то скажете: извините, ребята, в другой сезон постараемся сесть на более выгодный участок».

Что делать, карточная игра.

Играл он уже в такую игру в одной артели Сусуманского района. Хотел заработать солидный куш, да проиграл, потому с обиды и спрятал найденный небольшой самородок на черный день. Только вот сплавить по сходной цене самородок не удалось. Взяли тогда скупщика золота, орудовавшего в Усть-Нере, и самородок Татаринцева вместе с ним. По составу самородка определили, с какого он прииска, и вычислили его хозяина. Может, этот барыга-скупщик сам и сдал Ивана, теперь так и осталось это загадкой. И загремел Иван Татаринцев по статье 167 «За нарушение правил разработки недр и сдачи государству золота» на два года, где, отбывая наказание, обрел кличку «Татарин».

В конце августа ночи стали холоднее, и геологи начали подумывать о возвращении на базу. Количество обнаруженных залежей было вполне достаточным, и можно было смело отрапортовать начальству об успехе экспедиции.

Замысел Татаринцева о перехвате и уничтожении геологической карты золотоносных залежей с начала экспедиции был туманным. Но сейчас, когда результат превзошел все ожидания, тянуть было ни к чему. Геологическая карта, куда заносились перспективные площади, всегда находилась при Саньке Стрельцове, в его полевой сумке, и незаметно уничтожить ее вряд ли получилось бы. Нужно было немедленно спланировать трагический случай.

Стрельцов с Татаринцевым на протяжении всего сезона ходили вдвоем, и карабин, выдаваемый геологам на время экспедиции, Стрельцов всегда держал при себе. У Татаринцева, кроме обычного охотничьего ружья, одолженного у знакомого охотника перед экспедицией, на всякий случай, в поясе торчал еще нож ручного изготовления.

В то утро, позавтракав приготовленным неофициальным поваром экспедиции Толей Разуваевым, они отправились вверх по Индигирке. Река Индигирка холодная, с быстрыми накатами, чуть ли не соединяла два моря: Восточно-Сибирское, куда она стекала, и Охотское, в преддверье которого начиналась. Вода в ней была всегда чистая, прозрачная. Вокруг образовались крутые склоны с низкорослыми деревьями – отличное место художникам и поэтам исчерпать вдохновение, когда творчество заходит в тупик.

Вот по этим сказочным местам шли сейчас Стрельцов и Татаринцев. Первый – с мыслями найти новые месторождения, второй – с мыслью устранить геолога.

К обеду от лагеря отошли километров на десять и решили передохнуть.

– Вань, приготовь паек, будем обедать, – сказал Стрельцов, сбрасывая рюкзак, – а я пока осмотрюсь, что тут у нас имеется, – и полез по склону наверх.

Стрельцов был мужик здоровый, сильный, на авось рассчитывать не приходилось, и Татаринцев, на ходу зарядив ружье, выстрелил ему в спину. Саня, словно раненый зверь, медленно опустился на одно колено, хотел развернуться, но прогремел второй выстрел, отбросивший его вперед, опрокинув лицом вниз. Близко к Стрельцову Татаринцев не стал подходить, тот все еще не выпускал из рук карабин и пытался встать, а, перезарядив ружье, выстрелил в голову. Стрельцов вытянулся и затих. Медленно подойдя к трупу, Татаринцев снял с него полевую сумку, убедился, что карта там, и со всей силой швырнул бесчувственное тело в воды холодной Индигирки. Течение подхватило труп и скрыло в своих накатах. Татаринцев развернул карту, положил на мох, потом вытащил свою карту, сравнил их, сделал несколько пометок, после чего, достав из кармана спички, разжег небольшой костер и вместе с сумкой бросил геологическую карту в огонь, а обнаруженные следы крови уничтожил. Карабин Стрельцова он не стал выбрасывать, а забрал с собой и на обратном пути закопал под одиноко стоящей елью, сделав на дереве зарубку и нанеся пометку в своей карте. Предстояло еще немало работы. Надо было надежно спрятать карту, доказать оставшимся в лагере, что Стрельцов на самом деле сорвался со склона, сохраняя при этом спокойствие, трезвый ум. Когда Татаринцев добрался обратно, уже стемнело. Толя Разуваев и второй геолог Дима Арсанов разожгли костер и готовили ужин.