А менестрель всё ещё раздумывал, стоит ли ему мыться, или поплескать на себя водичкой да обмануть Дракона, сказав, что помылся: грязь, считалось, защищала от сглаза и порчи, да и вообще от колдунов, так что люди старались мыться как можно реже, дабы «не смыть своего счастья». С кем бы другим непременно сработало, но юноша не был уверен, что с Драконом удастся: у того был острый нюх. Да и вообще сердить лишний раз приютившего его благодетеля не хотелось. Кто знает, каков был нрав у Дракона!

Менестрель поскрёб затылок, колеблясь, а потом ему пришло в голову, что с драконом точно не придётся волноваться о порче: какой в здравом уме колдун сунется в драконье логово? Эта мысль его приободрила, и он полез в воду.

Вода отдавала серой и неизвестно каким образом нагревалась, поскольку и здесь ни труб, ни печи не обнаружилось, но сидеть в ней было одно удовольствие! Менестрель окунулся с головой, вынырнул, довольно отфыркиваясь и понимая, что горячая вода махом вытравила из него промозглый дух предчувствия осени. Он воспользовался одним из пучков и хорошенько натёрся травой (ему попалась лаванда напополам с ромашкой), тело разгорячилось, кровь ещё быстрее побежала по венам, и пришло приятное расслабление. Юноша выдохнул и запрокинул голову, разглядывая потолок, покрытый испариной от поднимающегося вверх пара и мелкими трещинками, выгравированными временем. Вода, к тому времени потемневшая от отмывшейся с тела менестреля грязи, потихоньку остывала, и с потолка начало подкапывать. Менестрель зажмурился, потёр глаза тыльной стороной ладони и расплылся в довольной улыбке. Суеверия суевериями, но горячая вода — это что-то!

Менестрель сидел в ванне, пока вода совсем не остыла, потом вылез, поглядывая на тёмную воду и удивляясь, что был таким грязным, и вытерся оставленным ему полотенцем, а поскольку одежду Дракон унёс, то завернулся в это самое полотенце и пошёл спрашивать, что ему делать до того времени, как одежда выветрится. Он зашлёпал босыми ногами по полу, оставляя мокрые следы и ёжась при каждом шаге: камни под ногами неприветливо щипали за пятки холодом.

Дракон ждал его у лестницы, поманил за собой, ничего не объясняя, и завёл на пятый пролёт, открывая дверь и приглашая юношу войти. Там оказалась гардеробная, правда, одежда тут была разная, не только Дракону принадлежавшая: всяких размеров и времён, много было и доспехов. Гадать о том, откуда такие запасы, не приходилось: менестрель как-то сразу понял, что в прежние времена предки Дракона (а может, и он сам) исправно кушали (или хотя бы истребляли) людей, посягнувших на драконьи сокровища, а их пожитки прибирали до поры до времени. Но вслух юноша, конечно же, ничего не сказал.

— Выбери себе что-нибудь подходящее, тут должно найтись тебе по кости, — промолвил Дракон и предоставил менестреля самому себе.

Менестрелю привередничать времени не было: опять начал пробирать холод, прокатился по загривку мелкими мурашками, вгрызся в позвоночник и продрал до самых костей. Так что юноша забыл о предрассудках (насчёт того, что платья с мертвецов надевать — дурная примета, непременно что-нибудь худое приключится), выбрал себе одежду — по виду так не иначе как с принца какого-нибудь снято, уж больно роскошная, но это единственное, что подошло по размеру, — и в неё облачился. Платье ему было не только по кости, но и к лицу: перванш выгодно оттенял и сапфировые глаза, и отмывшуюся от грязи и ставшую нежно-перламутрового оттенка кожу.

«Пойду покажусь Дракону», — решил менестрель, затягивая шнурки на рукавах.

А когда он спустился вниз, на него дохнуло тёплым вкусным духом из кухни: Дракон к тому времени уже приготовил обед. Да уж, не прогадал менестрель, напросившись к Дракону в сожители!

Комментарий к Дракон из Серой Башни и менестрель. О чистоте и суевериях

перванш — серовато-голубой или бледно-голубой с сиреневым оттенком

========== Дракон из Серой Башни и менестрель. Житьё-бытье да осенние хлопоты ==========

Солнце только вскарабкалось на небосклон, расплело свои лучи над кудлатыми облаками, расплескало вокруг утреннюю зарю. Туман, с ночи оставшийся, рассеиваться не спешил и, смешиваясь с облаками, окутывал Серую Башню и окрестности плотным пологом.

«К дождям», — подумалось Дракону. Он встал засветло, поработал немного на огороде, покормил кур и теперь поджидал менестреля.

Тот проснулся давно, но никак не мог заставить себя встать с кровати: вчера он явно переусердствовал, и теперь разболелась спина, да и пальцы до сих пор казались деревянными. Менестрель поворочался, бормоча какие-то жалобы, в основном на ломоту в костях, упёрся локтем в подоконник, подтягивая тело выше, и выглянул в окно. Ничего он там не увидел, туман был слишком густой; казалось, протяни руку и — ухватишь клок пятернёй. Юноша так и сделал, но туман просочился сквозь пальцы, заледенив их; на ощупь он был какой-то липкий, как лягушка. Менестреля передёрнуло, он поспешно вытер ладонь о кровать.

Снизу послышался голос Дракона. Кажется, с кем-то разговаривал, может быть, с лошадьми, поскольку ответной речи слышно не было. Менестрель высунул голову в окно, глянул вниз, но из-за тумана ничего нельзя было разглядеть; тогда он перегнулся через подоконник, но тут рука соскользнула по туманной слизи, растекшейся по подоконнику, и юноша вывалился из окна, издав испуганное восклицание и не успев даже подумать о том, чтобы ухватиться за каменный выступ под окном.

Дракон действительно разговаривал с лошадьми, обещая выпустить их попастись на лугах, как только распогодится. Ему почудился какой-то шум, он поднял голову и… увидел, что с башни падает менестрель, камнем падает. Мужчина метнулся под башню, подставил руки и грохнулся навзничь под весом упавшего прямо ему в руки юноши. Должно быть, менестрель всё ещё думал, что падает, поскольку не шевелился и глаз не открывал.

— Сократил же ты мне жизнь, господин менестрель, — выдохнул Дракон, разжимая руки и перекладывая юношу на землю, — лет на триста уж точно!

Менестрель вздрогнул, подскочил, испуганно озираясь, и начал щупать себя за плечи, за хребет, за рёбра, точно стараясь убедиться, что всё цело, ничего не переломано. Потом он сообразил, что произошло, и воззрился на Дракона (тот поднялся и протягивал ему руку).

— Как же тебя угораздило, господин менестрель? — спросил Дракон.

Юноша выдохнул, осознав, что чудом избежал смерти, но долго ещё не мог ничего вымолвить, поскольку потрясение было велико, и только через четверть часа на его бледное лицо потихоньку начала возвращаться краска и он смог рассказать, как выпал из окна. Дракон покачал головой и проронил:

— Поосторожнее с туманами: для них пожрать живую душу — пара пустяков.

Менестрель сообразил, что туманы здесь колдовского толку, быть может, даже напущенные каким-нибудь чародеем. Его пробрал холодок, и про себя он решил, что больше высовываться из окна не станет, даже если там ангелы по небесам отплясывать будут. А Дракон решил, тоже про себя, что поставит на окна решётки, как только представится случай: зная человеческую натуру, а вернее, безалаберность, он ничуть не сомневался, что менестрель скоро позабудет об этом происшествии и непременно однажды вывалится снова, засмотревшись на облака или задумавшись.

— Да, — спохватился Дракон, — я ведь собирался отдать тебе, господин менестрель… — И с этими словами он вручил растерявшемуся юноше небольшой мешочек, в котором глухо позвякивало.

В мешке оказалось порядочно медных монет, но таких менестрель прежде не видел. Должно быть, в ходу они были только в Серой Башне: на реверсе красовался профиль драконьей головы (если только морду можно назвать «профилем»). Дракон пояснил, что это благодарность за вчерашнюю помощь; менестрель начал отнекиваться: мол, и помогал-то как раз именно в благодарность за то, что Дракон его приютил.

— Бери, бери, — настоял Дракон. — Скучно, поди, будет сидеть одному в башне…