- Как же это так - берегов не видно?
Матрос улыбается.
- Посмотри на небо. Где берега в нем? Так и в море. И такое же оно глубокое. Ну, как, браток, просторно, а?
Я иду, запрокинув голову, обводя глазами бездонную синь неба, откуда весело льются песни жаворонков, и вижу парящего коршуна. Вот так, думается мне, и должен плыть корабль "Победитель бурь". Хорошо! Чудесно, как в сказке!
Матрос не может молчать. Пока я занят своими мыслями, он уже рассказывает матери, как учился живописи у одного иконописца.
- Большой пьяница был он и похабник первой руки - мастер-то мой. Однажды передал мне заказ - нарисовать "божью матерь", а сам в кабак залился. Нарисовал я икону, как умел, жду хозяина. Возвращается он на второй день. Стал перед святыней, подперши руки в бока, качается. "Это, говорит, что у тебя вышло? Разве это божья матерь? Это, это..." И давай крыть с верхнего мостика и меня и мое, так сказать, искусство. А в заключение добавляет: "Приделай бороду - за Николая-чудотворца сойдет". Ослушаться нельзя было - сердился и дрался. Вот они как пишутся, иконы-то наши...
Матрос хочет еще приводить примеры, но мать сердится, умоляя:
- Не надо про это... Лучше про море расскажите.
Он охотно соглашается и говорит мне о буре, понизив голос и делая страшные глаза.
- Беда, что тогда происходит... Недавно, в последнее мое плаванье, нам пришлось испытать это в Атлантическом океане. Как-то сразу наползли тучи, залохматились. Все небо почернело, точно бог целую реку чернил разлил. Налетел ураган, прошелся раз-другой и, точно пьяный бродяга, давай шуметь и рвать все на свете. Океан сначала только хмурился да кривлялся, а потом вздулся и зарычал на все лады. Ух, мать честная! Но недаром наш корабль носит название "Победитель бурь". Нипочем ему ураганы. Накатит на него водяной вал, накроет всю верхнюю палубу, а он только встряхивается и прет себе дальше, как разъяренный бык. Ну и командир у нас, я тебе доложу, полное соответствие имеет кораблю. Одна рожа чего стоит - прямо вывеска для кабака. Оплывшая, вся красная, усы до ушей, глазищи по ложке, забулдыга форменный и уж сердцем очень лютый. Однажды, пьяный, увидел в море акулу и с одним кинжалом бросился на нее. И что же ты думаешь? Зарезал ее, окаянную, в один миг зарезал!.. Так вот, в бурю-то эту самую налопался он рому и стоит себе на мостике, клыки оскаливши. Тут небо смешалось с океаном, весь мир ходуном ходит и, кажется, вот-вот ухнет куда-то, а он одно только твердит: "Люблю послушать музыку ада..." И хохочет, как водяной леший...
- Господи, ужасы-то какие! - вздохнув, говорит мать.
- Ничего ужасного тут нет, - отвечает ей матрос. - С первого разу немножко поджилки трясутся, а потом привыкаешь ко всему.
Мы выходим в поле. Дорога, немного отойдя от реки, серой лентой вьется среди молодой ржи, кое-где обрызганной синими васильками. С цветущих колосьев веет запахом желтой пыли.
Матрос объясняет мне дальше о морской службе, увлекаясь сам, увлекая и меня. И по мере того, как я слушаю его, все яркие впечатления, воспринятые в монастыре, бледнеют и вянут, теряя красоту свою. Я захвачен, упоен рассказами моряка, передо мною развертывается картина новой жизни, полной интересных приключений. Будущее уже рисуется не в белых стенах святой обители, а на корабле, на "Победителе бурь", плавающем в неведомых морях, по безбрежному простору, залитому горячим солнцем, или в схватках с ураганами, под тяжелыми грозовыми тучами, среди бурлящих волн.
- Ну, больше мне с вами не по пути, - заявляет вдруг матрос, остановившись перед двумя расходящимися дорогами. - Так что бывайте здоровеньки.
- До свиданья, - в один голос отвечаем мы.
- А вы, мадам, не больно сердитесь на меня, что я там, может, что-нибудь лишнее сказал, - прощаясь, обращается он к матери с веселой улыбкой. - Люблю пошутить. Это от бога у меня, а он сам большой шутник. Скажем примерно, вместе с красивыми тварями в море живет спрут, иначе восьминог. Черт знает какое безобразие! Разве это не шутка? Или, скажем еще, у моего кума Федота корова отелила телка с двумя головами - так это как нужно понимать? А потом, мадам, я и сам к духовному званию некоторое касательство имею...
- Неужели? - обрадовавшись, воскликнула мать.
- Ну, а как же? Во-первых, я учился грамоте у дьячка, а во-вторых, мой родной дедушка только тем и занимался, что церкви обкрадывал...
- Ай-ай, какой вы насмешник! - говорит мать, укоризненно качая головой.
Матрос, повернувшись ко мне, жмет мне руку, щуря веселые глаза.
- Эх, молодец, из тебя, я вижу, хороший бы моряк вышел...
От такой похвалы приятно замирает сердце.
Матрос уходит. Некоторое время я смотрю ему вслед, крайне сожалея, что не пришлось поговорить с ним больше. Он везде бывал и все знает. Над колосьями ржи, в прощальных лучах заката, уплывая, раскачивается его крепкая, широкоплечая фигура. В своем морском наряде он мне кажется необыкновенно ловким, сказочно-красивым, совсем не похожим на тех людей, с какими я встречаюсь в своем селе, словно он явился к нам с другой земли.
Догорает день. Река, откуда веет приятной прохладой, накалена закатом докрасна. Где-то, перекликаясь, бьют два перепела...
Взбудораженным мозгом, пьяными мыслями думаю я о море. И вдруг спохватился...
- Ты, мама, подожди здесь, а я догоню матроса. Забыл спросить еще про одну вещь...
- Куда ты, непутевый? - донесся мне вслед недовольный голос матери, когда я бросился прямо по ржи в погоню за матросом.
- Дядя матрос! Подожди-и...
Но матрос, находясь от меня за полверсты, не слышит и все уходит, быстро шагая и раскачиваясь с боку на бок.
- Ты что, молодец? - останавливается он, когда я, обливаясь потом и задыхаясь, подбежал к нему ближе.
- Океан... Все вода и вода... Берегов не видно... Дорог тоже нет... Как же можно не заплутаться?..
Матрос расхохотался.
- Ах ты, ерш этакий! Ишь, что его занимает! Ну, ладно, расскажу тебе.
Нарисовав на дорожной пыли круг, разбив его черточками на части, он долго объясняет об устройстве компаса.
- Это, малец, главный прибор на корабле. Без него судно, что человек без глаз.
Мать, стоя на одном месте, отчаянно машет мне рукой.
- Ну, спасибо, брат. Я в матросы пойду, а монахом не буду...
- Хорошее дело. В монастыре только плесенью обрастешь, а ничего путного не увидишь. А молиться, если хошь, везде можно. Сказано в писании: "Небо есть престол мой, а земля - подножие ног моих..."
Мне очень понравилось, что он простился со мною, как с равным.
Я возвращаюсь к матери, обогащенный мыслями и чувством. Она ругает меня, а я, став в гордую позу, решительно заявляю:
- Сердись или не сердись на меня - все равно, а только в монастырь я не пойду, потому что не желаю плесенью обрастать...
- Господи, какие он слова говорит! Куда же ты пойдешь?
- В матросы.
Мать бледнеет.
- Да ты с ума сошел! Это чтобы в море утонуть, да?
- Нисколько. Я вернусь таким же молодцом, как этот матрос. И гостинцев привезу заграничных, самых лучших...
На глаза у матери навертываются слезы. Хватаясь за голову, она бранит матроса:
- Что он, супостат, сделал с моим мальчиком... Совратил с истинного пути...
Мы продолжаем свой путь, нежно окутанные рыжим сумраком вечера. Впереди смутно мерещится село с белой церковью, но мы в нем не остановимся, а будем идти так до утра, пользуясь ночной прохладой. Воздух становится влажным, дышать легко. Пахнет дорожной пылью и полевыми травами. По тускнеющей реке, крутым поворотом отступающей от нас в сторону, плывет длинная вереница плотов, бросая вокруг отблеск пылающего костра; оттуда доносится какая-то песня, полная удали и широкого, как эти поля, размаха. С лугов, как бестелесные видения, поднимаются клубы молочного тумана.
Я смотрю на мать, сокрушенную и печальную. Причитая, она жалуется на свою судьбу, на горькую долю и на то, что я не оправдал ее надежд. Я чувствую слезы ее тоскующего сердца. Но что мне делать? "Победитель бурь", этот таинственный и чудесный корабль, плавающий где-то в далеких водах, не выходит у меня из головы. Матрос зажег в моей голове новые звезды, раздвинув передо мною мир, открыв широкие возможности. Я уже не закисну в темной и придавленной, как чугунной плитой, жизни своего села. Нет! Мое будущее - там, где-то очень далеко, на синих морях, на беспредельных океанах, куда, как на орлиных крыльях, уносит меня юная фантазия.
