Получив послание, кардинал расписался на пергаменте, врученном ему тем же человеком, и приложил свою личную печать.

Миссия посланника была выполнена. Во дворе его уже ждал арабский жеребец, вычищенный, накормленный и обихоженный.

Оставшись один, кардинал вскрыл послание и, усевшись в кресло, углубился в чтение. Текст был краток и содержал следующее:

Послание было конкретным и недвусмысленным и требовало неукоснительного выполнения. Если бы кто-то мог видеть кардинала в этот момент, то он бы даже не сомневался, что все, что в его силах, для выполнения полученного предписания будет сделано. Шутки с Тайным Советом были неуместны и опасны.

«Были уже, знаете ли, прецеденты. Своя шкура, она завсегда ближе к телу, и лучше содрать чужую, а если потребуется, и не одну – кто их считать-то будет, – чем сдерут шкуру с тебя любимого. Так вот», – мысли истинного правителя Франции были понятны и предсказуемы.

Такие же послания были получены еще в одиннадцати странах Европы людьми, стоящими на самом верху власти, рядом с правителями, но не выпячивающими себя и свое присутствие. О них и их истинном значении мало кто знал. А те немногие, кто стремился узнать истину, долго не задерживались на этом блистающем свете.

«Серый кардинал», скрывающийся в тени трона, – вот их роль. Кукловоды, находящиеся за ширмой, не видимые для окружающих и дергающие за веревочки в театре марионеток, где на сцене пляшут короли, монархи, султаны, губернаторы и прочие, прочие, прочие, включая нас с вами.

Можно подумать, что что-то изменилось под луной? С какого переполоха? Все как всегда!

По понедельникам вечером, ближе в шести часам, в кабинете начальника службы, отвечающей за безопасность острова Кюрасао, расположенном в южной части Карибского моря, собирался весь начальствующий состав охраны острова и проводились еженедельные оперативные совещания. Зачастую оперативки затягивались и могли закончиться и за полночь.

Совещания проводил лично Герд Нортон – личность весьма незаурядная. За глаза его называли «палачом», и, надо отдать должное, было за что. Палачом он, правда, не был, но народу передавил столько, что его именем матери пугали своих детишек. Связываться с помощником губернатора желающих, как правило, не находилось. Да оно и понятно, будучи племянником губернатора острова, он этим обстоятельством пользовался беззастенчиво, а искусством интриги владел в совершенстве.

«Мстительный, злопамятный мерзавец», – это было общее мнение всего островного сообщества. Его боялись и не уважали, шипели враги, а друзей у него вообще не было. «Палач» был не женат, женщины его, конечно, интересовали, но постоянной пассии не было. О размере его состояния точно никто не знал, но судя по дому, в котором он проживал и который иногда посещали редкие субъекты, как мужского, так и женского пола, он был весьма состоятельным джентльменом.

А больше всего на свете он ценил свою «команду» – людей, с которыми работал и готов был для них практически на все, и ему отвечали тем же. Денег для «своих» он не жалел, будучи убежден, что люди должны достойно получать за свой труд и быть уверены, что их в любом случае, что бы ни случилось: не бросят, помогут им и их семьям, детей вырастят, пристроят к делу, без куска хлеба не оставят. Это ценили и отвечали взаимно.

Пираты, контрабандисты, бандиты, разнообразное ворье и душегубцы, негодяи всех цветов и оттенков – с этим людским материалом, а точнее отбросами общества, приходилось работать ему и его команде.

В меру своих сил и способностей им приходилось очищать остров: давить и изничтожать негодяев, по мере сил и всеми доступными средствами. Перевоспитанию подобная мразь, как правило, не поддавалась, хотя прецеденты были, и не раз. Это тоже было частью, той невидимой большинству людей, но такой необходимой работой «палача» и его людей.

Грязи, крови, презрения островного бомонда да и просто добропорядочных обывателей хватало за глаза – незавидная участь ассенизаторов, золотарей общества. Так что получить нож в спину где-то в подворотне было для его команды обычным делом.

Ошибки и просчеты анализировались всеми, учились на своих и чужих ошибках, учились, теряя друзей и накапливая бесценный опыт, превращаясь в уникальных специалистов, которыми по праву могла гордиться любая из существующих тайных служб.

Сразу после начала оперативного совещания в кабинет Герда вошел губернатор острова, невысокий, под шестьдесят лет, с круглым лицом и густыми короткими, уже наполовину поседевшими волосами.

– Господа! Я прошу меня извинить, у меня срочное дело, – обратился он ко всем присутствующим.

– Настолько срочное, что нам нужно все бросить и заниматься только им?! – с трудно скрываемым раздражением поинтересовался хозяин кабинета.

– Герд, я прошу.

– Ваше превосходительство, я извиняюсь. Господа! – изрек хозяин кабинета, обращаясь ко всем присутствующим субъектам, которые, кстати, даже и не подумали выполнять просьбу губернатора. – Завтра вечером я жду всех вас здесь же. А сейчас прошу оставить нас одних.

Дважды повторять просьбу не понадобилось, все понимали, что губернатор по пустякам не станет врываться на совещание, на которое имел доступ только самый ближний круг, облеченный особым доверием главного «цербера» острова.

Собравшиеся в кабинете действительно реально обеспечивали спокойствие и безопасность на острове, и мешать им в этом нелегком деле было неразумно, это понимали все – значит, случилось что-то важное, и, скорее всего, этим делом придется им же и заниматься или кому-то из них.

Герд Нортон был не только начальником службы безопасности острова, он был для губернатора фактически первым и самым доверенным помощником, а еще он был его племянником – сыном умершего брата.

Двенадцать лет назад Габриэль Нортон, став губернатором этого маленького, Богом забытого острова, вызвал к себе убеленного сединой и покрытого шрамами чиновника, отвечающего за безопасность Кюрасао. Представил ему своего племянника – молодого человека, фактически мальчишку семнадцати лет от роду – и попросил сделать из «щенка» достойную себе самому замену, конечно не бескорыстно. Как это ни покажется странным, но старый «волчара» сразу почуял в молодом «щенке» волкодава и вскоре они стали друзьями-единомышленниками.

Герд учился не за страх, а по совести, впитывая знания как губка. И уже на третий год пребывания в качестве помощника губернатора уверенно сосредоточил в своих руках всю полноту власти.

«Щенок» вырос и стал достойным своего учителя, а зачастую и превосходящим его, учитывая молодость, азарт, профессиональную наглость и близость к первому лицу острова. Его стали бояться и организовали пару покушений, в результате которых десяток «охотников» переселились их теплых кроватей в подвалы канцелярии тайных дел. В ужасе и смраде подземелья, после милой беседы с палачами, людьми угрюмыми и шуток решительно не понимающими, к тому же в присутствии самого «щенка», заговорщики были повешены на городской площади.

Мальчишка превратился в «палача». Прозвище прицепилось, как репей. Герда боялись и уважали, садистом он не был – просто работа такая.

Оставшись один на один с губернатором, Герд позвонил в маленький серебряный колокольчик, стоявший на краю стола.

– Меня ни для кого нет, закрой дверь и никого не пускай.

Секретарь понятливо кивнул и поспешно закрыл за собой тяжелую дубовую дверь, не пропускающую ни единого звука.

Усевшись на свободный стул, его превосходительство – губернатор острова поспешно открыл папку, которую держал в руках. Достал лист плотной бумаги, увенчанной большой гербовой печатью, и положил перед племянником.