Чудес не видел — но многое о них узнал. Глеб начал изучать историю и теорию магии — нужные книги подсказывал все тот же Платон — и скоро понял, что окружающая действительность на самом деле далеко не такова, какой виделась ему прежде.

Понял он и еще кое-что. "Раз уж магия существует — почему бы мне не использовать ее в бизнесе?", — решил однажды Юрасов. Но самому взяться за изучение волшебства ему было боязно. Нужно было найти помощника среди состоявшихся магов. Платон, как вольный ветер, мотавшийся по стране, на эту роль не годился — ему Глеб даже не стал ничего предлагать. В конце концов ему удалось разыскать сразу двоих нужных людей. Да не где-нибудь в отдалении, а в родном Подрайске. Время от времени эти маги оказывали Юрасову услуги, необходимые для развития его бизнеса. Этим, а вовсе не каким-то феноменальным везением, объяснялся фантастический взлет Глебовой фирмы.

Именно на их помощь уповал сейчас Глеб, глядя в горящие злобным торжеством красные глаза гадкого элементера Гниздры. Но для того, чтоб осуществить все именно так, как нужно, ему придется пойти на весьма серьезный конфликт с органами правопорядка. Решить проблему, передавая информацию через адвоката, никак не вышло бы — у Глеба просто не было столько времени. Его элементарно упекут в тюрьму раньше, чем он сумеет что-либо доказать.

А доказывать предстояло многое. Это ж сколько надо потратить времени и сил, чтоб убедить российских ментов в существовании элементеров и в том, что жуткое убийство Аллы Юрасовой совершил, подчинив сознание ее мужа, один из них! Ситуация грозила обернуться прецедентом, какого еще не знала известная современным людям история. "Похоже, Платоша, — подумал, Глеб, — твоя мечта скоро сбудется. Это, конечно, если у меня все получится".

— Ну, чего молчишь? — хрюкнул с пола элементер. — Будто спермы в рот набрал.

— Все, изыди, мразь! — Глеб погрозил уродцу кулаком. — Ты мне надоел.

— Ну, как знаешь, — Гниздра начал развоплощаться, оборачиваясь тем же облачком зеленоватого тумана, которым был, когда только появился в камере. — Я обязательно навещу тебя немного позже. Когда мы будем на одном уровне, — элементер опять намекнул на лежание под нарами.

Омерзительная харя исчезла. Туман пополз к вентиляционному отверстию, в котором и пропал. Вместе с ним пропала и дикая вонь. Юрасов с облегчением вздохнул.

"Надо выбираться отсюда", — в который раз уже подумал Глеб. Только теперь мысли его приняли совершенно иной оборот. И слово "выбираться" подразумевало сейчас не возможность освобождения под залог или еще какой-нибудь юридический способ, а самый настоящий побег. Чтобы одержать верх в такой игре, нужно все время быть на сто шагов впереди соперников. Чего, разумеется, не сделаешь, сидя под особым контролем в "сырой темнице" городского изолятора.

Представление о том, как сбежать из мест лишения свободы, у Глеба было такое же, как и о жизни в этих местах — почерпнутое из книг, фильмов и газетных статей. Правда, немалую часть этих сценариев можно было довольно просто воплотить в реальность. Например — симуляцию приступа эпилепсии с последующим нападением на охранника. Взгляд Юрасова упал на лежавший рядом с умывальником кусок мыла…

— Помогите! — послышалось из камеры, в которую полчаса назад "упаковали" очередного задержанного.

Несколько ударов по двери. И снова:

— Помогите!

Дежурные по изолятору и местный доктор привычно резались в карты. Над головами охранников плавали клубы табачного дыма.

— Петь, пойди, глянь, чего там, — не отрывая взгляда от стола, сказал старший смены.

Сержант Петр Сидоров с явным неудовольствием встал и, бряцая ключами, вышел в коридор.

— Помогите! — опять донеслось из камеры, расположенной в дальнем конце "продола".

— Что, милок, тебя решили сделать "петушком"? — цинично произнес кто-то в одной из соседних. — Ничего, потерпи. А потом попроси "мусоров", чтобы к нам тебя перевели. Так засадим, что аж в горле запершит!

— Отставить разговорчики! — Сидоров от души врезал резиновой дубинкой по двери, из-за которой прозвучали мерзкие слова. Как и любой человек с классическим армейским мышлением, он весьма негативно относился к любым проявлениям гомосексуализма. Оно понятно, что зекам больше деваться некуда, но… это они у себя на "зоне" пускай творят, что хотят, а здесь, все-таки, территория подрайского ГУВД. И ответственность за происходящие на ее территории безобразия лежит, в том числе, и на плечах сержанта Сидорова. Так что, если у новичка действительно возник конфликт с сокамерниками, Пете лучше поторопиться…

За всю историю изолятора здесь имел место быть лишь один случай гомосексуального изнасилования. Повинны в том, кстати, были сами охранники, перестаравшиеся, усмиряя разбушевавшегося сидельца. В ту ночь в одной из камер оказались вместе старый бомж, попавшийся на магазинном воровстве, и какой-то качок, задержанный за пьяный дебош в ресторане. Молодой амбал, должно быть, не успел как следует натешиться — очутившись в камере, он принялся издеваться над безответным бродягой, отвешивая тому пинки и затрещины. Дежурным надоело слушать крики боли, и они решили утихомирить агрессора. Ворвались в камеру, надев на парня наручники, скрутили его "ласточкой", да так и оставили лежать на нарах. Чем, как только они ушли, не замедлил воспользоваться пострадавший от него бомж…

Повторения той грязной истории никому не хотелось. Сидоров не знал, что в камере, к которой он идет, находится всего один человек, потому его мысли и крутились вокруг всевозможных проблем, которые зеки доставляют друг другу, а расхлебывать приходится ему и его коллегам.

— Помоги… — крик внезапно оборвался. В камере раздался звук падения человеческого тела.

— Черт! — Сидоров со всех ног бросился в конец "продола".

— Смерть "мусорам"! — выкрикнул из своих "апартаментов" любитель "петушатинки".

— Я с тобой, сука, после разберусь, — полуобернувшись, бросил Сидоров.

Распахнув оконце "кормушки", он увидел ползающего полу мужика, изо рта которого стекала белая пена. Зек хрипел, сипел и периодически пытался встать. Больше в камере никого не было.

"Понятно. Эпилепсия", — у Сидорова отлегло от сердца. Даже если больной сиделец умрет у него на глазах, шухеру все равно будет меньше, чем если в изоляторе кого-нибудь изнасилуют. Но спокойно наблюдать за чужими страданиями Петр, конечно, не собирался. "Пойду, кликну дока, — подумал он. — Но сначала на шконку мужика подниму, а то еще башку себе расшибет". Сержант открыл тяжелую железную дверь и вошел в камеру.

В тот момент, когда Сидоров склонился над заключенным, он почему-то ощутил сильный запах хозяйственного мыла. Сержант мигом сообразил, что его развели на классической киношной подставе. Но это, все же, произошло чуть позже, чем "эпилептик" мертвой хваткой вцепился ему в горло.

В следующую секунду Глеб уложил охранника на бетонный пол — тот вынужден был подчиниться, иначе пальцы Юрасова раздавили бы ему гортань — и вытащил из поясной кобуры табельный пистолет сержанта.

— Ничего личного, — произнес Глеб, приставив ствол ко лбу лежавшего на холодном бетоне милиционера. — Вставай.

— Эй, вы, там! — крикнул Глеб, дойдя до середины "продола". Заломив сержанту левую руку, он вел его впереди себя, держа пистолет у затылка охранника.

Из каптерки показался кряжистый мент с пышными черными усами. Увидев, что происходит в коридоре, он схватился, было, за пистолет, но тут же отдернул руку, сообразив, что для Сидорова это добром не кончится.

— Так, — произнес усач. — Петруха, ты в порядке? Не ранен?

— Нет, все нормально, — замотал головой Сидоров. — Слушай, что он говорит.

— Значит так, — начал Глеб, — мне нужна машина с полным баком горючего. Когда я буду выходить отсюда, никто из вас не попытается меня остановить. Петруха ваш поедет со мной. Отпущу его, когда посчитаю нужным, — Глеб уже прикидывал, как ему посадить сержанта в автомобиль, ни на секунду не подставившись под выстрелы. — Все ясно?