Сержант взглянул на сопку. – Давай от нас на полвторого.

Серёга выпустил ракету, через полминуты левее метров на двести дал сигнал ракетой другой взвод, с катеров заработали миномёты. В пяти метрах от них расчёт вынимал из резинового чехла ручной пулемёт.

– Теперь зелёную на час и бегом, – скомандовал сержант. Серёга зарядил ракетницу, Самохвалов рывком бросил тело в пробежку. Упал, над головой понеслись свои трассеры. Грохот японского станкача за разрывами мин больше не слышен, сержант ухмыльнулся. – Много чести косорылым.

Уверенней повёл взвод на левый фланг предполагаемой вражеской обороны. Редкий треск японских винтовок, неуверенно тявкнул ручник и сразу затих. Бойцы ворвались в первые траншеи. «Какого чёрта они здесь охраняли»? – Недоумевал Самохвалов, поливая окоп из ППШ. Сменил блин, бросил гранату за поворот. Схватил за шиворот Ероху, придержал. Рвануло.

– Псих, – сказал командир, выдав бойцу подзатыльник. Выставив ствол за угол, не глядя, дал пару очередей. – Вот так! Не лезь поперёк!

Продолжили движение. Организованное сопротивление не оказывалось, стихийные очаги споро гасились. Вышли к долговременным сооружениям, сержант приказал. – Ероха, рацию!

За открытыми дверями в подземных бункерах кто-то увлечённо расстреливал боезапас. Своих там по идее быть не могло, но эхо искажало звуки, Самохвалов не мог сказать определённо, кто стрелял, из чего.

– Серёга, Жора, за мной. Ероха, сообщи, что тут явно какая-то японская секретная хрень, и жди гостей из особого отдела.

– А вы? – Паренёк испуганно округлил глаза.

– А мы скоро, – хлопнул его Серёга по плечу.

Поначалу ничего особенно интересного не увидели, просто бетонные тоннели, тяжёлые двери открыты, дохлые самураи. Потом попались парочка бедных сынов Ямато с оторванными головёнками, то есть головы лежали чуть поотдаль от туловищ. Какие-то явные жертвы военных преступлений – в лохмотьях, серокожие, глаза вытекли, все в пулевых ранениях, но ещё подёргивались.

Повернули на развилке направо, вышли в открытый дворик с видом на море. Там бойцов атаковал японец в аксельбантах с одной саблей. Шустрый гад успел сильно задеть Серёгу, пока его в три ствола в упор не утихомирили. Решили дальше пока не идти, надо же раненому помочь. Жора бинтом перетягивал Серому рёбра, а Савва не удержался, заглянул в другие двери, что вели из дворика.

Оказался в обычном жилом помещении, сильно пострадавшем от недавних боевых действий. Повсюду разбросаны фрагменты тел, трупы, на стенах следы от пуль, в каком-то закутке явно рванула граната. Оттуда послышался шорох, Савелий счёл за лучшее прислониться к стене и приготовил автомат.

Из закутка вывалилось тело в белом халате, без ног, но с пистолетом в руках, упало набок и сразу открыло огонь. Три выстрела в никуда, отбросило ствол и – Савва перекрестился! – опёрлось на руки, поводя по сторонам совершенно отбитой башкой! Оно узрело сержанта, зарычало и, шустро перебирая руками, двинулось к нему с явным намерением загрызть, а следом из-под подола замызганного кровью халата распутывались и волочились его кишки! Сержант Самохвалов вспомнил об оружии в руках и очередью в упор разнёс голову неугомонного супостата вдребезги.

– Псих! – Только и смог сказать на это Савелий. Его заинтересовала серенькая книжечка, что выпала из кармана халата. – Хоть память будет, внукам расскажу.

Россия, Владивосток, наши дни.

Ладно скроенный русоволосый парень спортивного сложения, облачённый в трусы до колен и майку на лямках, сидел на табуретке в центре небольшой комнаты. В помещении у одной стены стояли шкаф с прозрачными дверцами, медицинская кушетка, у другой стеллаж с папками на полках, а у окна конторский стол и кресло – обычный процедурный кабинет. Парень запрокинул простецкое курносое лицо вверх, однако потолок не разглядывал, даже прикрыл глаза от бьющего сверху света неоновых ламп. Рядом с ним стоял невысокий крепкий мужик восточного типа, из-под пол белого халата торчали кривоватые ноги в джинсах, обутые в белые кроссовки.

– Ну, вот, Егорка, ещё пару шовчиков, – бормотал медик, ловко орудуя кривой иглой, – и будешь ты опять красавчик, заработаешь мне много денег…

– А если не заработаю? – буркнул Егор.

– Тогда тебе морду разобьют, – ласково проговорил мужик.

– И так разобьют, – Егор пожал плечами.

– Да не дёргайся ты! – Повысил голос дядька. – Как маленький!

– Извини, Саня, – буркнул парень.

Мужик, вообще-то, по национальности китаец, и родители, конечно, назвали его иначе. Когда знакомство перешло на уровень приятельских отношений, Егор пристал, как его зовут? Он всё равно имя своё назвать отказался, показал, как это пишется по-английски, и Егор вынужден был согласиться – в России Саня подходит гораздо лучше.

Саня ворчал. – Тоже мне скажешь – и так! Всего-то одно рассечение, Гога прошлый раз вон – Севе фасад почти весь вынес, а ты считай, что и не дрался совсем.

– Вот и всё, можешь открывать глаза, – довольно проговорил китаец, заклеивая бровь пластырем. – Через неделю не забудь снять швы.

– Угу, – Егор поднялся с табуретки, потоптался, вопросительно глядя на Саню.

– Да! – Он вынул из кармана халата тонкий конверт. – Держи, заработал.

Парень взял конверт, кивнул, – бывай тогда, – и направился к дверям.

– Позвони через неделю! – бросил ему китаец, усаживаясь за стол.

– Обязательно, – ответил Егор уже из коридора, закрывая за собой двери.

Вальяжным шагом прошёл в раздевалку, уселся на лавочку возле своей кабинки, заглянул в конверт. «Ну, конечно!», – скривился, достав одинокую пятитысячную купюру. – «Вот пижон – в конверте!»

В прошлый раз он подумал, что раз всегда оставляет пустой конверт на кабинке, бережливый китаец вполне может использовать его снова, и написал на внутренней стороне карандашиком китайское Санино имя по-русски: «Сунь Х…». С интересом заглянул в конвертик, обнаружил собственноручную надпись, а ниже прочитал печатные буквы: «Себе засунь» и весело рассмеялся. Приятно обнаружить в недалёком на вид китайце чувство юмора.

Разделся, благо в раздевалке больше никого не было, достал из кабинки резиновую шапочку, натянул и пошёл в душевую. Там осторожно, чтоб вода не попадала на ранку, ополоснулся, тщательно вытерся и вернулся к кабинке. Одеваясь, продолжил задавать себе философские вопросы: «Сколько можно?» и «До каких пор?». Ему скоро будет уже двадцать два года, то есть почти скоро. Люди в армию сходили, женились, развелись, ездят на крутых тачках и с клёвыми девчонками по клубам тусят, а он?

Студент! Нет, конечно, это гораздо лучше, чем батя внушал: «Отслужишь, в село вернёшься, женишься, нам с матерью поможешь, внуками порадуешь». Спасибо Женьке, старшему брату, помог слинять из родных пенатов, да и в городе не бросил – приютил на первое время, хоть и сам снимает гостинку, подсказал, в какой вуз, на какой факультет лучше подавать документы, где даже с его аттестатом возьмут. Универ, само собой, механика, а название специальности Егор помнил уже нетвёрдо – что-то про машины или механизмы.

Егор оделся, первым делом зашёл на кухню к Ане, выпросил у молоденькой китаянки большую бутылку «Харбина» без клубной наценки и направился к служебному выходу из заведения.

Пробиваться к счастью следовало самостоятельно. В учёбе Жека помочь не мог, гуманитарий хренов, японист. Господи, кому в наше время нужен японский?! Впрочем, не в знаниях дело – оценки тупо стоят денег. Кормить и терпеть его вечно брат тоже не собирался, и началась бесконечная гонка за рублями. Вот и бои из той же оперы. Сюда можно просто прийти с улицы, поговорить с охранниками на входе, и вскоре выйдешь на ринг. Гонорар за первый бой тысяча рублей, причитающегося к оплате довеска соискателям лёгких денег обычно хватало за глаза. Их били на разогреве публики, в самом начале вечера, когда молодёжь, часто приятели бойцов, наливались пивом.