Екатерина словно плыла по ковровой дорожке между гостями и участниками аукциона. Щелчки фотоаппаратов напоминали пулеметную очередь. К модели были прикованы взгляды всей публики.

Дойдя до середины дорожки, Екатерина медленно повернулась, гордо подняв голову, и оглядела обращенные к ней лица с неожиданным презрением. Палантин скользнул с узких плеч и лег уснувшим зверем на ковер. Обеими руками Екатерина взялась за лиф великолепного платья и рванула его вниз. Ткань треснула звонко и весело. Бисер брызнул во все стороны и заскакал по паркету. Увлекаемый тяжестью вышивки, верх платья упал к поясу, обнажая грудь модели. Екатерина рванула снова, и по талии расползлась безобразная дыра. Девушка позволила изуродованному платью свободно опуститься на пол и легко перешагнула через волну ткани.

Музыка развалилась на отдельные звуки и смолкла. Увлеченная флейта пронеслась еще пару тактов, выдала свист на высокой ноте и тоже умерла.

Красная гостиная Юсуповского дворца проживала насыщенные мгновения изумленной тишины, в которой у зрителей расширялись зрачки, приоткрывались рты и замирало дыхание.

Где-то на набережной коротко прогудел автомобиль.

– Что уставились?! Сытые хари! – торжествующе крикнула Екатерина и вскинула руки. Эхо последнего слова метнулось вверх и рассыпалось о хрустальную люстру. Подвески звякнули. – Ваша страна стоит перед вами – голая! Нищая! Презираемая! Сколько стоит билет сюда? Как месячная зарплата учителя, врача?! Вы здесь, чтобы выбросить пачки денег на цацки! На шкурки убитых животных!

Десятки рук взлетели вверх одновременно – публика увлеченно ловила Екатерину в перекрестье камер смартфонов. Вспышки фотоаппаратов слепили глаза. Ропот прокатился по залу. Возмущенные возгласы вырывались из общего хора, как вскрики чаек. Однако в обморок никто не падал, истошно не голосил и в истерике не бился. Если несколько дам и кривили презрительно губы, отворачиваясь от подпрыгивающих темных сосков, то глаза остальных невольных зрителей этого шоу горели азартом и любопытством. В дверях, ведущих в Синюю гостиную, теснились модели, гримеры и костюмеры. Невозмутимое лицо охранника, сторожившего чемоданчик с драгоценностями, мелькнуло на заднем плане поверх голов. Скандал набирал силу, как несущийся под гору неуправляемый грузовик.

– А я-то, чудак, редко в музеи ходил! – удивленно воскликнул только что вошедший в гостиную Холмс. – Здесь весело! Ватсон, у тебя замечательно розовые уши. Закрыл бы ты рот, дружище!

Ватсон смущенно прикрыл горячее ухо ладонью, но отвести взгляд от подиума не смог. Екатерина была хороша.

– Одно колье – месяц пенсий для всего Ярославля!!! – Звонкий голос девушки тоже производил сильное впечатление. Казалось, он резонировал со стеклами высоких дворцовых окон. – Вы заработали эти деньги у станка? В шахте? Вы все – воры!

Несколько человек в форме охранников устремились к Екатерине. Действуя слаженно и решительно, они окружили девушку, закрывая ее собой от публики и смартфонов.

– Что, вы говорили, она демонстрирует? Нижнее белье? – Холмс оглянулся на директора музея и поперхнулся на полуслове. Очаровательной Ирмы больше не было. Сузившиеся жесткие глаза и решительно сжатые губы изменили ее лицо до неузнаваемости. Холмс моргнул – на какую-то секунду ему показалось, что буйные светлые кудри перехватывает алая бандана, а крепкая рука сжимает кривой клинок.

– Ментов. Протокол. Дуру убрать. Синяков не оставлять! – чуть повернув в сторону голову, негромко чеканила она. – Музыку громче. В зал коньяк и коктейли. И начинайте аукцион. Быстро!

Высокий мужчина в темном костюме и проводком за ухом проделал что-то вроде щелчка каблуками и скользнул вдоль стены. Музейная охрана, наступая и тесня, повлекла Екатерину в сторону выхода. Между квадратными спинами мелькнула несколько раз голая женская рука и растрепанные рыжеватые пряди.

– Всех не заткнете! Меня услышат! Страна поднимется… – звучало все глуше. Последним аккордом донеслось:

– Убери руки от моей задницы, извращенец!!!

Тяжелые белые двери затворились и отрезали остальное.

– Господа, прошу меня простить, – Ирма безмятежно улыбнулась веселящемуся Холмсу и ошарашенному Ватсону, – я вынуждена вас покинуть. Надо немного… прибраться. Наслаждайтесь аукционом.

Ирма ободряюще кивнула Ватсону, улыбнулась Холмсу… и удалилась.

– Господа! Аукцион «Меха и драгоценности» объявляется открытым! – возвестил аукционист хорошо поставленным голосом. Вызванный скандалом гул в зале постепенно стихал. Внимание гостей переключилось на статного ведущего в бордовом бархатном камзоле, вышитом золотыми нитями, и в белом парике:

– Позвольте объявить первый лот. Комплект украшений из природных сапфиров в обрамлении бриллиантов. Серьги и подвеска на золотой цепочке пятьдесят шестой золотниковой пробы. Сапфиры однородной окраски, серьги по два карата и подвеска два с половиной карата. Общий вес камней шесть с половиной карат. Общий вес бриллиантов три с половиной карата. Начальная цена лота – тридцать девять тысяч долларов.

По ковровой дорожке подиума вышагивала модель, демонстрируя предлагаемые к продаже драгоценности.

Между кресел гостей бесшумно двигались официанты, разнося напитки.

Билет сюда стоил значительно больше месячной зарплаты учителя.

Только когда рыжую истеричку обступила охрана, сидевший в первом ряду Женька Гутман перевел дыхание. Что это за девица? Почему она вышла в наряде Вероники?! Женька понимал одно – с Вероникой что-то случилось. Она ни за что и никому не уступила бы этот выход. А значит… Что это, собственно, значит?

Толкаясь и тяжело дыша, охранники тащили мимо голую самозванку. Та выдиралась и нечленораздельно визжала. Вдруг что-то с глухим стуком упало к ногам Женьки. Заметив блеснувшее украшение, он поднял его, еще не осознавая, что именно стекает с его ладони, словно искристая цветная змейка. Тяжелый камень в центре не оставлял сомнений – Женька держал в руках знаменитое колье Марии-Антуанетты. Почти машинально он поднес колье к глазам и замер. Что-то было не так. Женька немного повернул украшение, чтобы на камень упал свет софита. Но как же… Он же читал, что на рубине, который был на королеве в день казни, осталась уникальная метка – крохотный скол от ножа гильотины. Граф Фрезен выкупил рубин у Республики и добавил в колье остальные камни, велев переплести их золотыми нитями. Но шлифовать центральный рубин не позволил. О возлюбленной он желал помнить вечно.

Камень на Женькиной ладони играл идеальными гранями. Скола не было.

– Я заберу это, – коротко прозвучало над ухом, и, прежде чем Женька успел опомниться, его локоть зафиксировали твердые пальцы. Человек с витым проводком за ухом ловко сгреб колье с Женькиной ладони. На секунду жесткий взгляд охранника словно прилип к лицу парня. Женька судорожно вздохнул и тут же почувствовал, что больше его никто не держит. Широкая спина в темном костюме мелькнула у двери и скрылась вслед за охранниками, волочившими девицу.

– Позвольте! Как же так!.. – Женька ошеломленно посмотрел по сторонам. Публика приходила в себя, оживленно обсуждая скандальное происшествие. Внимания на парня никто не обращал. – А где же Вероника?! Девица не та, колье не то… Царь-то ненастоящий!

Женька вскочил с места, опрокинув золоченый стул, и кинулся вон из Красной гостиной. Он тут же налетел плечом на высокого мужчину, внимательно наблюдавшего за ним цепкими серыми глазами. Из общей массы нарядных гостей он заметно выделялся – на нем были возмутительные желтые ботинки и мягкий джемпер крупной вязки. Мужчина молча посторонился, и парень пулей выскочил из гостиной.

Женька вылетел на середину фойе и остановился. Куда бежать дальше, он не знал. По парадной лестнице из вестибюля первого этажа эхо доносило крики скандалистки, а больше никого не было.

– Молодой человек, что это на вас лица нет? Несетесь как на пожар… – Из-за манекена со старинным платьем скользнул к нему лысый как колено пожилой дядька в дурацком полосатом костюме.