Интересно, что изменилось.

– Привет. Ты здесь с Блейком? – Эбби останавливается рядом со мной и засовывает руки в передний карман толстовки. Она правда часто моргает или мне кажется? Когда мы вообще разговаривали в последний раз?

Я замираю с Mike and Ike в руке.

– Блейк?

Она кивает, а затем с легким прищуром изучает меня.

– Ага. Его тележка набита всякой вредной едой. Я подумала, может, вы двое…

– Он здесь?

Эбби вновь кивает.

– Да. Тележка. Вредная еда. Улавливаешь связь?

Растерянно киваю, пытаясь решить, стоит ли бросить эти конфеты и убежать отсюда, пока Блейк меня не заметил.

Мы не сталкивались с того дня в парке.

Если он сейчас меня увидит, то вопросов не избежать. Бесконечного множества вопросов. Да еще Эбби здесь. Боже, эта парочка крепко за меня возьмется.

Мне не нужна головомойка. Я лишь хочу купить что-нибудь перекусить, вернуться домой и продолжить работу над скульптурой.

– Э-э, нет, мы здесь не вместе. Вообще-то, я тут кое-что вспомнила…

Отворачиваюсь от Эбби, но она хватает меня за руку.

– Не ври. – Ее голос тихий, мягкий, умоляющий. – Пожалуйста, только не ври. Я понимаю, почему ты меня отталкиваешь. Понимаю, почему все изменилось. Но ты никогда мне не лгала. Поэтому не начинай сейчас, ладно?

Медленно киваю, уставившись на ее ногти с французским маникюром. Она отпускает мою руку, и я поднимаю взгляд.

Не знаю, как ей удается быть такой понимающей. Я бы так не смогла, если бы оказалась на ее месте. Если бы подруга бросила меня ради парня. Но она все понимает. Каким-то образом она все понимает.

– Спасибо тебе. За то… за то, что ты – это ты.

Эбби важно кивает и делает шаг назад.

– Пойду поговорю с ним. Беги оплати свои покупки.

Киваю в ответ, но не двигаюсь с места, сверля ее взглядом; во мне клокочут тысячи чувств и мыслей, я теряюсь в них, пока Эбби слегка не трясет меня за плечо.

– Эй. Если не хочешь с ним разговаривать, тогда уходи. Ладно? – Она вздыхает и отпускает меня. – И, Энн?

Смотрю ей в глаза.

– Если я вдруг тебе понадоблюсь или ты захочешь поговорить, или…

Киваю в ответ.

– Хорошо, – твердо говорит Эбби.

Я лишь снова киваю, беру конфеты и, не оборачиваясь, несусь прочь из отдела.

Эбби – богиня.

А я просто…

Я больше не знаю, кто я.

Но уже не та, кем была раньше.

12 марта

6 месяцев, 12 дней

Сегодня меня исключили из команды по бегу. Тренер сказал, что я перестала проявлять интерес и пропустила слишком много тренировок.

По идее, это должно меня обеспокоить. Расстроить. В свой выпускной год я хотела проявить себя: побить собственный рекорд по прыжкам в длину, выиграть первый забег на две мили.

Но когда тренер сказал мне это, то я ничего не почувствовала. Такие вещи, как бег и старшая школа, в какой-то момент перестали иметь для меня большое значение. Все время, которое я ежедневно проводила с командой, в моей голове крутились лишь мысли о Конноре. Я представляла, как мы вместе лежим на кровати и смотрим кино, как разговариваем, гуляем и тусуемся вдвоем.

Иногда мне кажется, что я готова отдать все на свете, только бы каждый день проводить с ним, наедине в его комнате, слушать музыку и просто… быть вместе.

Весь месяц я бегала быстрее обычного, чтобы скорее закончить тренировку и сразу пойти в раздевалку. Не успев остыть, надевала верхнюю одежду прямо на вспотевшее тело и с пылающим от жара лицом забиралась в машину, чтобы поехать к своему парню.

Теперь у меня свободен лишний час в день, и я смогу провести его с Коннором. Сразу после школы я буду приезжать к нему, готовить ужин и ждать его с работы.

А еще у меня появится больше времени для изготовления скульптуры. Она требует больше усилий, чем я ожидала. Требует много часов. Но мне это нравится. Она стала моей отдушиной. Во время работы над скульптурой все мои мысли только о ней, я словно растворяюсь в созерцании разноцветных стеклышек, игре света на изогнутых местах.

При любой возможности я иду на берег и пополняю свои запасы – в песке порой встречаются настоящие сокровища. Я собираю красные, зеленые и голубые стеклышки и тут же прикидываю их будущее расположение.

Сердце будет прекрасным, когда я его закончу. Я в этом уверена.

Покинув кабинет тренера, освобождаю свой шкафчик в раздевалке. Я стараюсь не смотреть на вещи, которые заталкиваю в пакет: здесь обувь, спортивные костюмы, расписание занятий и маленькая упаковка крекеров в виде рыбок, которые я ела на выездных соревнованиях.

Сложнее всего с фотографиями на дверце, они словно следят за мной, хоть я на них и не смотрю.

В забегах на две мили участвовали лишь трое из команды. Вернее, мы втроем были единственными, кому хорошо давалась эта дистанция. Мы называли себя треножником. Считали, что сможем удержать на своих ногах всю команду, сможем набрать достаточно очков, чтобы наша школа лидировала в дивизионе.

И у нас бы получилось. Команда была практически готова к началу сезона. Я знаю, мы бы справились.

Мне больше не нужны эти фото. Даже не хочу класть их в сумку и просто срываю с дверцы. Они разлетаются по бетонному полу и теперь валяются под лавками, рядом с водостоком – повсюду.

Их оказалось много, так много застывших моментов, которых больше не существует. Эти воспоминания мне не нужны. Заурядные события теряют свое значение, когда ты понимаешь, что в жизни есть нечто куда более серьезное.

Оставив фото валяться на полу, я открываю дверь, выхожу на улицу и иду к машине. Еще рано, Коннор вернется с работы только через час.

У меня есть время. Для себя. Такого давно не было.

Я отправляюсь в парк в двух кварталах от квартиры Коннора и, найдя там столик для пикника, залезаю на него. Лежу и болтаю ногами, глядя на голубое небо и пушистые белые облака: некоторые из них похожи на кроликов, другие на сладкую вату, остальные просто смешные, пушистые и прикольные, они напоминают мне, что скоро лето. Я все еще в кроссовках и спортивном костюме, но мне не холодно. Воздух пахнет травой, вызывая желание съесть рожок мороженого и прокатиться на моем стареньком велосипеде, а еще вернуться в то время, когда папа был рядом и жизнь была простой.

Я продолжаю болтать ногами и смотреть на небо. Такие минуты – беспечные минуты – сейчас очень редки, поэтому я ими наслаждаюсь.

Звук шагов выводит меня из задумчивости, и я сажусь.

Блейк. Меня охватывает прилив радости, и мне сложно его подавить.

– Привет, – говорит Блейк.

– О, привет.

Он садится на лавочку, я сползаю со стола и устраиваюсь напротив него. Его темные волосы растрепаны и закрывают весь лоб, а глаза блестят от счастья.

Искреннего счастья. Я едва его распознаю.

– Как дела? – спрашиваю после затянувшегося молчания. Мы очень долго не общались.

– Хотел узнать у тебя то же самое.

– Меня исключили из команды по бегу.

Зачем я ему это рассказала?

– Почему?

Пожимаю плечами.

– Не знаю. Да это и неважно.

– Еще как важно. Ты любишь бегать. – Он склоняет голову набок и подается вперед в ожидании ответа, который бы все объяснил.

– Любила. В прошедшем времени.

– И что же ты теперь любишь?

– Коннора, – не подумав, отвечаю я. Как бы мне хотелось отмотать все назад и ничего ему не говорить, но это невозможно.

– И?

– И все. – Я не смотрю на Блейка, не смотрю на небо. Я рассматриваю землю – пеструю зеленую траву под своими потертыми белыми кроссовками.

Он делает глубокий, медленный вдох, словно выигрывает время, чтобы подобрать правильные слова.

– Почему ты стала… другой?

Я открываю рот, чтобы возразить, сказать, что я все та же Энн, какой была всегда, но молчу. Блейк слишком хорошо меня знает. И он знает, что прав.

– Просто я такая, – произношу наконец. – Пожалуйста, только не начинай. Все и так читают мне нотации. Я в них не нуждаюсь.