– А где мальчик? – спрашивает Эверетт у врача.

– Сейчас он у педиатра. Поразительно, но малыш в довольно хорошем состоянии. Учитывая ситуацию.

– Она ничего не говорила? Никаких имен? Как долго она там пробыла? Хоть что-нибудь?

– Нет, простите, – качает головой доктор.

– Когда можно будет с ней поговорить? Это очень важно.

– Понимаю, однако самочувствие пациента на первом месте. Придется подождать.

– Она поправится?

Врач подходит к окну палаты и смотрит на озабоченное лицо Эверетт.

– Честно говоря, больше всего меня беспокоит ее душевное состояние. После того, через что прошла бедняжка, ей нужно как следует отоспаться. Сейчас это – лучшее лекарство, а потом посмотрим.

– Дерек, не молчи. Если ты видел хоть что-нибудь… любая мелочь поможет.

Росс смотрит на меня и сжимает пластиковый стаканчик с такой силой, что тот вдруг трескается, а вода течет по его брюкам.

– Ладно, – после долгого молчания говорит он, вытирая одежду. – Где-то полгода назад, в декабре, одна соседка сказала, что видела Харпера на улице в одних тапочках, вот мне и пришлось заехать, чтобы найти его обувь. Он начал терять вещи, забывал, где что лежит… В общем, я решил, что его ботинки, наверное, под кроватью.

– И ты нашел их там?

Росс качает головой:

– Нет, но я нашел коробку со всякими журналами.

Я понимаю его без лишних намеков.

– Порнушка?

– Причем жесткая, – после заминки отвечает Дерек. – Садомазо, пытки… Что-то вроде того, особо я не разглядывал.

«В отличие от Харпера», – мысленно продолжаю за него я.

Наступает тишина. Неудивительно, что он боялся говорить об этом.

– Как думаешь, где он такое достал? – интересуюсь я.

Росс пожимает плечами:

– Точно не через Интернет. Во всяких женских журналах, если присмотреться, бывают объявления мелким шрифтом. В то время он еще иногда сам ходил в магазин.

– Коробка по-прежнему на месте?

– Скорее всего. Я просто засунул ее обратно, так что если Билл и заметил что-нибудь, то промолчал. Но знаете, гадкие журнальчики – это одно, а вот похитить девушку и запереть ее в подвале – совсем другое.

Лично я не был бы так уверен. Видел я, что творит деменция с людьми. В первые месяцы никто, даже сам Харпер, не осознает, что болен. Он еще полон сил и решительности, однако личность его, меняясь, ожесточается. Действительно ли Харпер превратился в другого человека или просто стал более суровой и безжалостной версией себя прежнего?

Встаю и выхожу в коридор, оставляя Росса одного. Стоявший у кулера с водой Гис подходит ко мне.

– Есть что-нибудь?

– Не особо. Говорит, как-то раз нашел в доме стопку журналов с жестким порно. Пусть Чаллоу и его ребята обыщут не только цокольный этаж и подвал. Вдруг найдется еще что-то…

– Хорошо.

– И давайте покопаемся в прошлом Харпера. Начни с университета, где он работал. Это было не так уж давно, двадцать лет назад; наверняка его помнят.

Беседа по телефону с Луизой Фоли, начальником отдела кадров Бирмингемского университета

1 мая 2017 года, 13.47

Беседу провел детектив-констебль К. Гислингхэм

К.Г.: Простите, что беспокою вас в праздничный день, однако мы надеялись получить у вас кое-какую информацию об Уильяме Харпере. Если не ошибаюсь, он преподавал в Бирмингеме до конца 90-х?

Л.Ф.: Да, все верно. Меня тогда еще не было в университете, но я знаю, что доктор Харпер работал на факультете социальных наук и специализировался на теории игр. Кажется, он написал знаменитую статью по ролевым играм. Очень прогрессивную для тех времен.

К.Г.: Что еще можете рассказать про этого гения?

Л.Ф.: Он ушел на пенсию в девяносто восьмом, констебль. Это было очень давно.

К.Г.: Понимаю, хотя компьютеры ведь уже имелись? Не доисторическая эпоха-то… Должны же быть какие-то записи.

Л.Ф.: Разумеется, но вам прекрасно известно, что я не имею права разглашать личную информацию – такова наша внутренняя политика. У вас есть разрешение от доктора Харпера?

К.Г.: Нет, и оно мне не нужно, если требуемая информация необходима для ареста или уголовного преследования обвиняемого. Закон об охране информации, пункт 29 (3), если желаете проверить.

Л.Ф.: Что он натворил? Вы же не просто так звоните. Дело не в каком-нибудь там штрафе за парковку, иначе вы не стали бы… [Пауза] Постойте, это из-за той девушки в подвале, о которой говорят во всех новостях? Его возраст как раз…

К.Г.: Боюсь, мисс Фоли, я не вправе сообщать подробности. Не могли бы вы просто скинуть мне нужные файлы на почту? Это сэкономит всем нам кучу времени.

Л.Ф.: Мне понадобится разрешение от директора по кадрам. Однако если у вас есть конкретные вопросы, я попробую ответить.

К.Г.: [Пауза] Тогда расскажите мне, почему он ушел с работы.

Л.Ф.: В смысле?

К.Г.: Ну, я вроде еще не забыл математику – в девяносто восьмом Харперу было пятьдесят семь лет. А во сколько обычно уходят на пенсию университетские преподаватели, лет в шестьдесят пять или даже в семьдесят?

Л.Ф.: [Пауза] Судя по личному делу, доктор Харпер вышел на пенсию раньше по обоюдному соглашению с университетом.

К.Г.: Ясно. И какова была настоящая причина?

Л.Ф.: Я не понимаю, о чем вы…

К.Г.: Да ладно вам, мисс Фоли, вы же знаете, что на языке отдела кадров эта ранняя отставка означает «нам пришлось от него избавиться».

Л.Ф.: [Пауза] К сожалению, на данный момент я больше ничего не могу вам сказать. Мне нужно переговорить с директором и получить его разрешение на отправку вам документов. Предупреждаю, что директор сейчас в Китае и быстро с ним связаться не получится.

К.Г.: Что ж, тогда приступайте, не стану больше мешать.

На верхних этажах дома номер 33 по Фрэмптон-роуд все шторы задернуты. В воздухе столбом стоит пыль, углы в паутине. Ковер на лестнице проеден, и криминалист Нина Мукерджи старается не наступить на россыпь круглых катышков. Она заглядывает в хозяйскую спальню: на кровати лишь голый матрас с огромным заплесневелым пятном в центре. На стене справа – пустой стеклянный шкафчик-витрина; туалетный столик завален помадами, духами и салфетками с отпечатками красных губ. Крем в открытой баночке засох до состояния цемента.

К Нине подходит коллега.

– Черт, прямо как на «Марии Селесте»[7], – говорит он.

– Или как мисс Хэвишем из «Больших надежд»[8]. У меня от этого фильма мурашки по коже.

– Так когда умерла его вторая жена?

– В две тысячи десятом. Попала в аварию.

Второй криминалист осматривается, идет к прикроватному столику и проводит рукой в перчатке по поверхности с толстым слоем пыли.