Билл почти верит.

-Ты такой на протяжении последних нескольких дней. Сегодня, правда, все еще хуже. Я чего-то не знаю?

-Все хорошо. Ты же знаешь, что я ничего от тебя не скрываю.

Том легко целует Билла в уголок губ, тот, кажется, верит, что все хорошо.

-Хорошо.

Том расскажет ему. Не сегодня, не завтра. Даже не через год. Но когда все будет совсем плохо.

Но не сейчас.

========== Chapter four ==========

Peter Gabriel – My Body Is A Cage

Том просыпается от легкого прикосновения к щеке. Приоткрывает глаза, улыбается.

-Почему не спишь?

Билл сидит на кровати, по нему видно, что он давно проснулся: волосы уложены, он одет в джинсы и фланелевую рубашку.

-Погода отличная, я хочу гулять. Когда мы в последний раз просто гуляли по городу? Вот поэтому я тебя и бужу.

Том улыбается, Билл отражает его улыбку.

-Сейчас десять утра.

-Ну и что? Поднимайся, Том. Я тебе кофе сварю.

Младший целует Тома в нос и уходит на кухню. Том улыбается, как идиот. Понимает, насколько скучал по такому домашнему, счастливому брату. Он такой ребенок.

Выйдя из ванной, Том застает Билла, курящего в окно. Тихо подходит к нему, обнимает, сложив руки на его груди. Целует в щеку. Билл протягивает ему сигарету, Том затягивается.

-Мне кажется, мы слишком много курим.

-Мы вообще всегда «слишком», не думаешь? – Билл усмехается, тушит сигарету в пепельнице. – Ты… ты готов?

Том кивает. Прижимает Билла к себе сильнее, тот кладет голову ему на плечо.

-Лето. Я так устал от всех фотосессий, показов. Хочу быть с тобой и ничего не делать.

Том прекрасно понимает, что брат чувствует, потому в его голове мысли точно такие же.

-Пойдем прогуляемся, я куплю тебе мороженого. Покормишь уток в парке, а потом посидим в какой-нибудь кафешке.

Билл довольно улыбается:

-Мне нравится твой план.

И Том счастлив.

***

Когда Билл снова закуривает, но роняет сигарету, Тому кажется, что время остановилось.

-Черт.

-Тебе нужно отдохнуть.

-Я делаю это прямо сейчас, Том.

Билл все-таки закуривает, Том сжимает зубы.

-У тебя все хорошо? Я имею в виду, ты…не чувствуешь себя… тебе не кажется, что ты устаешь хронически?

-Ты хочешь сказать, что мне нужен врач? Нет, все хорошо. Это пройдет. Все просто навалилось сразу.

И Том немного успокаивается. Настолько, насколько вообще возможно успокоиться, когда ты смертельно болен.

-Я переживаю за тебя. Не ешь нормально, в твоей жизни только сигареты, кофе и кокаин. И вот даже не говори мне сейчас, что больше не балуешься.

Билл смеется, Том укоризненно улыбается.

-Было пару раз.

-Ты хотел сказать: «пару десятков раз».

-Не будь занудой, Том.

Младший чуть склоняет голову вбок, Том внимательно всматривается в его глаза. Прочитано слишком много, чтобы не узнать их медленные движения.

Это невыносимо.

-Я просто пытаюсь заботиться о тебе.

Билл улыбается.

-Я и так знаю, что ты любишь меня.

Том берет руки Билла в свои. Целует.

-Люблю.

***

Прошло почти два месяца. Том готов на стену лезть от незнания, что ему делать. Исключая Герца, который все эти два месяца пытается затащить Тома и его брата в клинику, в этом мире есть только один человек, который знает, что такое хорея.

Их отец.

Гордон воспитал их, не смотря на то, что они, в общем-то, никто ему. Том только в подростковом возрасте понял, что биологический отец оставил их, как только у мамы была диагностирована хорея. Они даже не помнят его, они никогда не виделись. И не увидятся, скорее всего.

Позвонить Гордону трудно. У него новая семья, прекрасная маленькая дочка. Нет, Гордон никогда даже не думал, что Билл и Том – не его дети. У него их трое – его близнецы и его дочь. Том знает, что, скорее всего, отравит отцу жизнь известием о том, что у них с братом прекрасная наследственность, но ему физически необходимо с кем-то поговорить.

Когда папа берет трубку и счастливо говорит: «Привет», Том понимает, что все будет еще сложнее, чем он предполагал.

-Привет, пап. Мне нужно поговорить с тобой.

-Конечно. Приезжай, Марта приготовит ужин. – Том улыбается, когда слышит, как Карла, шестилетняя дочка Гордона, громко кричит и спрашивает, кто это. – Это Том, малышка, передать ему «привет»? Ты слышал, и Карла скучает.

-Скажи ей, что я люблю ее. Но нам нужно поговорить наедине.

-Что-то случилось?

-Бар на углу Хакельбергер. Через час. Ты сможешь?

-Конечно, я буду.

Том кладет трубку. Осталось самое сложное – придти.

***

Войдя в бар Том понимает, что мысль рассказать все отцу была совершенно идиотской. Чертов эгоист, Тому кажется, что он думает только о себе.

Когда понимает, что буквально через два-три года он не сможет даже сказать нормально, что с ним, то решает, что Гордон имеет право все знать. Не важно, как плохо ему будет. Ему необходимо это знать.

Замечает отца, сидящего за барной стойкой. Кладет руку ему на плечо, тот оборачивается.

-Здравствуй.

Гордон обнимает сына, Том пытается улыбнуться в ответ.

-Пойдем куда-нибудь подальше.

Том кивает на столик в углу бара, Гордон соглашается. Внутри все натянуто, как струна, он понимает, что происходит что-то серьезно нехорошее, потому что просто так его сын не позвал бы и не попросил о разговоре.

Том рассматривает свои рукава, Гордон ждет.

-Я, в общем…

Том запинается. Сердце стучит где-то в горле.

-Пап, у нас Гентингтон. Билл и я. У нас хорея.

Гордон перестает дышать. В глазах темнеет. Он закрывает лицо руками. Том кричать готов, когда видит такого отца.

-Я не хотел тебе говорить, но у нас с Биллом около семи лет. Скорее всего, намного меньше. Все хорошо с психикой у нас будет еще года два. Потом начнутся провалы в памяти, депрессии и неосознанность того, что мы делаем. Я…

-Замолчи. Сейчас же.

Голос Гордона дрожит. Он все еще не смотрит на Тома.

-Я не смогу пережить это еще раз.

-Прости. Я все-таки не должен был говорить тебе этого. Пап, я…

Гордон ударяет кулаком по столу. Наконец поднимает взгляд на Тома.

-Не должен был?! Я хочу знать, когда ты узнал, что вы больны.

-Около двух месяцев назад.

Гордон стискивает зубы.

-И молчал.

-Я знал, что я испорчу тебе жизнь, рассказав об этом. Я убеждаюсь, что тебе не нужно было этого знать.

-Я люблю вас, я вырастил вас, а сейчас ты говоришь мне, что я не должен был знать, что мои сыновья смертельно больны?!

-Ты предполагал это. Ты знал, что у нас тоже может быть хорея. Как у мамы.

Гордон глубоко вдыхает.

-Знал.

-Я решился рассказать только из-за того, чтобы узнать, что нас ждет.

-Билл знает?

-Нет. Я не смогу сказать ему.

-Ты же знаешь, что он все поймет. Рано или поздно. Сколько ты будешь скрывать? Год?

-Пока он не начнет плохо спать, пока не…

-Пока не сядет на героин от депрессии. Ты был у врача? Препараты?

Том хочет бросить все и уйти. Нет совершенно никакого желания говорить о том, что им делать, чтобы отсрочить недееспособность на пару лет.

-Я не вижу в этом смысла.

-Ты сошел с ума.

Гордон откидывается на спинку стула. Закрывает глаза.

-Если ты не скажешь ему – это сделаю я.

-Нет. Ты не сделаешь этого точно.

-Том, не будь идиотом.

-Я не собираюсь выпрашивать у этой ебаной жизни лишние два года, когда она забрала у нас все. Я не буду этого делать. Я не собираюсь таскаться сам, и таскать по больницам Билла. Я не уверен, что он переживет сам диагноз. Я боюсь даже представить, что будет, когда я скажу ему, что все его неудачные попытки зажечь сигарету или застегнуть пуговицы – это смертельная болезнь, от которой умерла его мать. Я до сих пор помню картину того, как ее увезли в клинику. Насовсем. Нам было шесть. Я не позволю хорее разрушить эти несколько лет, которые у нас остались. Если я скажу ему – у нас не останется и дня.