Том варит кофе, Билл достает из шкафа коньяк. Улыбается, когда Том вопросительно смотрит на него.

-Не улыбайся, твоя улыбка не отменит того факта, что сейчас даже восьми утра нет.

-Ну и что?

-Ты в курсе, что наши препараты с алкоголем мешать нельзя? Поставь коньяк на место.

Билл демонстративно делает глоток прямо из горла бутылки, протягивает ее Тому.

-Блять, Билл, что ты делаешь.

-Сегодня мы не болеем. Сегодня у нас нет хореи, и сегодня мы знаем точно, что будем жить так, как захотим, и столько, сколько захотим. Пей, Том, а таблетки за сегодняшний день мы выкинем. Пей.

Билл нажимает на слово «Пей», и Том почему-то берет бутылку и пьет. Он после спросит себя, почему согласился и послушал Билла, но сейчас он ответить на этот вопрос не может. Билл садится на подоконник, кладет ногу на ногу, закуривает. Протягивает руку, зовет старшего к себе. Том подходит, Билл кладет левую руку на плечо Тома. Старший наклоняется к нему, целует его в нос, Билл улыбается.

-Может быть, хорея – наше наказание?

Том забирает у Билла сигарету, затягивается.

-За что?

-Ты думаешь, мы безвинны и у нас нет секретов?

Том смеется, кивает:

-Ты прав.

Билл задумывается о том, что сделало их такими. Почему они решили, что друг с другом им будет лучше, чем с кем-то чужим. Их так воспитали, или они должны были такими быть?

-Ты помнишь нашу мать?

Том разливает кофе по чашкам, секунды медлит.

-Смутно и с трудом. Я отлично помню только то, как ее забирали. Нам было лет пять. Ты разревелся тогда, я успокаивал тебя.

-Ты никогда не рассказывал.

-Не было необходимости.

Билл разбавляет кофе коньяком, садится за стол.

-Ты старше всего на десять минут, почему это повлияло на то, как мы мыслим.

-Я всегда знал и понимал, что старше, а значит должен вести себя также и быть для тебя стеной.

Билл вдруг резко улыбается, Том в мгновение понимает по этому блеску в его глазах и игривой улыбке, что младший придумал что-то дикое.

-Нет, Билл, я знаю, что ты затеял что-то сумасшедшее, так что сразу говорю тебе «нет».

-Не будь занудой, Том. Давай набьем время нашего рождения. Сегодня же. Вместе.

Том смеется, даже не пытается воспринять эту идея всерьез.

-Ага, обязательно.

Берет кружку, садится за стол. Вскидывает взгляд на Билла и понимает, что тот абсолютно серьезно.

-Билл, ты рехнулся? Нет, я не стану этого делать, даже не пытайся.

-Что тебя останавливает?

Том возмущенно фыркает:

-Хотя бы то, что это больно?

-Блять, Том, ты себе пальцы ломал дважды, но тебе больно делать татуировку?

Старший Каулитц непроизвольно кивает, соглашаясь со словами Билла. Но тот понимаем это совершенно по-другому.

-Что? Ты согласен? – Младший тут же оказывается рядом с Томом, садится к нему на колени. – Да, ты согласен?

-Билл, мы жалеть об этом будет сегодня же вечером.

-Плевать, в любой момент сможем свести их. Давай, Том, нужно только решить, где мы их набьем.

-Билл…

Том устало смотрит на брата, но понимает, что спорить с ним бесполезно, а расстраивать его он не умеет.

-Я знаю! – Билл восторженно протягивает брату левую руку. – Пальцы. Четыре пальца на четыре цифры. Я на левой, ты – на правой.

-На пальцах, ты с ума сошел?

Билл хмурится, Том кивает:

-Ладно, хорошо, как хочешь. Мне кажется, попроси ты меня спрыгнуть с сотого этажа, я сделаю это.

И счастливый Билл целует Тома. Старший рассматривает пальцы правой руки – синяки и опухоль сошли, а боль он потерпит. Ради воодушевленного Билла и ради его блестящих глаз.

***

Билл просит Тома подождать его в машине, пока он сам «решит вопросы с контрактами». Том кивает, младший забирает сумку, пальто и выходит из машины. «Strong German Model Management» стал для младшего Каулитца домом, но от всего приходится отказываться. Его пятилетний контракт истекает как раз в конце апреля, у Билла и вопросов не стояло, продлевать его или нет, но ровно до вчерашнего дня. Как только Каулитц поднимается на тринадцатый этаж, и как только двери лифта открываются, Билл на мгновение думает, что совершает ошибку, но это мгновение не достаточно для того, чтобы пойти назад. Каулитц стучится в дверь директора, Марк негромко говорит «Войдите». Как только видит Каулитца, улыбается и начинает искать бумаги в столе.

-Нет, Марк, не ищи.

Билл садится на кресло напротив удивленного мужчины, улыбается.

-Мне пора уйти.

Марк несколько секунд медлит, пытаясь осознать его слова и пытаясь правильно их интерпретировать.

-Что? В смысле? Куда? Тебе предложило контракт другое агентство? Ты не торопись, все вопросы можно рассмотреть и уладить.

-Нет-нет, я ухожу. Насовсем. Я заканчиваю карьеру.

-Что? Блять, Билл, не шути так со мной, я блять развожусь на этой неделе, так что мои нервы сейчас не в том состоянии, чтобы на них играли.

-Я не шучу. Я хочу уйти из агентства и из бизнеса в целом. Я ухожу из моделинга, навсегда, насовсем. Я не собираюсь переходить в другое агентство, я просто ухожу.

Марк закрывает лицо руками, глубоко и громко вдыхает.

-Я не отпущу тебя, даже блять не пытайся. Билл, у тебя контракты на подпись лежат до конца две тысячи семнадцатого, ты блять издеваешься сейчас надо мной? Ты понимаешь, сколько денег ты теряешь? Ты понимаешь, что тебя хочет Лагерфельд для его зимней коллекции? – Марк переходит на крик, Билл сжимает зубы, щурится и скрещивает руки на груди. – Ты в предварительных списках на Фенди осень-зима в Париже, Каулитц, сука, твою же мать, сколько моделей ты знаешь, которых в двадцать девять лет хотят ведущие дизайнеры мира? Назови мне хотя бы двух, и я отпущу тебя, не спрашивая ни о чем. Отлично, да, ты молчишь. Билл, умоляю, не совершай таких ошибок, снимись хотя бы для Лагерфельда этой осенью. Я дам тебе отпуск, да я блять даже тревожить тебя не буду столько, сколько тебе понадобиться. Но не уходи, прошу тебя, только не уходи.

Марк почти скулит, Каулитц готов завыть от отчаяния. До коллекции Карла больше, чем полгода, Фенди можно даже не рассматривать, потому что к тому времени он будет не в состоянии пройти по подиуму ровно.

-Я подпишу разовый контракт для Лагерфельда, если решу, что мне это нужно. Но сейчас я ухожу, и я прошу тебя отпустить меня вот без этих скандалов.

Марк берет с полки бук и документы Билла, стандартный бланк о прекращении сотрудничества и кидает перед ним на стол.

-Я, блять, директор одного из лучших агентств страны, умоляю тебя остаться, унижаюсь перед тобой, сука, мне уже ниже падать некуда, разве что на колени перед тобой встать, Каулитц, но ты уходишь. Я блять знаю тебя больше пяти лет, ты поднялся только благодаря мне, а сейчас ты говоришь мне, что уходишь. Что я сделал не так? Ты недостаточно зарабатываешь, тебя не устраивают условия контракта, что, блять, Каулитц?! Почему из моего агентства уходит единственная незаменимая модель?! Ты в зеркало на себя перестал смотреть и перестал видеть, насколько твое лицо совершенно и насколько ты уникален? Объясни мне, что происходит? И даже не пытайся начать говорить что-то про то, что ты «устал». От такого не устают, я видел тебя на съемках, ты живешь этим, Каулитц, что проис…

Билл трясущимися руками ставит последнюю подпись, встает из-за стола так резко, что опрокидывает стул.

-У меня неизлечимое смертельное заболевание, о котором я ни тебе, ни кому-либо еще говорить не собираюсь. Я сказал, что я подпишу разовый контракт, если мне это будет нужно, но сейчас я ухожу.

Марк приходит в себя только после того, как дверь его кабинета громко захлопывается за Каулитцем. В каком-то шоковом состоянии он собирает бумаги, которые оставил ему Билл, медленно складывает их в его папку.

Какое к черту заболевание, что происходит?

Билл вызывает лифт, правая рука предательски дергается, за ней мышцы шеи неподконтрольно сокращаются так, что голова Каулитц поворачивается вправо настолько резко, что у того темный фон встает перед глазами от боли. Билл шипит, глубоко вдыхает и говорит себе, что внизу его ждет Том, который даже заподозрить не должен, что Билл только что ушел из агентства. Билл взъерошивает волосы перед зеркалом в лифте и легко улыбается себе. Все будет хорошо, все будет так, как и давно должно было быть. Нужно только провести с Томом этот день, нужно только насладиться им сегодня и сейчас.