Он поспешно освободил почти нагое тело девушки из клетки. Когда молодой человек опустил ее на землю, она села и полными боли глазами уставилась куда-то вперед, пока Дин торопливо освобождал ее руки от изоленты. Затем он легкими прикосновениями ощупал ее спину и вздохнул с облегчением.

– Джоан! Ты уверена, что с тобой все в порядке?

Она всхлипнула, хватаясь за него.

– Наверное, Ли. Бамбук не сделал… просто не успел…

– У тебя только поверхностные ранки, – постарался успокоить ее Дин. – Сейчас… – Он оторвал несколько полос от своей изодранной рубашки и перевязал себе плечо. – У меня все в порядке. Пуля только оцарапала меня…

Джоан уставилась на тело, лежащее вниз лицом среди обломков клетки. Глаза ее расширились от удивления.

– Ли, – быстро сказала она, – не мог бы ты…

На лице Дина появилось странное выражение.

– Мне кажется, мы оба будем удивлены, – кивнул он. – Когда я ударил его в лицо, то почувствовал…

Он перевернул безжизненное тело на спину и сорвал с него маску. Джоан удивленно вскрикнула.

Дин, глядя на обломок бамбука, торчавший из глазницы мертвого человека, мрачно сказал:

– Ну, думаю, твой кузен больше не причинит нам беспокойств.

Поскольку это было тело Джеффа Кентона…

– Он неплохо замаскировался, – объяснил Дин, пока обрабатывал раны на спине Джоан, лежащей на диване в гостиной старого дома. – Подложил тряпки под плечи, чтобы выглядеть массивным, и надел дождевик, создающий иллюзию роста. А с маской и шляпой, надвинутой на глаза, и бормотанием, как у Квентина, посчитал, что я не узнаю его.

– Но почему, Ли, почему? – спросила Джоан, передергивая плечами. – Зачем ему все это?..

– Потерпи еще минуточку… Конечно, ради денег. Если бы ты умерла, то он получил бы все деньги дяди Уэйна. Насколько я понял, он давно уже знал об экспериментах Квентина, на этом и строил свои планы. Это тебя он хотел убить, а не меня. После того как бамбук прикончил бы тебя, он ушел бы в дом и сбросил маскировку. А затем появился и спас бы меня, как Джефф Кентон, рассказал бы сказочку о том, как пришел в себя после нокаута, сумел подкрасться, ударить Квентина по голове, а потом связать его и запереть в подвале. Он там с тех пор, как Кентон вчера вечером ударил его вазой по голове.

– Но ты же сказал, что он приготовил клетку и для тебя, – возразила Джоан.

– Он сказал это, притворяясь Квентином. Он хотел убить только тебя, а меня оставить в живых, чтобы я свидетельствовал против Квентина, которого признали бы виновным в убийстве. Тогда сам Кентон получил бы в наследство все состояние и имение.

– Так Квентин был просто игрушкой в его руках? – нахмурилась Джоан, все еще слегка дрожа.

– Да, – подтвердил Дин. – На самом деле несчастный калека не опасен, если его не разозлить. Кентон просто очень хитро пугал нас им. Но Квентина все равно нужно отвезти в больницу. Так будет лучше и для него, и для тех бедных существ, которых он мучил… Смешно¸ – улыбнулся Дин, помогая Джоан сесть, – смешно, что, даже если бы все планы Кентона удались, все равно ему было бы не видать наследства.

– О, ты имеешь в виду…

– Конечно. Ты дважды пыталась ему рассказать, но он так и не дал тебе этой возможности. Он не знал, что мы поженились еще в Нью-Йорке, как раз перед тем, как сели в поезд!

СТАРИК МЭССОН, СМОТРИТЕЛЬ древнего, много лет назад заброшенного кладбища Салема, издавна вел войну с крысами. Несколько поколений назад они пришли из доков и поселились на кладбище, колония самых обычных крыс, и никто не обращал на них внимания. Но, когда Мэссон принял бразды правления кладбищем после таинственного исчезновения прежнего смотрителя, он решил, что крыс нужно прогнать.

Сначала старик ставил на них капканы, клал перед входами в норы отравленную еду, потом попытался отстреливать, но все это не давало результатов – крысы не уходили. Они плодились и размножались, наводняя кладбище голодными ордами.

Эти крысы были слишком большими даже для mus decumanus[2], отдельные экземпляры которых достигают пятнадцати дюймов в длину, не считая длинного голого розовато-серого хвоста. Мэссон мельком видел среди них особей величиной с кошку, а когда могильщики несколько раз раскапывали их норы, то зловонные туннели были столь широкими, что человек мог проползти по ним на четвереньках. Корабли, в прошлом частенько приходившие из далеких портов к старым салемским причалам, привозили порой странные грузы.

Мэссон иногда размышлял о невероятных размерах крысиных нор. Невольно вспоминались жуткие легенды, которые он слышал, когда приехал в древний Салем, где некогда обитали ведьмы, – легенды о вымирающих нечеловеческих созданиях, живущих в норах под землей. Былые времена, когда Коттон Мазер[3] охотился за культами Зла, поклонявшимися в ужасных оргиях Гекате и Темной Матери Магне, миновали, но мрачные здания с остроконечными крышами по-прежнему чуть ли не смыкались друг с другом над узкими мощеными улочками, а богохульные тайны и мистерии, по слухам, до сих пор таились в темных подвалах и пещерах, где все еще проводились, вопреки здравому смыслу, давно забытые языческие обряды. С умным видом качая седыми головами, старейшины заявили, что в неосвященных землях древних салемских кладбищ могут обитать твари похуже личинок и крыс.

А еще был странный страх перед крысами. Мэссон терпеть не мог этих небольших, но свирепых грызунов, поскольку знал, какую опасность могут нести их острые, как иголки, клыки, но он никак не мог понять необъяснимый ужас, которым веяло от заброшенных, полных крыс зданий.

До Мэссона доходили смутные слухи об омерзительных существах, живущих в глубоких подземельях, и том, какую власть они имели над крысами, собирая их в ужасные армии. Крысы, шептались старики, являются посредниками между нашим миром и древними пещерами глубоко под Салемом. Тела из могил крадут для ужасных ночных пиршеств, говорили они. Миф о Гамельнском крысолове – выдумка, скрывающая нечестивый ужас перед черными ямами Аверна[4], наполненными порожденными адом чудовищами, не рискующими показываться при свете дня. Мэссон мало обращал внимания на эти россказни. Он почти не общался с соседями и фактически делал все, чтобы скрыть существование крыс от назойливых взглядов – и тому имелась уважительная причина. Если бы смотритель инициировал расследование, то это означало бы вскрытие множества могил, в которых могли обнаружить неприятные для него вещи. И если изгрызенные, пустые гробы еще могли быть приписаны крысам, то объяснить, почему изрезаны тела, лежавшие в некоторых гробах, оказалось бы нечем.

Самое чистое золото используется зубными техниками, и зубы не удаляют, когда хоронят человека. Одежда – другое дело, обычно покойника обряжают в костюм из тонкого сукна, дешевого, к тому же можно легко распознать его происхождение. С золотом обстояло иначе. А ведь были еще студенты-медики и, реже, готовые платить звонкую монету доктора с почтенной репутацией, нуждающиеся в трупах и не собирающиеся выяснять их происхождение.

До сих пор Мэссону успешно удавалось препятствовать подобным расследованиям. Он даже вообще отрицал существование крыс, хотя они порой отнимали у него добычу. Мэссона не волновала судьба трупов после того, как он заканчивал свой грабеж, но крысы неизбежно утаскивали тело через дыру, которую прогрызали в гробу.

Размеры крысиных нор все чаще тревожили Мэссона. Было также любопытное обстоятельство: гроб всегда оказывался открытым с торца, но никогда сбоку или сверху. Это указывало на то, что крысы действовали как будто по указке некого умного вожака.