Что ж, все верно…

– Кроме того, он просил передать, что эта просьба – последняя. Но она должна быть выполнена исключительно качественно.

– А что, прежде были причины жаловаться? – Актер невольно оскалился, на мгновение сбросив маску счастливого отца семейства и добросовестного, но недалекого менеджера частной фирмы.

– Мне об этом ничего неизвестно. Я просто передаю чужие слова. Удачи!

Посредник допил кофе, встал и вышел, минуту спустя с улицы донесся шум отъехавшей машины. Можно было метнуться и попытаться «срубить» номер, но Актер остался сидеть.

Он сжал кулаки. Ради Карины и Виктора он был готов на все. Он выполнит это последнее задание. Выполнит, чего бы это ни стоило. Если потребуется, он вырежет весь этот драный Новозаветинск, но они непременно будут счастливы, и счастливы вместе.

– Люблю, блин, прикоснуться к прошлому, – мужик во френче фыркнул и, не торопясь, все так же перебирая четки, ушел, оставив после себя запах туалетной воды «Чарли».

Выждав несколько минут, Актер вошел в склеп. Тайник обветшал и заполнился землей, ковыряться в которой оказалось неожиданно противно, хотя Актер никогда не был брезглив. В голову полезли мысли о могильных червях и нечистой силе, охраняющей сон мертвецов; когда пальцы коснулись холодного металла, Актер вздрогнул и сжал зубы.

Алюминиевый цилиндр из-под сигары «Гавана-Опман» возвращал в прошлое. Такие же контейнеры он получал шесть и семь лет назад. Под безобидной оболочкой таилось страшное содержимое, смертный приговор, вынесенный очередной жертве.

Сколько их было, тех, кто, в той или иной мере, заслуживал смерти? Много. Но Актер помнил их всех.

Укрыв контейнер в рукаве пиджака, Актер выбрался на аллею и пошел к стоянке. Приблатненного любителя старины нигде видно не было.

Когда-то Актеру довелось посмотреть фотографию царского поручика, захороненного в склепе, который он использовал в качестве тайника. Офицер успел чем-то прославиться, заслужить Георгиевский крест и сложить голову на полях первой мировой. Прическа с широким пробором, гордый разворот плеч, закрученные усики и бесшабашный взгляд. Сколько раз бравый вояка перевернулся в гробу, видя, в каких целях используют его последнее пристанище?

У Актера, как и у всех представителей его профессии, были свои отношения с Богом. Раньше он не задумывался о многих вещах. Сейчас, шагая по влажному песку к машине, он ощутил беспокойство, как будто Судьба, прежде вполне благосклонная к нему, на сей раз отвернулась и давала это понять.

В машине, распечатав контейнер, Актер громко сказал: «Бля!» – и долго смотрел в боковое окно; пальцы, сами собой, выстукивали по рулевому колесу траурный марш, а фотография будущей жертвы плавно спикировала к его ногам.

Инна.

Какого черта?!!

Расследование любого преступления, от кражи валенок до покушения на президента, начинается с разговоров.

Впоследствии в материалах уголовного дела разговоры эти, записанные и классифицированные, приобретут официальные наименования: «Справка», «Объяснение», «Протокол допроса», но сути это не меняет. Пока специалисты – следователь, эксперты, кинолог – осматривают место происшествия, которым может являться обкраденная квартира, лестничная площадка, на которой человека пырнули ножом, или пустырь, где произошло изнасилование, опера и участковые опрашивают десятки людей, хоть как-то причастных к случившемуся несчастью. Соседей ограбленного, друзей и родственников убитого, прохожих, продавцов окрестных ларьков. По результатам таких бесед выявляются несколько человек, показания которых, должным образом оформленные, лягут в основу обвинения вкупе с уликами материального характера: отпечатками пальцев в квартире, кровяными брызгами на лестничной площадке, пятнами спермы на одежде потерпевшей. Если, конечно, будет кого обвинять и уголовное дело не превратится в безнадежный «глухарь», по прошествии положенного количества лет подлежащий уничтожению.

Когда Волгин и Лариса поднимались не третий этаж РУВД, где находился кабинет «убойного отдела», два опера уже расположились в офисе ЗАО «Полюс», в квартире на Парковой следователь с судебно-медицинским экспертом осматривали труп, криминалист искал отпечатки пальцев, а несколько участковых отправились на проведение обхода квартир этого и соседних домов. Довольно унылое мероприятие, которое тем не менее может принести самые неожиданные плоды, ведь в массе навоза из «Дверь не открою, я вас не вызывал» и «Ничего не знаю, шума не слышал» всегда может оказаться жемчужина «Я случайно запомнил номер машины» или «Да он все время в восьмой квартире сшивается»…

Шла обычная, рутинная работа, частью каковой являлся и предстоящий разговор с Ларисой, которая на данный момент была известна как ближайшая связь погибшей.

Пока Волгин отпирал кабинет, Лариса осмотрела соседние двери и сравнила таблички:

– «Группа по раскрытию умышленных убийств» – а фамилия всего одна. Что, один человек по нынешним временам уже группа? Вон, в каком-то ООРУИМ пятнадцать рыл вписано.

– Я един в трех лицах. Оперативник, прокурор и судья. А главное, не судите МВД – и не судимы будете. Прошу вас!

– Однако обстановочка у вас шикарная, – Лариса прошла в кабинет. – Не по чину, по-моему.

Устроившись в кожаном кресле, которое для посетителей, вообще-то, не предназначалось, а служило для отдыха в часы ночного дежурства, Лариса закинула ногу на ногу и спросила:

– Кстати, что такое этот ОБО… ОГО… РУРУ? Название какое-то… грозное.

– Отдел организации работы участковых инспекторов милиции. Специальное секретное подразделение. Даже его начальник не сможет объяснить, чем оно занимается.

– Да?

– Шучу.

– Я так и подумала. Сколько лет живу, ни разу своего участкового не видела, хотя его работу, оказывается, целая дивизия организует. Наверное, он меня просто боится.

– Есть причины бояться?

– Были.

– Можно ими поинтересоваться?

– Отчего же нельзя? Все равно кто-нибудь настучит. А может, уже знаете, а передо мной ваньку валяете? Моя фамилия – Бурденко. Ничего вам не говорит?

– Был такой врач.

– Неостроумно. К врачу я отношения не имею. Мой бывший, а по паспорту еще и действующий, супруг – Никита Александрович Бурденко. Тот самый. Финансовый гений «Центровых». Слыхали, наверное?

– Доводилось.

– Мы расплевались после первой брачной ночи, когда выяснилось, что он не только педераст, но и импотент. Даже «Виагра» не помогала, только волосы на лысине вставали. Первый раз слышите? Надо же… Дарю тему!

– Что ж замуж-то… вышли?

– Поторопилась… – Лариса опустила голову, сцепила руки на затылке, несколько раз качнулась вперед-назад. – Черт, а сестренку-то жалко! Одна она у меня была. Хлопнуть бы чего-нибудь покрепче.

Волгин включил кофеварку, достал из шкафа початую бутылку коньяку и два стакана, сорвал обертку с большого «Фазера».

Лариса поразилась:

– В милиции наконец-то узаконили пьянство? Нет, судя по этикетке, мы не в совковой ментовке, а в комиссариате на Елисейских полях.

Коньяк остался с понедельника, когда заезжал знакомый из ушедших в коммерцию оперов и они отметили встречу. Держать выпивку в шкафу не рекомендовалось, тот же ББ мог, под настроение, заложить вышестоящему начальству. Или, опять-таки под настроение, прийти со своим стаканом. Выпили.

– Хм, приличное пойло. Шикарный кабинет, хорошая машина… роскошная баба в кресле. Не боитесь обвинений в коррупции?

– Побаиваюсь.

Лариса посмотрела внимательно, оценивающе, отвела глаза первой, поиграла пачкой «Парламента», двигая ее по широкому подлокотнику. Кивнула:

– Похоже, у нас что-то получится. Спрашивайте!

– Рассказывайте.

– Кстати, на «вы», по-моему, слишком кисло получается. Или в официальных стенах надо говорить официально?

– Эти стены столько всего слышали и видели… Расскажи мне об Инне.

– Об Инне… Что ж, девочкой она не была.