-Аааа, ну да. Где те мудаки, что сбили меня своей телегой? Покажи, я их лично отблагодарю. Каждого. — Он зло прищурился, не желая поддаваться на манипуляции.

-Откуда Вы знаете Бет? — Доун резко сменила тему.

Когда она работала в полиции, это был ее главный конек в допросах. Срабатывал всегда безошибочно. И в этот раз сработал.

Не сумел он удержать лицо, чуть дрогнули уголки губ, чуть расширились зрачки.

Знает ее, значит.

Может, за ней пришел даже? Может, специально под колеса кинулся?

Доун, привычная выстраивать конструкции, сразу поняла, что ее чутье не обманывает. Вот почему такой взгляд был у него в самом начале.

Знает, знает, кто она, что за нравы здесь царят.

Скорее всего, поганец Ноа рассказал.

Не зря же Бет так подставилась, только чтоб он смог уйти.

Вот и отблагодарил.

Отправил Диксона по следу.

Интересно, кто он ей? Брат? Любовник?

Все эти мысли промелькнули в мозгу буквально за долю секунды.

Доун поняла, что старый план договориться с ним, основываясь на имеющихся прежде данных, не сработает.

Нужен новый.

Он пришел за Бет.

Он хочет ее забрать.

Или просто хочет защитить?

Кто она ему?

Надо выяснить и от этого танцевать.

-Я ее здесь увидел впервые, — голос, в отличие от лица, не дрогнул.

-Не обманывайте меня, Диксон, — Доун покачала головой. — Кто вам рассказал об этом месте? Ноа?

Опять легкое подрагивание ресниц. Да, парень, в покер тебе играть не стоит…

-Мы можем договориться, Диксон.

-О чем мне с тобой договариваться, шлюха коповская? — вот и все, маски сброшены, можно говорить откровенно.

-Например о том, что вы хотите уйти, забрав Бет, а я хочу уберечь госпиталь от растаскивания на куски своими сошедшими с ума подчиненными. Мне совсем не нравится идея потери людей, но это необходимо для удержания дисциплины. Для спасения.

-Какого спасения, дура? Нет там нихера уже, ни правительства, ни армии, ничего нет. Нет спасения. — Он отвернулся.

-Дерил, — она не удержалась, коснулась перевязки на груди, мышцы дрогнули под рукой, — мне нужна помощь. Вам нужно укрытие. Вы можете оставаться здесь с Бет, при условии, если поможете мне. Кстати, кто она вам? Любовница?

-Не твое дело, блядь.- Он резко спихнул ее руку с груди, отсел даже чуть дальше, — не собираюсь я здесь оставаться. И Бетти заберу.

Вот как.

Ну что же, по-хорошему не получилось.

Доун, запрятав глубоко внутрь обиду на то, как он пренебрежительно скинул ее руку с себя, как демонстративно отодвинулся от нее, кивнула ему на запястье:

-Что это у вас? Необходимо обработать.

И, пока Диксон с удивлением оглядывал руку, не понимая, что ему надо обработать, воспользовалась этим, чтоб резко дернуть на себя, защелкнуть наручники, в ту же секунду вскочить, и, профессионально перехватив вторую руку, зафиксировать ее тоже.

И, затем, не давая опомниться, вторыми наручниками приковать обе руки мужчины к железной, массивной спинке кровати.

Диксон не успел даже рот раскрыть.

Ошалело отследил, как женщина идет к двери палаты, защелкивает замок, поворачивается к нему.

Но затем, само собой, дар речи обрел.

Доун много о себе услышала, жаль только, что ничего нового. Все-таки в полиции проработала много лет, чего только ей не рассказывали.

Не впечатлилась, в целом.

А вот видом беспомощного мужчины, с закинутыми за голову руками, сползшей простыней, открывающей невероятно волнующий вид на торс, ноги в больничных, низко сидящих штанах, живот, крепкий (это там что? неужели кубики?), с негустой дорожкой растительности, уходящей под резинку, впечатлилась.

Так впечатлилась, что даже жарко стало, пришлось расстегнуть ворот. И между ног стало жарко.

Доун ведь даже припомнить не могла, когда у нее последний раз был секс. Явно, задолго до конца света.

Наверняка, именно поэтому повело. Так повело, что аж жутко стало от самой себя, от своей реакции.

Диксон матерился, дергал руками в тщетной попытке освободиться (зря, кровати делались для психиатрии, были рассчитаны на серьезные нагрузки), рычал.

Доун достала короткую полицейскую дубинку.

Диксон резко замолчал, глядя на нее, потом, когда она отбросила дубинку в сторону, выдохнул.

Доун даже не сразу поняла его реакцию, а когда поняла…

Значит, ждет от нее любой пакости? Любого развития событий?

Может, все-таки получится договориться?

Неважно, кто ему Бет…

Доун, приближаясь к нему, уже все для себя решила.

Будь что будет. Она сделает все, чего ей хочется, давно уже хочется, глядя на него. Конец света, все-таки, можно же хоть чуть-чуть пойти на поводу у своего тела?

А потом будет договариваться.

И, даже если не договорится, то, по крайней мере, спустит пар.

========== 3. ==========

Комментарий к 3.

И пааанеслаааась))))))))

Дерил осознал, как он попал, только увидев дубинку в руках этой блядской шлюхи.

Он аж заткнулся, в ожидании.

Че она собиралась с нею делать? Бить его? После того, как его подлечили?

Вполне возможно.

Он же не согласился сотрудничать.

Значит, его в расход, Бетти в прислуги.

В подстилки.

Ему Ноа сказал про это, упомянул.

А Бетти, пряча глаза, подтвердила, сегодня как раз.

И теперь он не он будет, если этого скота не прикончит. Медленно. Очень медленно.

А потом заберет Бетти и свалит из этого гадюшника.

От этой главной гадюки, завораживающе красивой, как и все опасные твари, приманивающей его яркостью шкуры, гипнотизирующей перекатами манящего тела.

И взгляд у нее тоже холодный, шарящий, змеиный.

Диксону впервые было до такой степени неуютно находиться с бабой в одной комнате. Он весь сжался, словно к прыжку приготовившись, ожидая нападения в любой момент.

И все равно, все равно, блядь, просрал! Вот бы Мерл поржал над ним!

Баба, ростом ему едва до груди достающая, приковала его к кровати в одно мгновение! Одним точным змеиным ударом!

Гадюка, блядь!

Он, конечно, не сдерживался.

Высказал ей все, чего думал. Ее не впечатлило.

Смотрела на него, тварь, улыбаясь чуть-чуть, как добычу оглядывала.

Он и был ее добычей.

Беспомощной добычей, не загипнотизированный, но обездвиженный. И это еще хуже, потому что в здравом уме, потому что осознает ситуацию.

Гадюка откинула дубинку прочь (он выдохнул), подошла ближе, прихватила простынь с соседней кровати, ловко, умело перевязала его ноги, лишая возможности достать, пнуть.