Криминалист этот тоже следовал недавно вошедшей в обиход схеме.
— Я так думаю — хотя это пока всего лишь предположение — что здесь отпечатки только Хаскелла, — повторил он почти слово в слово фразу, произнесенную чуть раньше у меня в офисе.
Мы столько раз виделись за последние дни, что я начал испытывать к нему почти родственные чувства.
— Ну что ж, — сказал я, протягивая руку. — Все равно спасибо. Крайне признателен.
Парень ответил на рукопожатие, но особого дружелюбия в его лице я не приметил.
— Постарайся хотя бы несколько часов обойтись без взломов, — сказал он на прощание. — Я хотел бы закончить ужин.
А я-то уже собрался спросить, как его зовут… Теперь не стану. Нет, ни за что не стану. Отныне он будет проходить у меня под кодовым названием Стервец из Криминалистической Лаборатории.
Перевалило за девять, когда они ушли. Я был совершенно без сил после такого насыщенного событиями дня и с трудом держался на ногах. Как и Стервец, я пропустил ужин, но голода не чувствовал. Чувствовал я только желание позвонить врачу. И страх услышать её ответ.
Но останавливало меня другое. Даже если Рип в порядке, боюсь, мне не понравится то, что скажет доктор Дарлин, если я позвоню прямо сейчас. За ней закрепилась слава женщины принципиальной и твердой, и если вы посмели ослушаться, гнев её был страшен. Говорят, моему соседу она устроила взбучку только за то, что он на два дня опоздал принести своего кота для ежегодного осмотра.
Доктор Дарлин четко велела звонить завтра. И я не стал злить человека, от которого зависела жизнь Рипа.
Я вздохнул, стоя посреди гостиной и оглядывая поле брани. Если нельзя справиться о самочувствии Рипа, то я могу хотя бы попробовать узнать, кто в него стрелял. У меня было два подозреваемых: Бойд и Рута. Только им двоим я персонально сказал, что владею пленками. Значит, они, скорее всего, и взялись за их поиски. По крайней мере, надо с чего-то начать. Я не знал, где живет Бойд, зато найти Руту не составляло труда.
Это оказалось не только просто, но и быстро. Спустя двадцать минут я стучал в дубовую дверь Липптонов. Она открылась. В дверях стояла нежная супружеская пара, оба в купальных костюмах, Господи ты Боже мой, в полдесятого вечера, с красными полотенцами на шее, на паркет огромной прихожей капает вода.
— А теперь какого черта тебе здесь надо? — рявкнул Ленард, нервно потирая огромной лапищей короткий ежик на голове. — Нам с женой уже нельзя спокойно горячую ванну принять без того, чтобы нас не дергали?
Нет, я должен вам описать их. Ленард был в красных клетчатых плавках, а Рута — в таком же клетчатом эластичном купальнике. Купальник этот так же не справлялся с возложенной, точнее вложенной в него задачей — удерживать массивную Рутину грудь в заданных рамках — как и её розовая форменная блузка. Могу с уверенностью сказать, что эта синтетическая ткань могла справиться с любой нагрузкой, после того, как выдержала испытания на Рутиной груди.
Ленард тоже достоин особого внимания. С этой болванкой-головой, торчащей поверх квадратного, приземистого, коренастого тела, он походил на человечка, собранного из конструктора «Лего». Из очень волосатого конструктора «Лего».
Слава Богу, я сразу увидел, что ни у того, ни у другого на теле нет ничего похожего на собачий укус.
Я улыбнулся и сказал:
— Ты прав, Ленард, с моей стороны было непростительной грубостью прерывать вашу горячую ванну, — и повернувшись на 180 градусов, ретировался, предоставив им любоваться моей удаляющейся спиной и думать, что я совсем рехнулся.
Я остановил машину по дороге у телефонной будки на углу супермаркета и поискал в справочнике Бойда Арнделла. Странно, но рядом с его именем значился адрес антикварной лавки.
Старина Бойд, вероятно, жил над магазином. Или так и валялся всю ночь на черной лентяйке.
Хотя было уже почти десять часов вечера, антикварный скарб, включая велосипед и горбатый столик на колесах, до сих пор перегораживал тротуар. Легко было догадаться, почему. Сам Бойд растянулся в одном из кресел с подголовниками, глаза закрыты, подбородок безжизненно упирается в грудь. Вероятно, Зик велел брату все убрать, и Бойд набросился на работу с обычным энтузиазмом.
Однако, вниманием моим завладели вовсе не пожитки, живописно разбросанные по тротуару. Я впился взглядом в правую руку Бойда, покоившуюся на подлокотнике. На руке белела аккуратная, свежая повязка.
Бойд даже не попытался её спрятать. Или понял, что уже слишком поздно. Он поднял голову и смотрел, как я ставлю машину у тротуара и направляюсь в его сторону.
— Что у тебя с рукой? — спросил я вместо приветствия.
Бойд с таким удивлением посмотрел на свою кисть, будто до сего момента даже не замечал, что она с ней что-то не так.
— Ну… что-то зацепило.
Что-то типа зубов Рипа?
— Да ну! Ай-ай-ай! — покачал я головой. — И что же это было?
Бойд опять взглянул на руку, как будто не узнавая.
— Знаешь, я чего-то и не помню.
Я проглотил готовое сорваться с языка ругательство.
— На мой дом было сегодня совершено нападение, и Верджил повсюду нашел твои отпечатки, — я не собирался этого говорить, само вырвалось.
Может, зря я так необдуманно поступил. Бойд вскочил и фыркнул:
— Фигня! — губы его сложились в подобие высокомерной ухмылки, так, по крайней мере, считал он сам. Мне же ухмылка показалась не слишком уверенной.
— Не могли они там найти моих отпечатков, — медленно проговорил он. Потому что я никогда не бывал в твоем доме, Хаскелл.
«Докажи обратное, если сможешь» — говорили его глаза.
Я понимал, что даже этот кретин способен запомнить, в перчатках он обыскивал мою квартиру или нет. Но неудача меня не обескуражила.
— Тогда, конечно, ты не станешь возражать, если врач осмотрит твою руку? Может, ты тогда вспомнишь, что тебя зацепило?
Пухлые губы Бойда дрогнули и слегка сжались. Он заморгал, как крот, внезапно застигнутый солнцем.
— Ну ладно, черт с тобой, это твоя псина меня цапнула, доволен?
Наверное, при этих словах у меня на лице ясно нарисовалось все, что происходило в душе. А именно — жгучее желание вмазать этому негодяю кулаком прямо в его толстые губищи. Бойд проворно отскочил за кресло и захныкал:
— Ага-а, Хаскелл, я вообще могу на тебя в суд подать! Я проехал такой путь, чтобы поговорить с тобой, поднялся на веранду, и тут твоя чертова псина набрасывается на меня как озверелая!
Я сам готов был наброситься на него как озверелый.
— Скажи-ка, Бойд, а почему это вдруг моя собака ни с того ни с сего на тебя набросилась?
Голос у меня был спокойный-преспокойный, я продолжал медленно приближаться к Бойду.
Наверное, он сообразил, что это спокойствие перед штормом. Он отодвинулся ещё дальше, между нами оказалось уже два кресла с подголовниками.
— Да потому что псина у тебя бешеная, вот почему! Эта дрянь целилась мне прямо в глотку! Пришлось пристрелить её, в целях самозащиты, вот так-то!
Я отчетливо услышал, как скрипнули мои зубы.
— Так ты признаешь? Признаешь, что ворвался ко мне в дом? Признаешь, что стрелял в мою собаку? — я обогнул первое кресло.
— Ничего я не признаю! — просипел Бойд, глаза его шарили в поисках пути к отступлению. — Я вынужден был защищаться, вот и все. Но ни в какой дом я не врывался. Это сделали, наверное, уже после моего ухода. — Да, Бойд основательно все продумал. Теперь видно, что он умеет доводить дело до конца, если захочет. — И с Филлис Карвер я тоже ничего не делал!
Я двигался к нему, сжав кулаки.
— Так ты, значит, выстрелил в мою собаку и просто бросил её там валяться и подыхать?
Бойд пятился, пока не уперся в горбатый столик.
— Слушай, Хаскелл, — быстро-быстро заговорил он, — я бы отвез его к ветеринару, да испугался, что он меня снова цапнет.
Ну, силен, придумывает на ходу.
— Я… я даже пытался тебе позвонить, сказать, что случилось, но тебя не было на работе.
Ну, конечно, звонил он, как же.
