— Хаскелл, я почти не знала Филлис. Правда. Мы виделись только в церкви по воскресеньям. И все. Теперь вам, наверное, пора…

Она взяла меня за рукав и потащила к машине. Словно я успел забыть обратную дорогу.

Ленард остался торчать на крыльце, сверля нас взглядом. Рута повысила голос:

— Очень жаль, что мы ничем не можем помочь.

У машины она незаметно оглянулась. Ленард находился вне пределов слышимости.

— Значит так, — прошептала Рута. — Я вчера весь день провела в «Веселых кудряшках», никуда не отходила, клиенты шли один за другим. Можете проверить!

— А как насчет Бойда Арнделла? — спросил я, вставляя ключ в зажигание. — Где он провел день?

Рута побледнела, будто я отвесил ей пощечину. Крутанулась на каблуках и понеслась к дому. Прежде, чем захлопнуть дверь, Ленард одарил меня ещё одним мрачным взглядом.

Я поспешно вырулил на улицу. Если этот симпатяга Гризли обнаружит измену, мне бы не хотелось оказаться не то что месте Бойда, даже в радиусе пяти миль от Бойда!

Было только одно место, куда я мог направиться после приятной болтовни с четой Липптон. Антикварная лавка Зика Арнделла. До открытия магазинчика ещё оставалось время, которое я и убил без всякой жалости. Заехал к себе в контору: посмотреть, а вдруг любовь изменила Мельбу к лучшему, и она трудится в поте лица.

Восемь тридцать уже давно пробило, — время, когда Мельбе положено являться на службу, — а моей работящей секретарши нигде не было. Боюсь, даже любовь не в силах изменить людские привычки.

Я поискал Мельбу, обошел все её потаенные укрытия. Между стеллажами, в задней комнате за дверью, под стойкой бара. Уж чего-чего, а прячется Мельба бесспорно лучше всех. Я даже постучал в женский туалет. Но или Мельбы там не было, или она решила играть по — крупному и притворилась мертвой. Так что я не нашел ни одной живой души, кроме Элмо. Он поймал мой ищущий взгляд и нахмурился. Наверное, подумал, что я снова попрошу отвечать на телефонные звонки. Я весело помахал родственнику рукой и побрел к себе в кабинет.

Где сидел и бездельничал до девяти, пока не открылся магазин Арнделла. Собственно, и после девяти я не особо торопился. Уж больно славное выдалось утро, чтобы гробить его на пустую спешку. Неторопливо выйдя на улицу, я заметил парочку престарелых джентльменов, которые успели уже угнездиться напротив здания городского суда. Старички приветливо кивнули мне. Я помахал в ответ.

Вот чем мне ещё не нравился Луисвиль. Если там помахать на улице незнакомцу, он наверняка решит, что тебе от него что-то надо. Здесь, в Пиджин-Форке, можешь махать кому угодно и сколько угодно. Никто дурного не заподозрит.

Идти было недалеко. Магазин Арнделла находится на той же стороне улицы и в том же квартале, что и аптека Элмо. Вообще-то, единственное, что нас разделяет — это галантерейная лавка.

Лерой Патнам, хозяин галантереи, видимо, как и я, решил, что несмотря на начало мая, наступило лето. Одну из двух витрин магазинчика занимали купальники. Лерой приложил массу воображения для того, чтобы искусно разложить мужские, женские и детские купальные костюмы на песке, а посреди воображаемого пляжа он воткнул игрушечный совок и разбросал вырезанные из цветной бумаги звезды и морских коньков. С подлинностью, кончено, туговато, зато оригинально.

Вторая витрина по оригинальности даже перегнала первую. Она осталась ещё с Пасхи, которая прошла давным-давно. Лерой настолько гордился своим произведением, что ни в какую не хотел разрушать его. Он запихал в витрину все, что хоть каким-то боком годилось для пасхальной тематики. Пасхальные зайцы всевозможных размеров и расцветок, пасхальные яйца, гигантские букеты искусственных пасхальных цветов, и по меньшей мере дюжина пасхальных корзинок. Желая, видимо, показать, что он в курсе, по какому поводу праздник, Лерой повесил в левом углу пластмассового Иисуса, распятого на кресте. Правда, при виде Иисуса в компании разноцветных зайцев, прохожие приходили в некоторое замешательство, но искусство, как известно, требует жертв.

Я едва не свернул шею, разглядывая композицию «Иисус и зайцы». Надо вам сказать, это неимоверно глупо — не смотреть под ноги перед лавкой Зика Арнделла. Особенно когда вовсю светит солнце. Зимой, или во время дождя вы все-таки в относительной безопасности, потому что проход почти наверняка свободен. Зик Арнделл считает, что если клиент не идет сам, его нужно заманивать. Поэтому в погожие дни тротуар перед входом в магазинчик загроможден всевозможным скарбом. Сегодня, например, Зик выставил дряхлый горбатый столик на колесах, пару зеленых кресел с лысой обивкой, потускневшую латунную спинку от кровати и доисторическую стиральную машину. Особенно я бы отметил стиральную машину. Поскольку врезался именно в нее, крепко ударившись об одну из растопыренных ножек.

Я бы с удовольствием испустил тот поток проклятий, который в нетерпении просился на волю, но на другой стороне, у здания Банка было полным-полно народу. Так что не стоило привлекать к себе внимания, ещё решат, будто я у себя под носом ничего не вижу.

Поэтому я потер ушибленную голень, и сделав вид, что хромота для меня в порядке вещей, стал медленно прокладывать путь через живописный хлам. Обогнул бельевой шкаф со слегка вздувшейся фанеровкой, дубовый приставной столик с табличкой, где рукой Зика было выведено: «СОВЕРШЕННО НОВЫЙ!», и дамский облупившийся красный велосипед. Да, понятие антиквариата Зик трактовал весьма вольно. Зайдя внутрь лавки, Зика я не приметил, зато сразу увидел Бойда. Удивительное везение, потому что в магазине Арнделла найти кого-нибудь почти невозможно. Он огромен, как амбар, и совсем не похож на прочие заведения, торгующие антиквариатом и мебелью. Обычно торговцы расставляют кресла, диваны и этажерки, имитируя жилое помещение, чтобы покупатели увидели, как вещь будет смотреться в их собственном доме. Зик, видимо, считал это пустой тратой свободного места. Свой скарб он выстраивает в длинные шеренги, от стены до стены. Новенькая софа может соседствовать с доисторическим холодильником, а кухонные табуретки тесниться в изголовье кровати. Как будто вещи стоят в очереди в мебельной библиотеке и терпеливо ждут, когда библиотекарь подберет им заказанные книги.

Я мог бы долго бродить по узким проходам, разыскивая Бойда, вставать на цыпочки и вытягивать шею — с тем же успехом, с каким я ранее искал Мельбу. Но на мое счастье, Бойд маячил неподалеку от входа, рядом с обшарпанным гардеробом и жутковатой газонокосилкой.

Бойд был очень занят. Он тестировал черную кушетку, явно названную в его честь — лентяйка. В коричневых саржевых штанах и клетчатой рубашке, Бойд растянулся на лентяйке, руки за головой, глаза закрыты.

Словом, трудился не покладая рук.

— Бойд! — позвал я. — Можно с тобой поболтать?

От неожиданности Бойд дернулся, его правый глаз неохотно приоткрылся.

— Чего?

— Надо поговорить.

Длинноногий, длиннорукий, жилистый, Бойд Арнделл был обладателем вытянутого, худого лица, длинного прямого носа и толстых губ. Губы были настолько пухлыми, что казались поддельными, вроде игрушечных, на липучках, с какими детишки разгуливают на Хеллоуин. Густые черные волосы Бойд зачесывал назад. В те редкие моменты, когда он их вообще куда-нибудь зачесывал. Сейчас они лезли ему в глаза. Но он даже не шевельнулся, чтобы убрать их. Он минут пять зевал и сладко потягивался, пока, наконец, не соизволил ответить:

— О'кей, Хаскелл, — говорил он так медленно, словно рот его был склеен тягучими сладостями. — Тебе чего, мебель понадобилась?

Это что, заготовленная рекламная речь?

— Нет, — я лицемерно улыбнулся ему, как незадолго до этого улыбался Ленарду. — Мне понадобилось задать пару вопросов про тебя и Руту Липптон.

Бойд даже бровью не повел. Он ещё разок зевнул и потянулся, затем сел. Волосы он так с лица и не откинул, смотрел на меня сквозь космы, как из-за черных занавесок.

— Про меня и миссис Липптон? Не пойму, о чем ты.

— Да брось, Бойд. Я все про вас знаю. Рута мне сама рассказала.