— Имоджин, что вы запомнили из тех записей?

— Вообще-то мне в память врезалась только запись с Орвалом. К остальным я не очень-то прислушивалась, — она передернула плечами и поморщилась. Да уж, подобные аудиосеансы не назовешь приятным развлечением.

— И вы ничего не помните?

— Я же сказала, что не прислушивалась к остальным. Это отнюдь не так интересно, как вам кажется.

Тон Имоджин вдруг сделался враждебным. Может, она расстроилась из-за того, что я не оправдал её надежд, не закопав треклятые кассеты где-нибудь в горах? Или она вообразила, что мое любопытство к порнографическим пленкам не ограничивается сугубо профессиональным интересом.

— Послушайте, если вы что-то вспомните, это могло бы помочь…

Все тщетно. Имоджин не слушала. Она медленно, задумчиво проговорила, не дав мне закончить:

— Раз вы не брали пленки, значит, вы ничего не знали, пока я вам не выболтала. Теперь понятно, почему у вас был такой потрясенный вид.

Я неприятно удивился. Значит, это каменное выражение на моем лице… Так, придется поработать над ним.

— Ну, я бы не сказал, что был так уж сильно потрясен… Но Имоджин интересовало другое.

— Хаскелл, теперь вы обо всем доложите в полицию, да?

Пришлось сказать ей правду.

— Не уверен, что смогу хранить это в секрете…

— Вы не посмеете! — выпалила она. — Филлис вовсе не была стервой! Она лишь допустила маленькую ошибку, и все!

Маленькую, но роковую.

— Сделаю все, что в моих силах, но обещать ничего не могу, — сказал я.

Имоджин снова села рядом со мной. В кино это обычно означает, что сейчас симпатичная сестра жертвы пустит в ход некие женские уловки, чтобы склонить частного детектива черт знает на что. Ну что ж, я, в общем-то, не возражаю.

Однако, Имоджин сидела как истукан и явно не собиралась придвигаться поближе. Просто в упор смотрела на меня своими прекрасными, зеленовато-карими глазами с золотистыми крапинками.

— Хаскелл, — голос её срывался. — Умоляю, не говорите Верджилу, умоляю! Пожалуйста, помогите мне выяснить, кто виноват в смерти Филлис, не изваляв её имени в грязи. Я заплачу вам все, что положено, я просто не могу допустить, чтобы её репутация была загублена.

Нет, испытание красивыми глазами, пожалуй, покруче испытания женскими уловками.

— Приложу все усилия, чтобы оправдать ваше доверие! — с готовностью отчеканил я.

Вообще-то, я и так собирался продолжать работу над этим делом, за плату, или за так. Это мой долг перед Филлис. Хоть у неё и обнаружилось странное хобби.

Имоджин просияла.

— Если вы работаете на меня, тогда все сказанное вами ранее вступает в силу?

Я что-то потерял нить.

— Ну все, что вы утром говорили перед домом Филлис. О конфиденциальности. Раз я вас нанимаю, то вы обязаны хранить в секрете то, что я вам сказала, правильно?

Ага. Вероятно, Филлис — не единственная умная женщина из рода Мейхью. Весь ужас в том, что ляпнул-то я не подумав. Так, в голову что-то ударило. На самом деле, эти красивые словечки про конфиденциальность пригодны лишь для адвокатов. Ежели меня поймают на том, что я скрыл от властей факты, касающиеся убийства, я окажусь в том, что мой отец именовал собачьим творчеством.

— Буду стараться. Хотя не уверен, что получится.

Имоджин помрачнела.

— Но обещаю, — быстро добавил я, — если мне все-таки придется все рассказать, то сначала я предупрежу вас.

Имоджин снова просияла и снова подскочила к камину. И, разумеется, предоставила мне любоваться своей комбинацией. Эта скользкая шелковая штуковина сползала все ниже. Теперь она выглядывала сзади почти на три пальца.

— Ну что ж, — вздохнула гостья. — Пожалуй, мне пора. У родителей сегодня собирается вся семья. Дядюшки, тетушки, кузины, кузены. Сто лет уже их не видела. Это хорошо — встретиться, посидеть, только повод грустный, она моргала, глотая слезы. — Господи, как странно, все съедутся, а Филлис не будет.

Я не мог передать, как ей сочувствую. А ещё не мог избавиться от картины, как Имоджин входит в дом своей матери. Вся огромная семья в сборе. Все они повернули головы и смотрят на нее.

И видят торчащую комбинацию.

Было бы жестоко не подсказать ей. Но как? Как это сделать потактичнее, чтобы не оскорбить, не ранить? Моя матушка, да будет ей земля пухом, в подобных ситуациях поступала очень эксцентрично. Она делала большие глаза и говорила жертве громким театральным шепотом: На юге идет снег. Да, матушка моя была весьма изобретательна. На все-то у неё находился эвфемизм.

Имоджин промокнула слезы истерзанным платком. Уверяю вас, если бы я встал и небрежно эдак сказал: «Кстати, Имоджин, на юге идет снег», она посмотрела бы на меня как на круглого идиота.

Ну хорошо, может, тогда попробовать что-нибудь немного более прямолинейное? Например, «Дорогая, у нас тут комбинация намечается». Поймет она, что я имею в виду?

Я открыл было рот, чтобы испытать свое изобретение на деле, но тут Имоджин, покончив со слезами, сказала:

— А где у вас ванная, Хаскелл? Мне, наверное, лучше поправить комбинацию, прежде чем ехать. А то если я заявлюсь в таком виде, мама умрет со стыда. Она такая привереда.

Я пожалел, что моя челюсть не прикручена проволокой, было бы легче удержать её на месте. Потом ткнул пальцем, указав на второй этаж.

Получается, она знала! И знала, вероятно, с самого начала! Наверное, Имоджин, в отличие от своей мамы, была совершенно не привередлива в одежде.

Когда она вернулась, комбинация исчезла, а волосы оказались причесанными. Имоджин даже подкрасила губы помадой, но не более. Ни румян, ни теней, ничего того, чем женщины обычно приправляют лицо. Но Имоджин была красива и без всяких ухищрений. Здоровой, природной красотой.

— Ну, так каков наш следующий шаг? — бодро спросила она, входя в гостиную.

Мне решительно не понравилось слово «наш».

— Мой следующий шаг — ещё раз поговорить с Рутой и Уинзло.

Если Имоджин и заметила, с каким нажимом я произнес первое слово, то виду не подала. Только кивнула и поспешила к двери. Ей пришлось пройти под носом у Рипа, но то ли он решил, что она не представляет угрозы, то ли просто исчерпал на сегодняшние треволнения все силы. Глупый пес так увлеченно храпел, что не заметил, как мы с гостьей покинули дом. Напоследок Имоджин накарябала на листке бумаги свои телефоны.

— Позвоните, когда что-нибудь выясните.

Я проводил взглядом красный «мустанг», быстро скрывшийся за деревьями. Так, первым делом надо кое-что выяснить. А именно: первое — есть ли у Имоджин кавалер. И второе — согласится ли она встречаться со мной, когда все будет позади.

Я сложил бумажку с телефонами и сунул в задний карман джинсов. Скорее всего, не согласится. Последние события показали, что женщины предпочитают женатых мужчин.

Не успели огни «мустанга» исчезнуть в темноте, как на дороге, идущей к дому, появилась другая пара огней. Сначала я подумал, это Имоджин что-то забыла. Но в следующую минуту узнал машину.

Немногие в нашем городе позволяют себе шиковать надписью «Шериф» на дверце.

Рип, смирившийся с присутствием Имоджин, имел серьезные сомнения по поводу Верджила. Услышав шум чужой машины, он проснулся и снова начал демонстрировать сцену с Аль Капоне. Рычал и скалил зубы. Прыгал, как мяч и царапал когтями дверь, которая, к сожалению, осталась приоткрытой.

Это означало, что я выполнил недельную норму физзарядки, гоняясь за Рипом по всей веранде, пытаясь схватить его за шкирку и затолкать его глупое тело в дом. Еще это означало, что Верджил долго сидел в машине, наблюдая за мной с вселенской скорбью на лице.

Когда я затащил упирающегося Рипа в дом и плотно закрыл дверь, Верджил наконец начал восхождение по моей лестнице. Волосы его растрепались и как два седых крыла развивались за ушами. Полицейская форма тоже была не в лучшем виде. Верджил проворно взбежал по лестнице и выпалил:

— О'кей, я проделал такой путь, да ещё лез на твою гору…