— Я в раю. — Девушка посмотрела на его тарелку: — Ты будешь есть?

— Не могу, так интересно смотреть, как ешь ты.

— Все-таки гамбургеры Оливера лучшие. Франклин не позволял мне есть ни гамбургеры, ни чипсы. Не давал пить газировку. — Она еще откусила, явно наслаждаясь едой. — Плохо для кожи, слишком много калорий. — Она снова успокоилась и заговорила, поведала ему о своей жизни с мужчиной, который полностью контролировал ее.

— Наверное, не стоило рассказывать тебе все это.

— Почему?

— Тебе неприятно.

Он сделал усилие, чтобы не показать, насколько она права.

— Твои рассказы не могут изменить мои к тебе чувства, Абра. — Это пока все, что он ей скажет, этого будет достаточно.

Они еще посидели в кафе, потом перебрались на площадь. Абра уже поделилась с Джошуа основными событиями своей жизни; теперь она делилась чувствами. Он многое читал между строк, такое, о чем девушка сама не подозревала. Снова вернулась боль тех лет, когда Абра была слишком маленькой, чтобы понять или хотя бы ясно помнить происходящее. Ей необходимо поговорить с папой.

Глухо пробили часы на башне. Абра повернулась и посмотрела на циферблат;

— Полночь! Я совсем тебя заговорила, а ты все время молчал.

— Я тебя слушал. — Его рука лежала на спинке скамейки у нее за спиной. — Знаешь, если мы еще немного посидим, можем и позавтракать у Бесси. Когда ты должна возвращаться домой?

— Питер — то есть папа — знает, что я с тобой. Он не будет беспокоиться, даже если мы прогуляем всю ночь.

— Рад слышать, что я такой надежный.

Абра придвинулась к нему ближе и положила голову на плечо.

— Спасибо, Джошуа, что выслушал меня. — Она вдруг выпрямилась: — Тебе во сколько на работу?

— В семь.

— Ой! Прости, пожалуйста. — Она вскочила и потянула его за руку. — Ты должен отправляться домой, чтобы хоть немного поспать.

— Только если ты согласишься встретиться завтра и пойти туда, куда хочу я.

— Если ты настаиваешь.

— Мы начали встречаться только в Агуа-Дульсе. — Он взял ее за руку. — Нужно наверстывать время.

* * *

Иан Брубейкер сказал, что лучшим местом для уроков Абры будет церковь Хейвена, потому что паства единодушно согласилась вложить деньги в покупку рояля. Благодаря связям Брубейкера им удалось купить концертный рояль по выгодной цене. Никто не стал возражать, когда Иан спросил разрешения у пастора Зика и совета старейшин проводить уроки с Аброй на этом инструменте.

Иан по-прежнему был строгим и требовательным учителем, чем напомнил девушке Франклина. Франклин был перфекционистом, он заставлял ее учить текст до тех пор, пока диалоги не начинали путаться с реальностью. Франклин находился в трудном положении, когда нашел Абру, поэтому он сделал Лину центром своей жизни. А я помогала уничтожать Абру, Господи. И не могу сказать, что я об этом ничего не знала.

Все шло хорошо до сегодняшнего дня. Она никак не могла сосредоточиться, путалась с нотами, никак не могла найти место, откуда нужно играть. Девушка огорчилась и вскинула руки, сдерживая желание ударить кулаками по клавишам. Рояль не виноват в том, что пальцы ее не слушаются.

Иан положил руку ей на плечо:

— На сегодня хватит. Понадобится время, чтобы вернуть прежнее мастерство. Увидимся в воскресенье.

Абра собрала свои ноты. Но не пошла домой, а отправилась в церковный офис, где Айрин обняла ее, а потом показала на кабинет пастора Зика:

— Заходи. Мне нужно ненадолго уйти.

Пастор Зик поднялся из-за стола и обнял ее. Он потерся подбородком о ее макушку, потом отпустил и пригласил сесть, а сам устроился напротив.

— Я как раз собирался пройти в храм и послушать, как ты играешь. Урок уже закончился?

— Да. И хорошо, что вы не слышали. Сегодня я ничего не могла сыграть без ошибок.

Он покачал головой:

— Отвлекают мысли?

Эти мысли появились давно и стали для нее незаживающей раной.

— Мне нужно задать вам вопрос.

— Спрашивай, конечно.

У нее было странное ощущение, словно он знает, о чем именно она хочет спросить. И даже теперь, когда пришло время, она не была уверена, что сможет произнести слова сквозь сердечную боль и сжатое горло.

— И пожалуйста, — попросила она, — скажите мне на этот раз правду. — Она заметила искорку боли в его глазах.

— Я всегда говорил правду.

Действительно? Наверное, он просто не понимал, что произошло. Она посмотрела ему прямо в глаза:

— Вы винили меня в смерти мамы Марианн? — Он сначала удивился, потом огорчился. — Только не отвечайте, пожалуйста, пока не подумаете.

Он откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Прошло достаточно времени, и Абра уже подумала, не пора ли ей уходить. Она была готова подняться, когда он вздохнул и заговорил слабым голосом:

— Не сознательно. — Он посмотрел ей в глаза, ничего не утаивая. — Хотя понимаю, почему ты могла так подумать. Я настолько погрузился в скорбь, что совсем не мог думать о нуждах других, только о своих собственных. — Он зажал ладони между коленями и пристально смотрел на нее. — И самое мое страшное испытание связано с тобой. Я не хотел тебя отдавать. Но Господь дал мне отчетливо понять, что именно этого Он требует от меня. Меня могли вызвать в любое время дня и ночи, а Джошуа был еще мальчишкой. Я не мог взвалить на него такую ответственность. Однажды я уже отверг путь, который мне предлагал Господь, а потом пришлось за это расплачиваться.

— Вы пытались мне это объяснить.

— Но что может понять ребенок пяти лет? — Его лицо осветилось. — Я знаю, что обидел тебя, но это не все, в чем я должен признаться, Абра. — Девушка сцепила руки и ждала. — Когда я нашел тебя и спас, я полюбил тебя, словно ты моя кровь и плоть. Не только Марианн хотела взять тебя в нашу семью. Хотя я знал, что этого делать нельзя. Марианн перенесла в детстве ревматическую лихорадку, и это ослабило ее сердце. Рождение Джошуа было для нее большим испытанием, врач не советовал нам иметь еще детей. Но моя жена всегда мечтала о маленькой девочке. И ты стала ответом на ее молитвы и нежданным подарком для меня. — Он медленно прислонился к спинке кресла, словно устал. — Будь я сильнее — или менее эгоистичным, — я бы выстоял. Мы оба осознавали риск, но я так хотел, чтобы она была счастлива. С тех пор я множество раз сожалел, что не отдал тебя Питеру и Присцилле с самого начала.

— Что вы имеете в виду под самым началом?

— Питер и Присцилла пришли в больницу сразу, как я тебя нашел. Они хотели тебя удочерить. А мне не хватило твердости или смелости забрать тебя у Марианн.

— Они хотели меня взять?

— Да. С самого начала, Абра. Я не думал о возможных последствиях моего решения, пока не умерла Марианн, и тогда я все понял. Я не мог нормально растить тебя один. И у меня не было денег, чтобы кого-то нанять ухаживать за тобой. Я так часто отсутствовал дома. Тебе только исполнилось пять, и ты оплакивала единственную мать, которую знала, я же не мог быть с тобой. Питер и Присцилла много мне помогали с тобой после смерти Марианн, Пенни любила тебя как сестру, а я знал, чего хочет Господь. Я отвел тебя к ним в дом, и мое сердце разбилось. Я видел, что ты не понимаешь, что происходит. Слышал, что ты замкнулась. После этого ты стала другим ребенком. Я пытался облегчить тебе жизнь, заходил так часто, как мог. Я продолжал надеяться, что ты сможешь привыкнуть. Наконец Питеру пришлось сказать мне, чтобы я не приходил. Мои частые визиты все только портили. — Он печально улыбнулся. — Ты не могла привязаться к ним, пока я был рядом. Я осознал свой эгоизм и перестал приходить.

Кусочки прошлого сложились в целую картину.

— Поэтому мы начали ходить в другую церковь.

— Верно. Мы все согласились, что так будет лучше. — Пастор Зик покачал головой, весь его вид выражал сожаление. — Или, во всяком случае, надеялись на это. Пенни благодаря этому стала приветливее, но ты еще больше закрылась. Любая перемена приносила больше вреда, чем пользы. Ты старалась стать совершенной, чтобы угодить другим. На это было больно смотреть. А я чувствовал себя беспомощным. Мне оставалось только молиться. Не было ни дня, когда бы я не возносил молитвы за тебя, и не по одному разу.