Тормоза грузовика заскрипели — он резко остановился. Голландец опустил стекло:

— Слишком прохладно сегодня, чтобы бродить по улицам, пастор. Где-то прячете подружку?

Зик пропустил насмешку мимо ушей и засунул озябшие руки в карманы:

— Это лучшее время для молитвы.

— Ага, адское пламя и аллилуйя, не буду отрывать вас от ваших дел. — Голландец нарочито хмыкнул.

Зик подошел ближе:

— Я был вчера у Шэрон.

Голландец выдохнул:

— Тогда вы знаете, что ее дела не очень хороши.

— Нет. Не хороши. — Если только не произойдет чуда, ей осталось совсем недолго. Но Шэрон было бы легче на душе, если бы не беспокойство за мужа; однако сейчас этого говорить нельзя, Голландец лишь станет агрессивнее.

— Продолжайте, пастор. Пригласите меня в церковь.

— Вы и так знаете, что приглашение всегда остается в силе.

Голландец понурился:

— Она многие годы уговаривала меня. А сейчас единственное, что я хотел бы сделать, это плюнуть в лицо Господа. Шэрон хорошая женщина, лучшая из всех, кого я знал. И если кто заслуживает чуда, так это она. Вот скажите мне, чем Бог помог ей?

— Ее тело умрет, а сама Шэрон — нет. — Пастор заметил боль в глазах мужчины и понял, что тот не готов слушать дальше. — Помочь вам разгрузиться?

— Спасибо, думаю, что сам справлюсь. — Голландец нажал на педаль газа, выругался и поехал по переулку.

* * *

Ребенок наконец выскочил из ее тела, теплый и скользкий, и молодая женщина вздохнула с облегчением: железный обруч боли, сжимавший тело, исчез. Еще тяжело дыша, она смотрела между металлических опор на усеянное звездами небо.

Младенец, лежавший на темной влажной земле, казался ей очень бледным в ярком свете луны и очень красивым. Было еще слишком темно, чтобы разглядеть, мальчик это или девочка, хотя какая разница?

Тело женщины горело, она стянула с себя тонкий свитер и прикрыла малыша.

* * *

Задул холодный ветер. Зик поднял воротник куртки и направился к больнице Доброго самаритянина. На ум неожиданно пришел мост, но он был в противоположной стороне. В летние месяцы Зик часто проходил через парк Риверфронт, особенно когда лагерь был переполнен туристами, разбивавшими палатки на прилегающей площадке.

В это время года там не должно быть никого, с каждым днем становится все холоднее, опадает листва.

Тьма начинала отступать, но до рассвета еще оставалось время. Ему давно пора поворачивать домой, но почему-то в голове засел этот мост. Зик развернулся и направился в сторону моста и парка Риверфронт.

Пастор подышал на пальцы. Нужно было надеть перчатки сегодня. Он остановился на углу, раздумывая, то ли отправиться к мосту, то ли вернуться домой. Он всегда принимал душ и брился перед завтраком с Марианн и Джошуа. Если пойти к мосту, он обязательно опоздает домой.

Но он чувствовал острую необходимость. Кому-то нужна его помощь. До моста всего десять минут пешком, а если ускорить шаг, то и того меньше. Он все равно не успокоится, пока не посмотрит, что там.

* * *

Молодую женщину трясло, она подняла стекло в машине, прекрасно понимая, что никогда не сможет освободиться от чувства вины и сожалений, и дрожащей рукой повернула ключ зажигания. Ей хотелось скорее уехать из этого места. Хотелось закрыть голову руками и забыть все, что случилось, все, что она натворила.

Поворачивая рулевое колесо, она слишком сильно надавила на газ. Автомобиль занесло в сторону, и она ощутила скачок адреналина в крови. Женщина быстро выровняла машину, а из-под колес брызнул гравий, словно пули. Она сбавила скорость и повернула направо в сторону главной дороги, глядя прямо вперед сквозь пелену слез. Она поедет на север и найдет дешевый мотель. А потом придумает, как убить себя.

Над песчаным берегом и под мостом пронесся порыв ветра. Лишенный тепла материнского тела, брошенный ребенок ощутил пронизывающий холод этого мира. Сначала он тихонько захныкал, потом жалобно заплакал во весь голос. Его плач разносился над рекой, но в домах на берегу не зажегся свет.

* * *

Над деревьями высились стальные фермы моста. Зик перешел старую прибрежную дорогу и пошел по мосту. Он остановился где-то посередине и перегнулся через перила. Внизу бежала река. Несколько дней тому назад прошел дождь, после него берег стал гладким и твердым. Никого не было вокруг.

Почему я здесь, Господи?

Зик выпрямился, он никак не мог успокоиться. Подождал еще немного и повернул назад. Пора идти домой.

Сквозь обычные звуки реки он уловил тихое мяуканье. Что это такое? Ухватившись за перила, он наклонился, вглядываясь в тени под мостом. Звук повторился. Пастор быстро перешел мост, затем газон и вышел на парковку. Котенок? Люди нередко бросали у воды нежеланный приплод.

Зик снова услышал тот же звук, на этот раз он понял, что это такое. Так плакал Джошуа, когда был маленьким. Ребенок, здесь? С сильно бьющимся сердцем он вглядывался в тени под мостом. А вот и отпечатки ног. Он спустился к воде и пошел по следам на песке, затем вошел под мост, под ногами зашуршал гравий.

Пастор снова услышал плач, на этот раз тише, зато так близко, что он стал очень внимательно смотреть себе под ноги. Он нахмурился и присел на корточки, заметив брошенный свитер, и осторожно приподнял его.

— О, Господи… — Ребенок лежал неподвижно, такой маленький, весь белый, пастор даже подумал, что нашел его слишком поздно. Девочка. Зик подсунул руки под тельце. Она почти ничего не весила. Он поднял ее, положив на сгиб руки, малышка раскинула ручки, словно крылья птички, собравшейся взлететь, и издала дрожащий плач.

Зик вскочил на ноги и распахнул куртку, затем расстегнул рубашку и прижал ребенка к телу Он подышал ей в личико, стараясь согреть:

— Кричи, милая; кричи как можно громче. Сейчас ты должна держаться за свою жизнь. Слышишь?

Зик знал все переулки и проходы в городе, поэтому оказался в больнице Доброго самаритянина еще до восхода солнца.

* * *

Зик вернулся в больницу в середине дня, чтобы навестить Шэрон. Голландец сидел у нее, вид у него был усталый и потрепанный. Муж держал хрупкую руку жены между ладонями и молчал. Зик поговорил с ними обоими. Когда Шэрон протянула ему руку, он взял ее и помолился за нее и за Голландца.

Но он не мог уйти, не заглянув в детское отделение. У стеклянной перегородки он застал Марианн, что его не удивило, жена обнимала за плечи их пятилетнего сына Джошуа. Пастор ощутил в душе нежность и гордость за них. У их сына были еще неловкие ручки, очень длинные тонкие ножки с костлявыми коленками и крупными ступнями.

Джошуа прижал ладони к стеклу:

— Она такая маленькая, папа. Я тоже был таким маленьким? — Крошечная девочка крепко спала в маленькой больничной кроватке.

— Нет, сынок. Ты весил добрых девять фунтов. — Пастора обеспокоило выражение лица Марианн. Он взял ее за руку: — Нам пора домой, милая.

— Слава Господу, ты нашел ее, Зик. Что бы стало с ней, если бы не ты? — Марианн посмотрела на него: — Мы должны ее удочерить.

— Ты же знаешь, что мы не можем. Ей найдут родителей. — Он попробовал увести ее. Однако женщина не сдвинулась с места.

— Но кто же будет лучше, чем мы?

Джошуа поддержал мать:

— Ты же нашел ее, папа. Кто нашел, тому и забирать.

— Она не монетка, сынок, подобранная на дороге. Ей нужна семья.

— А мы и есть семья.

— Ты знаешь, что я имею в виду. — Он погладил Марианн по щеюеке. — Ты уже забыла, как это сложно — заботиться о новорожденном.

— Как раз этим я и хочу заняться, Зик. Действительно. Почему она не может стать нашей дочерью? — Жена сделала шаг назад. — Пожалуйста, не смотри на меня так. Я сильнее, чем ты думаешь. — На ее глаза навернулись слезы, и она отвернулась. — Только посмотри на нее. Неужели у тебя не разрывается сердце?