Как я жду этого момента и как стыжусь своего желания! Я чувствую себя старой паучихой, только не кровожадной, а стыдливой…

Ангелочки остаются в зале одни, развлекают себя любимой музыкой. А я жду, я не признаюсь себе, стараюсь не признаться, но полна ожидания. И он приходит. За мной. Вежливо, несколько застенчиво зовет танцевать. Я забываю про застолье, про женщин, всех вместе взятых и каждую в отдельности. И даже когда время от времени кто-то из них выходит из душного кабинета в зал, я думаю об одном: только бы не мешали. И никто не мешает. Мы танцуем втроем в гармоничном уюте. Юрка бегает вверх по лестнице менять диски и оттуда сверху, похожий в наушниках на чебурашку, машет нам рукой. Он добровольно берет Алешкину ответственность на себя, и меня устраивает, что он что-то понимает.

Боже как трудно оторвать взгляд от мальчика, танцующего передо мной! Маленькое бесхитростное божество! Как он хорош! Как хорош тем, что не осознает, как он хорош! Должно быть, он имеет статус лидера среди сверстников. Когда-то я, маленькая, несчастная, никому не интересная замирала и покрывалась паутинкой мурашек, наблюдая откуда-нибудь из укромного места в танцзале, как танцуют мальчишки – всеобщие любимцы. Я боготворила их завоеванное (так я считала) лидерство. Их высокий статус казался мне не постижимым, почти фантастическим явлением. Все они были высокомерны, горды собой, выставляли на показ собственное «я», точно ценник. В свой круг принимали только “достойных”, в их числе меня не было… Теперь я танцую рядом с таким лидером, облаченная в его внимание.

Я ловлю себя на мысли, что почти люблю эти умелые ножки и эту милую угловатую фигурку, пластичную и ловкую, когда положено быть пластичной и ловкой. От него уже исходит обаяние мужчины, и детское тело по воле природы стремится к прекрасным мужественным формам. Я стараюсь перед ним, как ученица. Он старается тоже, хотя эффектен без дополнительных усилий.

Спускается Чебурашка с небес. Ему с нами веселей. А я, раскрасневшаяся и коварная, шепчу ему одно слово: “медленный”. Он кивает и вновь устремляется ввысь. Откуда уже не возвращается. Просто он все понимает, и я удивлена и восхищена этим “просто”. Итак, я первая делаю шаг. Со стороны это будет выглядеть шутливой игрой, а я получу возможность подержать мечту за ладошку.

Он охотно с каким-то облегчением скользит в мои объятья. Вот первый шаг в мир новых ощущений. Предполагаете, говорю о нем? Ах, нет, о вашей покорной… Не стану размышлять, что чувствовал мой ангел: результат получится, скорее всего, предвзятым. А я в эту минуту держала в ладонях хрупкую драгоценность. Соприкасались только наши руки, изредка – колени, но тела (примерно одного веса) оставались у черты дозволенного. Мы вдохновенно молчали, как молчат тринадцатилетние дети, танцуя первый в жизни парный танец. В те мгновенья слова прозвучали бы кощунственно и нелепо, как икота при поцелуе. Я улетела в прошлое, отдалась во власть своей и его юношеской романтики, как отдаешься средь холода пустынных комнат уюту теплого одеяла. Я не была собой сегодняшней. Я стала девочкой из прошлого, только нужной и счастливой.

Иногда проскальзывала в мой уют старая паучиха, но, не отразившись в дымковой глубине его глаз, улетучивалась восвояси.

Я улавливала трепет тела моего ангела, его ладони испускали импульсы беспредельной нежности. Он сводил меня с ума и, наверное, сам не догадывался об этом. Знаю, искал во мне, жаждал пусть слабого намека на взаимность. Но вольна ли я отпирать чужую дверь ключом, найденным мною случайно?

Композиции в темпе andante включаются уже с заметной частотой. Сколько мы вместе, полчаса, час? В какой-то момент замечаю, что директриса внимательно смотрит на нас, никуда не идет, ниоткуда не возвращается, просто стоит и наблюдает. Я хрупкая, худенькая. Я легко вписываюсь в круг ее мальчиков… Может она разглядела у меня мохнатые паучихины лапы? Я думаю, пора отступать. И вдруг Алешка сжимает мои пальцы. Чувствует, что сейчас оторвусь от него.

Я возвращаюсь к компании и, конечно, он со мной. И Юрка тоже рядом и почему-то в моем белом шарфе. Пить, и есть уже нечего, но я сыта и пьяна сама по себе. Юрка умыкнул где-то рюмку с горькой жидкостью, и мы с Ритой начинаем сражаться за его трезвость.

– Мне уже шестнадцать! – он увертывается, оглядывается, боясь оказаться в поле зрения матери.

Я ближе к нему, чем Рита. Тянусь через колени моего ангела и выхватываю злополучный сосуд из детских рук. И тут милый мой негодник обвивает мои руки своими. Я у него в сладком плену. В плену мужчины… Он хочет игры? Я тоже. Наклоняюсь над его обнаженными по локоть руками и сладострастно впиваюсь зубами в бронзовую кожу, смакуя ее бархатный вкус кончиком языка.

– Можете кусать меня или царапать, я это выдержу, – звучит твердо, но ласково прямо над моей макушкой.

С трудом отстраняюсь от влекущего плода. Алешка неохотно разжимает пальцы.

– Пойдемте танцевать, Мария (и чуть позже) Игоревна.

Я замечаю, что нас многие слушают.

– Ты не даешь мне отдохнуть. Я ведь старше тебя, (и чуть тише) Алешенька.

– Ну и что же? Пусть вам двадцать или двадцать с хвостиком. Это неважно.

И берет за руку. Прав был тот, кто первым заметил, что нет нежнее нежности, чем прикосновение рук. Я точно привязанная плыву за его фигуркой, и мне становится не по себе от сердитых (или мне так только казалось) глаз директрисы.

Спасение приходит. Прямо за дверью появляется Юлька – бывшая одноклассница. Мы обнимаемся, лопочем что-то вежливое и страстное. Я, спасая себя и дразня, уединяюсь с ней в комнате для курящих. Мы долго в ней пропадаем, сидим на прохладных батареях. Она много жалуется на свою несложившуюся личную жизнь, потом переключается на жизнь брата, разделив со мной радостную новость: он на днях пришел из армии и сейчас здесь, и хорошо бы его познакомить с девушкой, и хорошо бы – с хорошей. Юлька смотрит на меня нежным взглядом. Потом перемещает его на мои золотые серьги и браслеты с мелкими искрами бриллиантов.

– Знаешь, что? – вскакивает с места. – Пожалуй, я вас познакомлю. Он будет без ума от тебя.

Она тянет меня за руку, ее глаза горят. Но я вырываюсь. Нет, я не хочу никого другого. Я уже соскучилась по Алешке. Юлька уносит свой нежный взгляд с собой и присматривается к Рите.

Зал уже не узнать. Каким-то образом просочилась поселковая молодежь. И продолжала прибывать, явно чувствуя себя по-хозяйски. Через двадцать минут моего времяпровождения за распотрошенным столом я соскучилась еще больше. Вышла из кабинета в зал, полный молодежи. Растерянно осмотрелась вокруг. Я увидела ЕГО сразу и невольно опустила глаза, будто не заметила. Но тут же мой непослушный взгляд метнулся в нужненужную сторону снова. ОН был рядом, в центре живого круга. На его плече доверчиво и уютно покоилась модно стриженая голова. Обладательница головы была в длинном расстегнутом пальто, и этот факт меня дорасстроил: я видела. как Алешка с важным видом хозяина отправлял одетых в раздевалку и лишь избранных награждал привилегией оставаться в верхней одежде. Я вдруг почувствовала себя нелепой и одинокой, словно девочка со всеми ее комплексами, неуверенная и не любившая себя вынырнула из прошлого. Чего же я хотела? Все правильно. Значит, кто-то кроме меня знает, как он хорош.

Я увидела перегнувшегося через перила Юрку. Он махал руками в мою сторону, будто кого-то звал. Я не сразу поняла, кого именно, но на всякий случай пожала плечами. Он исчез и появился снова, но уже передо мной, точно сказочный Сивка-Бурка. Взял за руку и увлек меня в небесное обиталище. Диски, кассеты, наушники – все было у моих ног!

Сверху хорошо можно было разглядеть юных обитателей вечернего дворца, утопающих в огнях и звездной пыли. И хотя кровь в моем теле разгорелась, как у лыжницы, спешащей к финишу первой или (точнее) как у Евы, алчущей запретный плод, Алешку в толпе искать я не стала. Пусть сам найдет меня, если захочет. Ни одного шага в омут страсти! А сама, как только я умею это делать, неосознанно по-детски надула губы…