— Мы обо всем договоримся позже, Кирилл Игоревич, — Илья Алексеевич, он же адвокат, складывает бумаги в единую стопку, одновременно вертя гелиевой ручкой, которая неприятно пачкает пальцы жидкими чернилами. — А сейчас я вынужден вам обо всем доложить, чтобы ввести вас в курс дела. Если не возражаете, наедине, — мужчина зыркает на меня, следом впиваясь взглядом серых, как асфальт, глаз, в лицо Кирилла. Последний кивает, склоняясь ко мне.

— Попроси Макса отвезти тебя домой, я тут надолго. И пусть он побудет с тобой, одна не оставайся, — кивая, встаю, одергиваю футболку, кидаю прощальный взгляд на адвоката, провожу, ободряюще, ладонью по плечу Кира и скрываюсь за дверью.

Конечно, уходить я никуда не собиралась.

Оглядываюсь по сторонам промозглого серого коридора, направляясь в самый дальний угол, пропахший сыростью, где расположился автомат с горячим не-совсем-кофе. Навряд ли тут есть что-то более бодрящее, чем пятидесятимиллилитровый стаканчик недо-кофеина. Опускаю ржавую монету в приемник, выслушивая, как гулко она падает на дно копилки, зачисляясь на табло цифрой «десять». Машина начинает издавать кряхтящие звуки, гудит, после чего — выдает помятый стаканчик с эспрессо без сахара.

Усаживаюсь на ближайший скрипящий стул, что, в принципе, попадаются на каждом шагу, по периметру здания. Подпираю собой стенку, шумно выдыхаю, снова затягиваясь холодным воздухом. Голова трещит, будто туда поочередно влетает и вылетает кукушка. Слышу отдаленные голоса, реальность смешивается с непонятной, густой, словно патока, полудремой. Хочется спать. Хочется уткнуться носом в мягкую подушку, пропитанную приятным запахом одеколона, и благополучно забыться сном. Но этого не происходит. Нам тут торчать еще, как минимум, часа два, а то и больше.

Пока оформим документы, пока Кирилл уладит все насчет того, чтобы вся эта ненужная информация не разлетелась по социальным сетям, а то и дошла до Васи Басты. Он, конечно, мужик толковый, поймет все от и до, но зачем его впутывать в свои же проблемы? Мальчики взрослые, сами разберутся.

Устало перевожу взгляд на часы. Стрелка двигается с такой неохотой, что хочется взять и перемотать ее на день вперед, когда все уладится. Надо ли верить, что завтра будет лучше, и будет ли оно вообще? Как оказалось потом — не будет.

К кабинетам потихоньку начинает собираться народ. Кто-то притащил пачку документов на подпись, кто-то держит в трясущихся руках одно помятое заявление, кто-то злостно цыкает, в сотый раз глядя на часы в приемной. Минуты сменяются минутами, секунды секундами, правда, не так быстро, как хотелось бы. Из кабинета «триста семьдесят два» никто не показывался уже около двух часов. Монотонные голоса адвоката и Кирилла изредка прерываются, иногда одновременно, иногда поочередно. Но только когда я уже слышу приближающиеся из-за двери шаги, поднимаюсь на ноги, одергивая одежду и заправляя лохматые волосы за уши.

–…Спасибо. Надеюсь, больше не понадобится, — Кирилл выходит из кабинета, пожимая руку мужчине. Поспешно кивает, разворачиваясь на выход, но сталкивается со мной. Белесые брови ползут к переносице. — Я же сказал тебе, едь домой. Почему ты до сих пор тут?

— Было бы несправедливо оставить тебя здесь одного. Мы все устали, поехали домой, — подхожу ближе, всматриваясь в светло-голубые потухшие глаза. Кирилл молчит, не двигается, будто активно переваривая какую-то важную информацию. Взгляд тяжелый, серьезный, ни намека на спокойствие.

— Нет.

— Прости? — растеряно промаргиваюсь.

— Кира, ты едешь домой. К себе домой, — четко, без единой эмоции. Чувствую, как внутри все скручивается в толстый напряженный жгут тревоги. — Между нами все кончено, — знаете, когда слезы подступают к горлу, а ты их сдерживаешь, то появляется саднящее и болезненное чувство в области шеи. Так вот. Эта боль распространилась по всему телу. А тот, кто стоит напротив меня, безразлично вытягивает мою душу, наматывая ее на кулак.

— Ч-что? — голос дрожит, пальцы нервно сжимают край футболки. — Почему? Что произошло? Кирилл, я не совсем понимаю…

— Мне не нужны отношения. Голый секс меня устраивал всегда и более чем. Из-за тебя слишком много проблем. Ты думаешь, я хочу с тобой возиться во всей этой кровавой каше? У меня нет на это времени, я работаю, а не сижу на месте. Мне не нужно все это. Мне не нужна ты, — чувствую на губах солоноватый привкус слез, а перед собой наблюдаю новый образ меркантильного и бесчувственного человека, который привык пользоваться всеми, кто ему не дорог. Стекла на розовых очках трескаются. Значит, очередной спектакль? Хорошая была игра, Кирилл Игоревич.

— Ты врешь. Ты не можешь так говорить. Ты не такой. Ты же… — качаю головой, не веря своим ушам. Он не может так говорить, он же… любит меня. А я люблю его, хотя уже должна его ненавидеть. Что за черт!

— Я такой, какой есть. И если ты до сих пор не разглядела во мне то, что давно всем известно, я никак помочь не могу. Кира, ты — игрушка, не заслуживающая ничего, кроме потребительского отношения. Мне было хорошо. Но, как говорится, хорошего понемногу. Надеюсь, ты поступишь умно и забудешь это все, как страшный сон. Тебе ведь не нужны проблемы, правда? — его до этого сладкий голос пропитался злобой и отвращением. Я вспоминаю, как он действовал в самом начале наших отношений, когда строил из себя ужасную привереду и брюзгу. И что я вижу сейчас? Точь-в-точь повторяющийся образ беспринципного мудака, думающего, что он все сделал правильно.

— Незборецкий, я знаю тебя. И сейчас я знаю, что ты врешь. Врешь и не краснеешь. Я не понимаю, что творится в твоей голове, но ты поступаешь наихудшим образом, отвергая меня. И я все равно тебя люблю, каким бы ты ни был. Потому что ты, придурок, думаешь, что сделаешь лучше, когда все наоборот, — качаю головой, опуская глаза в пол.

— Я изменил тебе, — шепчет, склоняется ниже, прищуриваясь, думая, что напугает. Вздергиваю лицо к нему и замираю, высматривая хитрую физиономию. Воздух выбивается из легких, оставляя ноющий жгучий вакуум, сковывающий движения. Он ухмыляется, понимая, что добился желаемого эффекта, а я залепляю громкую пощечину и испуганно прижимаю руку к груди. — Можешь придумывать себе все, что захочешь. Это твоя сказка, но я в ней больше не принимаю участие, — потирает пунцовеющую скулу, задевает меня плечом и ровным шагом направляется на выход. А я оседаю на пол в конце коридора, подпирая собой бетонную стену, и заливаюсь тихими слезами, разрываясь изнутри на мелкие кусочки.

Я тебя люблю. Я тебя ненавижу.

Комментарий к Part 23. На темную сторону силы

Ебашьте! Надеюсь, вы запаслись ложками для стеклышка. Я уже предвкушаю наплыв ярости, но что поделать. Опять нихера непонятно: что к чему, как и откуда.

Мне было важно передать вам ощущения и посыл. Фик близится к логическому завершению, поэтому по мере его приближения, я буду раскрывать вам всю суть.

Момент с обвинением Киры в сливе я опишу чуть позже и поподробнее. Сейчас это будет лишним. Мусольте то, что есть. Пища для размышлений, если так можно назвать.

Была бы благодарна, если бы вы оставили развернутые отзывы, как одна некая особа, чьи отзывы я обожаю из-за их необъятного объема. Лучшие!

Всем спасибо. Всех люблю.

Приятного чтения!

========== Part 24. Оставьте меня, блять, в покое ==========

Девочка-мечта

Кому-то наверняка знакомо чувство, когда ты полностью обессилен. Ты впадаешь в жутчайшую апатию и проводишь все свои сумрачные дни в четырех мрачных стенах.