В голове совсем не укладывалась череда событий. Почему? Зачем? Как? Мы ехали в центр, дабы разобраться со всей этой канителью. Хотелось обычной, нормальной жизни, где у всех все хорошо, либо по стандарту. Но вместо этого, я могла каждый день просыпаться с мыслью о том, что кого-то могут либо пристрелить, либо вообще, того хуже, убить. Я боялась за всех, но особенно за Кирилла. За такой короткий промежуток времени я успела привязаться к нему так сильно, что уже не представляла своей жизни без этого человека. Я любила его. Я хотела быть с ним всегда и везде, что бы ни случилось. И сейчас мои внутренности болезненно сжимались при осознании того, что таким незначительным жестом и колючим взглядом он меня не то, чтобы отверг, но задел за какие-то душевные ниточки, которые, по сути, лучше не трогать никогда. Я плохо переношу ссоры, не люблю это тяжелое ощущение на душе и постоянно, тянущийся, как патока, воздух, из-за того, что нутро скручивается в жгут и дышать нормально априори не позволительно.

Задумавшись, я совсем не заметила, как мутные дороги и лес сменились городскими видами отдаленных домов и шумный проспектов. С момента отъезда никто не проронил ни слова, оставляя все свои переживания и мысли при себе. Глубоко вдохнув сухой воздух, я хотела было вздремнуть, пока ехать оставалось около часа по московским пробкам, но не тут-то было. Кирилл, рядом со мной, нахмурился, поджал губы в сплошную линию, вытащив из кармана безразмерного худи, холодную ладонь, протянув ее мне, оплетая пальцами мою кисть. Судорожно замерев, я подняла осторожный взгляд на его непроницаемое красивое лицо, следом аккуратно прижавшись к тяжело вздымающейся груди, выслушивая четкие удары его сердца. Значит, все в порядке. Хотя бы на короткий промежуток времени.

Проснувшись буквально через час, голова гудела, а изнутри ее набили будто лежалой мокрой ватой. Ощущение противное и неприятное, хотелось пить и таблетку, но вместо этого в нос ударил неприятный запах сырости из-за открытой двери машины рядом с полицейским участком. В машине кроме Макса никого не было, поэтому, сев ровно и продвинувшись к середине между водительским и пассажирским креслом, я наблюдала вместе с Максимом разворачивающуюся картину на улице. Доносившиеся отголоски были едва разборчивы, поэтому я лишь тщетно пыталась усмирить сбившееся дыхание и колотящееся сердце, дабы вслушаться в слова. Через лобовое стекло отчетливо было видно, как Кирилл яростно жестикулировал руками перед испуганной Цинковой, которую за плечо удерживал полицейский, а Мирон то и дело пытался усмирить разбушевавшегося друга.

— Что случилось? — проговариваю я хриплым, из-за дремы, голосом. Макс едва заметно дергается, поворачивая голову ко мне, но не отрывая взгляда от сабантуя. — Где Наташа?

— За водой пошла, — проигнорировав мой первый вопрос, Макс снова развернулся, закидывая сигарету в зубы и затягиваясь. — Ну и подруги у тебя, — многозначительно заключил он, покидая салон. Выпрыгнув вслед за ним в открытую заднюю дверь, я направилась к Кириллу, ор которого был слышен, кажется, даже в помещении.

–… С головой совсем не в порядке? Тебе до этого в твой пустой череп не приходило, что это, блять, не игрушки? — рычал он.

— Незборецкий, боже мой, успокойся, ради Бога! Тебе все объяснят. За такие деньги мой отец, как два пальца об асфальт, вытащит меня отсюда. Штраф в две сотни и полтинник на руку начальству — дело закрыто! Ты действительно думаешь, что я не предусмотрела ничего до того, как взяться за эту канитель?

— Что происходит? — пикнула я, чем вызвала резкий взгляд парня, который чуть ли не метал молнии.

— Пусть вам все объяснит адвокат, нас заждались. До свидания, молодые люди! — низкий баритон полицейского резанул по ушам. Маша лишь бросила на меня мимолетный безразличный взгляд и скрылась в дверях отделения.

— Ты даже не представляешь, сколько пиздеца бы случилось, если бы ее не спалили, — заключил Незборецкий, потирая уставшее лицо ладонями, одновременно обращаясь ко мне. Нервно сглотнув, я, взяв парня за руку, направилась вместе с ним по мраморным ступеням внутрь огромного здания, где нас уже ожидал тот, кто в этом разбирается, целясь рассказать нам, в чем заключалась сделка между моей подругой и заказчиком.

Комментарий к Part 22. Внизу будь начеку, наверху смотри в оба

Знаю, что все сейчас чересчур запутанно и не разберешь, но так надо. В следующей главе постараюсь все разложить по полочкам.

И простите меня, пожалуйста, за долгое отсутствие и маленькую главу.

Всех люблю. Приятного прочтения.

========== Part 23. На темную сторону силы ==========

Мне придется убить тебя, ведь только тогда я буду знать точно,

Что между нами ничего и никогда

Уже не будет возможно.

После разговора в комнате с Машей, где Киру обвиняют в сливе информации про Кирилла.

Когда ты получаешь какие-то супер неожиданные шокирующие новости, тело напрягается, будто кол проглотил, голова мыслить ясно больше не собирается до тех пор, пока к тебе не придет верное осознание того, что ты где-то знатно проебался. Вот так и со мной. Полгода назад все началось, полгода меня водили вокруг пальца, полгода назад я встретила Кирилла и ровно, черт их дери, полгода назад, в декабре, я — непреднамеренно — все, что знала, рассказывала Цинковой, даже не подозревая о ее гребаных проделках. И сейчас, выслушивая от рослого тучного мужчины всяческие извернутые планы покушений и действий, я не верю своим ушам. Я не хочу принимать все всерьез, я не хотела бы этого знать, но по-другому не выйдет.

— Цинкова Мария Дмитриевна, — начинает зачитывать с первого заверенного листа адвокат, — обвиняется по статье «сто пятдесят девять» — мошенничество, и по статье «сто десять» — намеренное доведение лица до самоубийства или до покушения на самоубийство путем угроз, жестокого обращения или унижения человеческого достоинства потерпевшего, — выдыхает мужчина, поднимая взгляд на, ошалевших, меня и Кирилла. — Карается принудительными работами с лишением права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью на срок до семи лет. То же самое, совершенное в отношении двух или более лиц, группой лиц по предварительному сговору или организованной группой, наказывается лишением свободы от восьми до пятнадцати лет с лишением права занимать определенные должности или заниматься какой-либо деятельностью до десяти лет и с ограничением свободы на срок до двух лет, — четкие, отработанные фразы, каменное, но понимающее, лицо, усталый вид, ибо до пяти утра с нами тут возиться ну больно тяжко. Как представлю, сколько всего еще нам придется пройти и оформить, сколько будет длиться эта канитель вообще представить сложно, честно говоря. Мы почти синхронно шумно выдыхаем, обреченно переглядываясь, откидываясь на неудобных стульях в кабинете представленного нам адвоката.

Через тонкий тюль едва начинают пробираться майские лучики солнца, освещая грязный паркет комнаты и потрескавшиеся бежевые стены. На часах пять часов сорок три минуты. Я незаметно зеваю, подпирая ладонью осунувшееся лицо, второй рукой переплетаю пальцы с пальцами Незборецкого, который тоже до жути уставший, ибо не спал более суток, начиная с больничной койки.

— Мы сможем как-то быстро это уладить, чтобы не было лишней шумихи? Все-таки мы с братом являемся достаточно публичными личностями, и нам бы не особо хотелось возиться с этими, не пойми откуда взявшимися, проблемами. Тем более, если это дойдет до туда, докуда не надо, все выльется в серьезную неразбериху и ненужные слухи. Мы на вашей стороне и принимаем любые условия, в пределах разумного, — многозначительно заканчивает парень, сжимая мою кисть и подбираясь ближе к дубовому устойчивому столу. Вот значит, как решаются все дела. Просто «давайте уладим без шумихи за несусветные бабки, и дело закрыто»? Да уж, без коррупции в России сейчас никуда.