— Добрый день, господа, Эва, — поприветствовал пришедших мужчина, спустившийся по лестнице. За ним по пятам следовал дворецкий, впустивший следственную группу, даже значки управления показывать не пришлось, хватило присутствия Алмии. — Мы вас заждались.

Выглядел он хмурым, но не испуганным.

Да и на раздавленного горем походил мало.

— Прими мои соболезнования, Кевин. Мне жаль, что приходится беспокоить вас в такой момент, но такова жесткая необходимость, — буднично, с точно отмеренной долей сожаления, твердости и легкой прохлады произнесла мастер Алмия.

И капитан, посчитав обмен любезностями завершенным, деловито уточнил:

— Где тело?

Эксперт, стоящий за его спиной с неразлучным рабочим саквояжем, заинтересованно прислушался.

Кевин Ревенбрандт (конечно же, Ревенбрандт, кто еще мог сейчас распоряжаться в особняке покойной?) едва ощутимо поморщился. Для человека это выражение, мелькнувшее на лице собеседника на долю секунды, было бы неуловимо — слишком быстро взял себя в руки сын славного семейства, но вервольф считать успел.

И подавить понимающую ухмылку — тоже. Для лощеного типчика, встретившего следственную группу в холле особняка покойной Аморелии Ревенбрандт, все происходящее было лишь досадной оплошностью, неприятной мелочью — могущей, к сожалению, поставить пятно на славное родовое имя, а оттого отнестись к ней следовало со всей серьезностью.

Но не более.

— К сожалению, тела здесь нет, — ответ блондина застал капитана врасплох.

То есть как — нет?

Смерть настигла усопшую только вчера, и в любом случае, даже если отсутствовала бы необходимость во вскрытии, человеческие традиции требовали, чтобы в течение двух суток, как минимум, к усопшей могли явиться попрощаться все, кто дорожил ею при жизни и скорбит о ее кончине (или все, кто ее при жизни терпеть не мог, но желает соблюсти приличия). Не могли же они ее уже похоронить?!

— В свете последних событий было решено переместить тело тетушки для прощанья в зал ритуальной конторы «Ротвуд и сыновья», — как ни в чем не бывало продолжил блондин. — Чтобы избежать… — он замялся, — непопулярных мероприятий на глазах у посторонних, а также лишних слухов.

Вольфгеру захотелось побиться головой о стену.

К сожалению, это не воссоздало бы место преступления в нетронутом виде.

Мысленно испросив у Стерегущего Луну и Пожравшего Следы немного кротости (которой у них отродясь не водилось), капитан Лейт взял себя в руки.

— Адрес, — отрывисто уточнил он, стараясь говорить короткими, максимально простыми предложениями, чтобы вместе со словами наружу случайно не вырвалось его честное отношение ко всему происходящему.

У ритуального бюро «Ротвуд и сыновья» было несколько залов для прощания с усопшими, и Ревенбрандты — кто бы сомневался! — оплатили самый дорогой из них.

Получив вожделенный адрес, двое подчиненных понятливо исчезли с глаз злющего, как волк, капитана — пока не загрыз кого-нибудь.

Остальная следственная группа, такой возможности не имевшая, проводила счастливчиков завистливыми взглядами.

Мастер Алмия если и злорадствовала от трудностей, вставших на пути у недруга, то виду не подавала. Старалась смотреть в сторону и не пересекаться с вервольфом взглядами — отчего подозрения оного лишь усиливались.

— Где обнаружили тело? Сопроводить.

Дворецкий, повинуясь кивку блондина, величаво стронулся с места и поплыл вверх по лестнице — а за ним охотно припустила оставшаяся часть следственной группы, хорошо знавшая капитана.

Вольфгер мысленно вздохнул и велел себе успокоиться.

Подумаешь, переместили тело до прибытия экспертов следственной группы. В первый раз, что ли? Его и так уже с момента преступления кто только не двигал — омывали, переоблачали, переносили в комнату, выбранную для прощания…

Если преступник и оставил какие-то следы — то их уже все равно благополучно затерли, затоптали и замыли.

Собственно, именно поэтому он и промолчал.

Когда он обратился к блондину вновь, голос звучал почти нормально.

— Где мы можем поговорить?

— Со мной? — снизошел до удивления Кевин Ревенбрандт. — Помилуйте, меня в тот день даже в особняке не было, о чем вы собрались со мной говорить?

— Такова процедура, Кевин, — мягкий голос мастера Алмии прозвучал как нельзя кстати. — Будут опрашивать всех причастных.

— Хорошо. Идемте, — отозвался блондин, помолчав, и начал подниматься по лестнице.

Этого обмена репликами капитану хватило, чтобы унять вспыхнувшее снова раздражение.

Кабинет, в который привел их Кевин Ревенбрандт, был откровенно женским — просторный, светлый, в бежево-лилово-белых тонах, но тем не менее, был явно кабинетом. Широкий стол с писчим набором и изящной пустой подставкой для книг, высокие — в потолок — шкафы, заполненные книгами и папками. Второй стол, поменьше, сбоку от первого — для помощника? Заставлен разнообразной мелочевкой, но не хаотично, всё явно на своем месте. Пара диванов. Третий стол — чайный — стоит в углу, и, кажется, он передвижной.

Кевин Ревенбрандт, кажется, поймал взгляд, брошенный капитаном именно на этот третий стол, потому что слегка свысока поинтересовался:

— Приказать подать чай?

— Нет, благодарю, — рассеяно отозвался капитан, которому до мнения этого господинчика не было никакого дела.

— Да, это будет весьма кстати, — светски отозвалась Алмия.

Своего кучера (вместе с каретой — что логично) госпожа эксперт отправила в родное управление за инструментами, пояснив, что никакому курьеру их попросту не отдадут.

Собственно, этим и объяснялось желание добираться к месту преступления в казенном экипаже управления стражи, жестком и неудобном.

Что ж, ни капитан, ни экипаж от этого не пострадали — а капитан так даже и употребил время с пользой, приперев коллегу к стенке (образно) и заполучив список всего, что ей удалось вспомнить о злосчастной пропаже (буквально).

Госпожа эксперт недолго терпела такое вопиющее бесчинство и в ответ выторговала себе разрешение присутствовать при допросах, пока её инструменты не доставят. Для чего ей это было нужно — осталось загадкой, как и в случае с поездкой по лавкам разной степени сомнительности. Но капитан здраво рассудил, что в тот раз не помешала — глядишь, и в этот раз обойдется. И разрешил.

К тому же, запретить всё равно вряд ли бы удалось.

И теперь Алмия с удобством устроилась на одном из двух диванчиков и с видом безмятежным и естественным требовала чаю. В доме, где недавно произошло преступление. С полного, между прочим, попустительства капитана!

Нет, госпожа Алмия на капитанской памяти это не в первый раз проделывала — но там хоть потерпевшая была, а не один из возможных подозреваемых!

Капитан поставил себе еще одну зарубочку на память — разъяснить мастеру правила поведения во время следствия, по крайней мере, в его, Вольфгера, присутствии. Хотя тут, конечно, большой вопрос, кто кого отравит…

...но, опять же, не в его, Вольфгера, присутствии!

Возможный подозреваемый тем временем обошел стол хозяйки кабинета и нажал на что-то на его полированной панели. А потом — вот это уже было интересно — не сел за хозяйский стол, на стратегически наиболее выгодное место, а вернулся и устроился на диване, рядом с мастером.

Задавать вопросов капитан не стал, но Ревенбрандт и сам пояснил, слегка смущаясь и обращаясь больше к Алмии:

— Не могу там сидеть. Тетка меня в детстве столько за уши драла, что просто не могу сесть на ее место...

И в этот момент он стал почти симпатичен.

Вольфгер Лейт сам себе не мог бы объяснить, чем ему неприятен этот тип — но неприязнь к нему испытывал. Легкую, но отчетливую — хотя, вроде бы, и не с чего.

Высокий, сухощавого телосложения, блондин, кожа светлая, глаза голубые. Гладко выбрит, волосы уложены. Не лишен привлекательности, по крайней мере, с женской точки зрения — наверняка. Держится спокойно и уверенно. Сложившейся ситуацией недоволен, но как мог бы быть недоволен любой член семьи, которому доверили раздражающую, но необходимую миссию.