Решили послать к ним парламентера - техника, знающего немецкий язык. Сам я отправился на высотку за лесом, откуда можно было наблюдать за переговорами. Вижу, как после короткой беседы с нашим техником немцы аккуратно сложили оружие, построились и пошли за ним. Так один человек привел триста гитлеровцев. Голодные, дрожащие от страха, немцы испуганно смотрели на нас. Я дал распоряжение напоить пленных, кормить мне их было нечем. Смотрю, а деревенские женщины несут им в овраг картошку, молоко. Вот уж поистине отходчива русская душа! Наша медсестра стала перевязывать раненых. Мы отобрали у пленных все острые предметы - ножи, бритвы. Да они и сами подходили и бросали их на расстеленное на земле одеяло. Потом два наших солдата повели отряд пленных в Лепель.

На следующий день работники БАО доставили нам горючее, и полки дивизии догнали войска фронта близ Немана. Бои шли уже на подступах к Вильнюсу и Лиде. 9 июля была взята Лида, а 13 июля - Вильнюс.

Наши авиаполки, оборудовав аэродромы и площадки подскока в глухих лесистых уголках Литвы, продолжали вести разведку и бомбить вражеские войска, идущие к Каунасу. Новые места, новые маршруты, активное противодействие немецкой авиации - все это усложняло работу наших летчиков.

В середине июля дивизия получила задание разведать крупный узел сопротивления гитлеровцев - город Сувалки. Экипаж Ю. Ф. Кочергина должен был отвлечь на себя внимание вражеских зенитчиков, чтобы другой наш самолет смог прорваться к этому району, сильно охранявшемуся средствами ПВО. Когда в небе появилась машина Кочергина, на ней скрестились лучи трех прожекторов. По беззащитному По-2 ударили зенитные орудия. Самолет был поврежден, летчик и штурман тяжело, ранены. Юрий Федорович Кочергин, превозмогая сильную боль, сумел вывести машину из полосы зенитного огня, уйти от преследования фашистского истребителя и сделать посадку на своем аэродроме. Штурману П. И. Скрыпнику пуля пробила артерию, и он умер от потери крови - ведь экипаж находился в воздухе полтора часа! Кочергина тут же отправили в госпиталь. После выздоровления он вернулся в свой полк и сражался в нем до конца войны.

1 августа Москва салютовала войскам 3-го Белорусского фронта, освободившим город Каунас. В приказе Верховного Главнокомандующего были отмечены и летчики нашей дивизии.

В дни боев на литовской земле экипажи 17-го авиаполка бомбили скопления вражеских войск и техники на дорогах вдоль Немана и переправах через реку, уничтожали баржи, пароходы, взрывали вагоны, цистерны на станции Эйткунен. Летчики 24-го авиаполка сбрасывали бомбы на воинские эшелоны у станции Шталлупенен и скопления танков в этом районе. Одиночные самолеты полка вели разведку по пятнадцати - двадцати маршрутам. Летали наши По-2 и к границе Восточной Пруссии. 15-й авиаполк вел боевые действия до меридиана Инстербурга.

Ночная авиация действовала по всей линии фронта от Расейняя и Сударги на севере до Сувалки, Голдапа и Августова на юге, вела разведку в тылу врага до рубежа Тильзит, Инстербург.

Весь август и сентябрь 1944 года шли упорные, тяжелые бои. Наши войска приближались к границам Восточной Пруссии...

Огненные трассы

Восточная Пруссия... Холмистая равнина с множеством рек и озер, темными массивами лесов, она была вся изрыта траншеями, среди которых чуть приподнимались стальные колпаки дотов, тянулись рвы, ряды колючей проволоки, противотанковых надолб, С виду мирные домики хуторов имели железобетонные подвалы с амбразурами для пулеметов и артиллерийских орудий. Перед окопами минные поля. Сверху, с самолета, Восточная Пруссия представлялась сплошной сетью укреплений.

Сложную систему обороны завершали мощные форты и старинная цитадель Кенигсберг. Более прочной защиты, казалось бы, нельзя и создать. И вот эту систему обороны, прикрывавшую всю территорию Восточной Пруссии, советским армиям предстояло взломать.

В войсках 3-го Белорусского фронта шла подготовка к предстоящему наступлению. За несколько дней до начала боевых действий командующий фронтом генерал армии И. Д. Черняховский собрал на совещание представителей всех родов войск, от командармов до командиров дивизий. После докладов начальников штабов Черняховский ознакомил нас с общей обстановкой и задачами фронта в предстоящем наступлении. Разговор шел у большого макета, на котором подробно воспроизводились система укреплений Восточной Пруссии и ее ландшафт. Командирам были указаны районы действий подчиненных им войск.

Во время этого совещания Иван Данилович поговорил почти с каждым его участником. Беседовал Черняховский уважительно, внимательно выслушивал нас. Обратился он и ко мне:

- Ну как, Молоков, что скажете о своих авиаторах?

- Дивизия готова, товарищ генерал, - отдал я свой короткий рапорт.

Черняховский стоял перед нами молодой, красивый. Весь его облик крепкая ладная фигура, живое, открытое лицо - выражал неукротимую волю к действию. Он буквально заражал нас своей энергией.

Могли ли мы тогда предположить, что всего через четыре месяца, 18 февраля 1945 года, наш командующий будет смертельно ранен осколком снаряда при поездке на позиции. Командование фронтом принял тогда Маршал Советского Союза А. М. Василевский.

Наша дивизия должна была действовать вместе с войсками 11-й гвардейской армии на центральном инстербургско-гумбинненском направлении.

Накануне штурма в авиаполках и штабе дивизии прошли партийные и комсомольские собрания, митинги. Великой клятвой звучали на них слова горячей любви к Родине и ненависти к врагу.

- Мы идем в Германию не с грабительскими целями, - сказал выступивший на митинге штурман экипажа 24-го авиаполка Михаил Иванович Лоскутов. - Мы идем отомстить гитлеровцам за поруганную русскую землю, за смерть наших отцов, матерей, братьев и сестер. Мы идем туда, чтобы освободить немецкий народ от фашизма.

В ночь на 16 октября полки дивизии совершили массированный налет на позиции немецкого переднего края. А утром после мощной артиллерийской подготовки началось наступление армий 3-го Белорусского фронта.

Летчики нашей дивизии делали за ночь по нескольку вылетов. Экипаж, где штурманом был выступавший на митинге М. И. Лоскутов, в ночь прорыва укреплений совершил 13 успешных боевых вылетов, а за две недели последующих боев в условиях непогоды - 98 вылетов. Отлично выполняли задания, делая за ночь по 9-10 вылетов, эскадрильи К. И. Бурмистрова и П. В. Луковца, экипажи А. И. Сумина, И. Ф. Рожкова, К. Н. Любцева, А. П. Назаркина - да всех и не перечесть.

Интересно, что с появлением По-2 артиллерийские и минометные батареи противника прекращали стрельбу, боясь себя обнаружить. Только после неоднократных бомбовых ударов некоторые батареи начинали вести огонь. А экипажи самолетов в это время засекали их.

Ночь помогала нам, укрывала от неприятеля, позволяла проникать к нему в тыл на 50 километров. Но темнота затрудняла обнаружение целей. Тем более что немцы маскировались очень тщательно. Значит, необходим был точный штурманский расчет. Поэтому первым шел самый опытный экипаж-осветитель. Штурман определял местонахождение цели, сбрасывал светящиеся бомбы (САБ-2 или САБ-15). Затем появлялись два-три самолета с зажигательными бомбами, вызывавшими в районе цели пожары. А уже после этого начинался массированный налет. Хорошо освещенный объект буквально засыпался бомбами.

Вспоминаю сейчас отважного командира эскадрильи 17-го авиаполка Г. М. Битука. Его эскадрилья получила задание провести налет на скопление немецких войск у станции Пилькаллен. А погода стояла отвратительная: облачность 10 баллов, дождь, туман, видимость до 200 метров. Экипаж Битука вылетел первым, чтобы осветить намеченную для бомбометания цель. Летчик вышел точно к станции, штурман сбросил фугасные и зажигательные бомбы, которые вызвали взрывы и пожар. Но низкие облака, сильная дымка почти скрыли освещенный участок. Битук усомнился, смогут ли выйти на цель другие экипажи, и приказал штурману: "Ракеты в воздух! Стреляй!" С такой "иллюминацией", увертываясь от огня зениток, самолет начал делать стремительные виражи над станцией, пока не подоспели остальные экипажи. Удар по железнодорожному узлу прошел успешно.