Внутренняя болтовня

Одна из самых удивительных характеристик нашего «сна» – состояние ассоциативной болтовни, которая обычно протекает в уме, когда внимание наше не сосредоточено на внешних вещах, – нескончаемый поток образов, воспоминаний, предчувствий, размышлений и обрывков информации. Опять-таки, мы, в целом, принимаем данное явление как нечто само собой разумеющееся, поэтому нам сложно осознать, насколько это в действительности странная штука. Зачем нам нужна эта хаотичная непроизвольная болтовня, которую мы наблюдаем всякий раз, когда обращаем внимание на содержание собственного ума? Похоже, что это какой-то странный каприз нашего переразвитого эго – возможно, продукт слияния нашей склонности к саморефлексии со способностью вспоминать прошлое, моделировать будущее и воображать разнообразные ситуации. Кажется, все это имеет некоторое отношение к нашему чувству изолированности эго и с ощущением ограниченности нашего «я» – как будто бы наши мысли утратили покой, оказавшись в ограниченном пространстве в состоянии неопределенности.

Абстрагирование

Вследствие изолированности эго и внутренней болтовни, которая почти постоянно протекает в нашем уме, мы очень много времени проводим в состоянии абстрагирования. Вместо того чтобы жить в реальном мире, мы живем в уме. Мы воспринимаем мир весьма размыто – сквозь туман мысленной болтовни и через фильтры шаблонных концепций. Вместо того чтобы жить осознанно, в полной мере впитывая опыт своих реальных чувств и ощущений, мы живем в состоянии отстраненности (о чем я подробно говорю в своей книге «Возврат к здравомыслию»).

В этой книге я высказал предположение, что в жизни мы демонстрируем три разновидности внимания: абстрагирование, поглощенность и осознание. Абстрагирование – это когда наше внимание погружено в мысли; поглощенность – когда внимание погружено во внешние объекты, такие как различная деятельность или развлечения; и осознание – это когда мы полностью нацеливаем наше внимание на свой опыт в текущем моменте, на окружающий мир, на переживаемые чувства и ощущения. Когда я читаю лекции и провожу семинары (в нашем университете либо вне его стен), я часто прошу присутствующих оценить, как много времени в течение дня они пребывают в каждом из этих состояний. Почти всегда люди говорят, что в состоянии осознанности они проводят намного меньше времени, чем в других состояниях. Большинство людей отмечают, что большую часть времени находятся в состоянии поглощенности (в среднем 60 %), когда их внимание погружено в работу, домашние дела, хобби или развлечения. На втором месте идет абстрагирование (около 30 %), и только около 10 % времени приходится на осознанность.

Тревога и неудовлетворенность

Для состояния сна характерна в целом негативная внутренняя психическая атмосфера. Там царит тьма, сырость и подавленность – психический эквивалент крошечной сумрачной комнатушки без окон.

Постоянная болтовня, протекающая в уме, вызывает внутри ощущение тревоги и нетерпения, а поскольку эта болтовня часто несет негативные интонации, то она пробуждает в нас негативные эмоции и настроения. Одновременно, вследствие отделенности эго от мира, у нас возникает своего рода чувство обделенности (нам словно бы «чего-то не хватает»), а также чувство изолированности. И наконец, есть своеобразное ощущение стесненности – ибо наше чувство собственного «я» ограничено крошечным пространством эго и отгорожено от бескрайних пространств нашего существа в целом, а также от его сияния.

Кроме того, во сне нас преследует страх.

Отделенность от мира пробуждает ощущение уязвимости и неуверенности. Возникает чувство, словно весь мир и другие люди представляют для нас некую опасность.

Эта неуверенность усугубляется непрестанной мысленной болтовней, которая сосредоточена вокруг предчувствий в отношении будущего и построения разнообразных пугающих сценариев, которые мы снова и снова прогоняем по кругу в своем воображении. Ко всему этому добавляется подспудный страх смерти – пусть и неосознанный. Смерть постоянно нависает над нами, олицетворяя конец всего, чем мы являемся, чего достигли и что обрели. Постепенно назревает глубокое ощущение абсурдности и бессмысленности всего происходящего. Так что мы изо всех сил стараемся не задумываться о собственной смертности.

Притупленное восприятие

Еще одна характерная черта опыта доисторических и первобытных народов состоит в том, что они исключительно остро воспринимали окружающий мир. По-видимому, у них было ощущение, что вся природа вокруг них – живая и разумная, она пронизана некой особой духовной силой. Об этой духовной силе говорят совершенно разные народы, никак между собой не связанные, давая ей различные названия. Все эти концепции обладают поразительным сходством с идеей вселенской духовной силы, о которой говорят разные духовные и мистические традиции, – например, с понятием Брахмана, которое описано в индуистских Упанишадах. Здесь коренится одна из причин, почему первобытные народы с таким уважением относятся к природе и с таким отвращением – к эксплуататорским замашкам людей Запада. Помимо ощущения родства с природой, им свойственно чувство, что окружающий мир наполнен духовной жизнью, а значит, священен.

Как случилось, что мы утратили это обостренное восприятие природы и чувствование духовной силы, пронизывающей мир? Как вышло, что природа стала для нас чем-то банальным – утратила реальность, святость, красоту?

Одна из причин состоит в том, что мы слишком много времени проводим «внутри себя» – в состоянии абстрагирования. Как следствие, наше мировосприятие делается все менее прямым и непосредственным. Но это «притупление» отражается также и на энергетическом состоянии. Наше раздутое ощущение эго – и постоянная внутренняя болтовня – потребляет огромное количество энергии, так что на восприятие остается совсем мало сил. Можно даже предположить, что в процессе Упадка наше восприятие перешло в автоматический режим ради экономии энергии – чтобы больше доставалось набирающему силу эго. Внимание «отключилось» от окружающего мира, чтобы нам не приходилось «транжирить» энергию на восприятие.

Со временем мир превратился для нас в неодушевленный объект. Мы больше не ощущаем жизнь, пульсирующую в реках, в горах, в самой Земле, – не сопереживаем деревьям и другим растениям, не выходим на связь с сознанием насекомых и других тварей земных. Мир превратился в совокупность объектов – и мы решили, что вольны «употреблять» их и злоупотреблять ими по своему усмотрению. Мы перестали осознавать жизненную силу, пронизывающую мир и все вещи в нем.

Вместо того чтобы видеть, что все явления мира проникнуты насквозь этой силой, а значит, взаимосвязаны, мы начинаем воспринимать их как отдельные сущности. И теперь мир состоит из различных материальных объектов, разделенных пустым пространством. В значительной степени мы утратили также ощущение смысла и гармонии, которое свойственно мировосприятию первобытных народов, – мы больше не чувствуем себя здесь как дома. Мир для нас сделался безразличным и даже враждебным, а жизнь превратилась в зияющий пустотой промежуток между рождением и смертью. Эту пустоту мы пытаемся заполнить всевозможными наслаждениями, а также теми смыслами, которые нам удается сконструировать собственными силами.

Эгоцентричное мировоззрение

«Состояние сна» характеризуется не только особым типом восприятия, но и особым типом концептуализации – иными словами, взглядом на мир, способом определения собственной идентичности и собственного места в мире.

Если анализировать эти концептуальные построения, то одна из основных характеристик сна состоит в значительной узости мировосприятия. Пребывая во «сне», человек склонен ограничиваться узким индивидуальным мирком личных проблем и забот. Его не слишком интересуют проблемы других людей, равно как всевозможные социальные и глобальные процессы. К примеру, ему нет дела до охраны окружающей среды – эти вопросы кажутся ему слишком отвлеченными и далекими. Также ему нет дела до бедности и социального неравенства в мире, даже в его собственной стране. Обычно из-за этого ограниченного подхода он обращает внимание на подобные проблемы лишь тогда, когда они непосредственно затрагивают лично его, – например, когда в результате разбалансировки климатических систем на его город начинают обрушиваться наводнения либо же когда эксплуатации или угнетению подвергается он сам (или члены его семьи). Во всех остальных случаях такого рода вопросы кажутся ему слишком отвлеченными, чтобы в них вникать, – на первом месте, как правило, стоят личные потребности и желания.