Тем не менее я стал интересоваться ее основными идеями, в особенности программными положениями, касавшимися экономических и социальных вопросов. В программе НСДАП содержались и положения, отражавшие нашу давнюю мечту о «присоединении». В результате первое же посещение политического собрания стало решающим для моего дальнейшего пути.
Летом 1932 года доктор Геббельс выступил в Вене на переполненной зрителями арене «Энгельманн». Его рассуждения по социальным вопросам и обещание прекратить непродуктивные баталии политических партий явились для меня определяющими, и вскоре я превратился в сторонника партии. Для вступления в партию необходимо было целый год значиться в качестве ее сторонника, причем активного участия в движении от меня никто не требовал. Я посещал собрания и платил членские взносы. В июне 1933 года такое обозначение участия в политической жизни закончилось – решением правительства Дольфуса[7] НСДАП была запрещена.
Еще будучи студентом, в 1930 году во время очередного заплыва я познакомился с одной веселой и очаровательной венкой. Вскоре наше мимолетное знакомство переросло в настоящую дружбу. Когда же в 1933 году мне посчастливилось занять должность коммерческого директора лесозаготовительного предприятия, появилась и возможность экономически обеспечивать совместное проживание двух персон. В мае 1934 года мы поженились и на собственном мотоцикле с коляской отправились в свадебное путешествие в Италию.
Как истинный австриец, я поехал в Италию не без определенных предубеждений. Горечь от отторжения Южного Тироля[8] после Первой мировой войны и потери красивейшей части немецкоговорящей Австрии еще отравляла наши сердца.
Да и сам отход Италии от Тройственного союза в 1916 году, приходившийся на времена нашей юности, не остался забытым, ложившись, возможно и несправедливо, тяжелым обвинением в адрес всего итальянского народа. Поэтому я радовался не перспективам общения с итальянцами, а возможности полюбоваться красотами ландшафта и историческими памятниками Италии. Однако вскоре мне пришлось переменить свое отношение к итальянцам, которые оказались такими же жизнерадостными, как и близкие по крови австрийцы и немцы. Со всеми людьми можно было великолепно пообщаться. Да что там поговорить, даже стать друзьями, если, конечно, толерантно относиться к их естественным особенностям и не забывать, что и немцы имеют свои национальные недостатки.
Болонья, Флоренция, Пиза, Анкона, Равенна и Венеция, не считая Рима, были городами, в которых мы останавливались во время нашего путешествия. Абруццо – область с дикими и гордо вздымающимися ввысь горными хребтами, ставшими позднее свидетелями одной известной моей операции в годы войны, тогда являлась для туристов и путешествующих молодоженов не более чем красивой картинкой среди многих чудесных пейзажей.
После возвращения в Вену будни вновь вступили в свои права. Мои юношеские амбиции не хотели мириться с тогдашними размерами руководимого мною предприятия. Его следовало расширить и значительно улучшить. Мне, как инженеру, хотелось использовать свои собственные новые идеи. К тому же кризису, в котором пребывала Австрия, не было конца. Он хватал за горло всех без исключения – и предпринимателей, и рабочих. Разорялось одно старинное строительное предприятие за другим. Оставалось только, не теряя мужества и веры в себя, идти на работу и трудиться, трудиться и еще раз трудиться.
Несмотря на бедственные времена, предприятие не только удалось удержать на плаву, но даже расширить. Кроме того, был создан хороший и крепкий костяк из числа кадровых рабочих. И хотя большинство из них разделяло ультраправые политические взгляды, я смог установить со всеми отличные отношения. Во время работы на нашем предприятии столь любимые повсюду «политдискуссии» не приветствовались. Мои рабочие хорошо знали, что я не терплю никакой активной политической деятельности.
Однако упорный повседневный труд привнес в мою жизнь весьма печальные и достойные всяческого сожаления перемены. Мы с женой отдалились друг от друга. Развитие наших личностей пошло разными путями. Между нами состоялся весьма серьезный разговор, в ходе которого мы пришли к выводу, что лучше разойтись, чем становиться обузой друг для друга. В результате в 1936 году наш брак распался. И сегодня меня радует, что я могу без всякой неприязни вспоминать те дни. Когда в 1946 году в лагере для военных преступников в Дахау[9] мне довелось переживать самое тяжелое время в моей жизни и внутренне роптать на Бога и весь мир, я искренне порадовался ободряющему письму, полученному от моей первой жены. Оно явилось тем редким лучиком света, который тогда проник ко мне.
В 1935 году я вступил в единственный функционировавший в то время Немецкий гимнастический союз. В вечерние часы здесь предоставлялась возможность заниматься физическим развитием своего тела. Поскольку общественные мероприятия разрешалось проводить только близким к австрийскому правительству обществам, то большая часть молодежи, в том числе и из круга моих друзей, воздерживалась от их посещения. Мы собирались в нескольких небольших клубах или частных кружках, которые можно было по пальцам пересчитать. В них я познакомился с массой прекрасных людей – врачами, мелкими фабрикантами, юристами и представителями прочих профессий, – происходивших из солидных буржуазных венских семей, ставших к тому времени редкостью.
События февраля – марта 1938 года явились для широкой общественности, как, впрочем, и для меня, полной неожиданностью. О действительном положении вещей нас проинформировали газеты, и то довольно смутно. В любом случае речь шла о восстановлении нормальных отношений между Германией и Австрией, а также о подлинном внутреннем примирении. Объединения обеих стран никто не видел даже в самых смелых мечтах. Когда же 12 февраля федеральный канцлер Шушниг[10] посетил с визитом Берхтесгаден[11], мы были уверены, что вскоре назревшие вопросы разрешатся самым благоприятным образом. Все круги венского населения охватила лихорадка ожидания этого политического решения. И вот в своей речи перед активистами Отечественного фронта[12] от 9 марта в Инсбруке[13] федеральный канцлер провозгласил о предстоящем в ближайшее воскресенье народном голосовании.
10 и 11 марта напряжение в Вене достигло апогея. В наиболее худшее положение, как нам казалось, попали государственные служащие, которым предстояло голосовать в своих учреждениях. Лично я был полон решимости проигнорировать это голосование. Из бесед со своими знакомыми и друзьями мне стало известно, что такого же мнения придерживаются многие граждане. Однако внутреннего удовлетворения от данного решения не наступало.
В рамках Немецкого гимнастического союза уже давно были созданы так называемые взводы обороны, в одном из которых состоял и я. В связи с возникновением в Вене угрожающей ситуации 12 марта 1938 года после полудня нам назначили сбор в своих гимнастических залах. Только я хотел переодеться в раздевалке гимнастического зала нашего союза, как по радио передали сообщение об отставке правительства Шушнига. Оно прозвучало подобно разрыву бомбы.
Мы все приветствовали отставку старого правительства, которое на протяжении последних шести лет ограничивалось только изданием декретов и показало себя неспособным справиться с затяжным экономическим кризисом. Не удалось ему добиться и ослабления внутренней напряженности. По призыву руководства Немецкого гимнастического союза все «взводы обороны» должны были направиться во внутренний город к ведомству федерального канцлера, а завершить этот день планировалось проведением факельного шествия. Я и подумать не мог, что мне предстоит сыграть в этих событиях весьма захватывающую роль.
