Естественно, что этот процесс эрозии убеждений неминуемо вел к убыванию энергии в рядах «монархистов». «Дело монархии» впервые за многие века переставало быть «делом жизни» для тех, кто именовал себя монархистами, роняя слезу при исполнении гимна «Боже, Царя храни!». Когда же надо было доказать на деле свою преданность, встать на защиту и Монарха и Принципа, то выяснилось, что в столице Империи таковых уже фактически не имелось.
Вся фабула Февральской революции 1917 года показала воочию, что в Петербурге-Петрограде защищать «исконные основы» уже было некому. Потом, когда кое-кому из числа «преданных монархистов»-очевидцев тех дней удалось выбраться за пределы обезумевшей России и очутиться на чужбине, некоторые взялись за перо и начали поливать грязью Убитых Венценосцев. Общий мотив в таких писаниях всегда один: на Престоле оказалась «не тот Царь». Про свою никчемность, про свое предательство старались не вспоминать; никто не покаялся.
Богдановичам повезло. Они не дожили до «торжества свободы». Они умерли тихо и мирно в своем особняке и удостоились похорон «по первому разряду». Правда, вскоре после того как пал «плохой Царь», могилу супругов Богдановичей разорили, прах выбросили из могил и место сровняли с землей. Но это уже другая тема…
Карьерный интерес заставлял многих лиц, занимавших весьма заметные посты в административном аппарате, посещать дом на Исаакиевской и делиться с хозяином определенной информаций и последними новостями из коридоров власти. Новости эти порой являлись всего лишь слухами и сплетнями, но чета Богдановичей любого рода вести принимала, а некоторые, особо приглянувшиеся, потом передавала другим визитерам. Однако не только это определяло тягу к этому салону. Имело свое значение, так сказать, «качество приемов», или, по тогдашнему определению, дневных (полуденных) завтраков (ланчей). А оно отвечало самым придирчивым вкусам.
Один из усердных посетителей салона в последние годы его существования Л. А. Тихомиров (1852–1923) – бывший революционер-народник, ставший с годами рьяным монархистом, объяснил причины тяги к салону на Исаакиевской:
«Во-первых, Богдановичи жили в весьма центральном пункте… Заходить к ним было удобно. Во-вторых, у Богдановичей бывали на завтраках разные влиятельные его приятели из высших учреждений, иногда даже министры. Гости сами собой создавали интересный круг, который привлекал каждого из них. Можно было встретить нужного человека, разузнать кучу новостей во всех ведомствах. Сам Богданович, в высшей степени осведомленный, мог многое сказать, посоветовать и даже помочь рекомендацией».
Это была одна часть дела, не менее важную роль играла и другая.
«Завтраки его были очень хороши. Это был целый обед. Прежде всего, прекрасная, разнообразнейшая закуска, потом горячее, жаркое, рыба, десерт, после завтрака – кофе в гостиной. За завтраком были всегда превосходные вина; некоторые Богданович выписывал прямо из Франции. Часто у него бывали и редкости, которые ему присылали приятели, например, какая-нибудь горная коза и тому подобная дичь».
Ясное дело, что при такой щедрости, обилии и изысканности требовалось иметь немалые средства. «Выписывать вины из Франции» могли позволить себе весьма состоятельные люди. Источник финансового благополучия четы Богдановичей не ясен. Хорошо известно, что в число владельцев богатых имений и в разряд промышленных или финансовых «акул» России генерал не входил. Вполне вероятно, что щедрые застолья оплачивались из тех средств Министерства внутренних дел, которые выделялись генералу на «патриотическое» воспитание. Объем этих сумм неизвестен, но надо думать, что он был весьма существенным, так как приёмы на Исаакиевской продолжались многие годы. Торговля «патриотизмом» приносила неплохие дивиденды…
Задолго до информационной революции генерал и генеральша прекрасно усвоили, что информация – мощное оружие в борьбе за собственное самоутверждение, способ играть заметную партию в обществе, на которую они другим путем никак претендовать не могли. В своем дневнике А. С. Суворин (1834–1912) занес впечатления от встречи с Е. В. Богдановичем во время коронации Николая II в мае 1896 года в Москве.
«Богданович с своей свояченицей здесь с картинами. Вот комическое лицо. Я ему сказал сегодня по поводу раздачи его бесплатных книжек (он собирает за них деньги. При прошлом Царе ему выдали 10 000 за эти портреты, где в середине Божия Матерь, а по бокам Государь и Государыня, чтоб народ молился на Богородицу и уже, кстати, на Царя и Царицу), что он воображает, что Николай II коронован не один, а вместе с Богдановичем, и что как это странно, что пишут о коронации Государя и не пишут о коронации Богдановича… Вот некому изобразить этого удивительного плута и лицемера».
Несмотря за столь уничижительную оценку личности Богдановича, А. С. Суворин регулярно посещал салон на Исаакиевской. Хозяин влиятельной столичной газеты делал это исключительно для того, чтобы «быть в курсе» последних слухов, а при необходимости и самому «запустить в публику» нужную «новость»…
Евгений Васильевич и Александра Викторовна были не только супругами, но и полными единомышленниками. У них никогда не было каких-либо «идейных» разногласий. Они так за многие десятилетия супружества слились воедино, что и ушли с грешной земли почти синхронно: мадам Богданович умерла в декабре 1914 года, пережив супруга всего на три месяца…
Генерал служил приманкой для визитеров своего салона, а супруга «держала стол» и занимала гостей в случаях нездоровья хозяина дома. В последние годы хозяин дома часто болел, почти полностью ослеп, иногда даже не выходил к гостям, а некоторые, особо доверенные или важные, допускались к нему в спальню. Там полумертвый генерал произносил свои гневные монологи, ругал, разоблачал и клеймил «многочисленных прохвостов», «проходимцев» и «негодяев», которые, как ему казалось, окружали трон. Правда, существовало одно незыблемое правило: в салоне никогда нельзя было критиковать действующего министра внутренних дел. Опасно было: вдруг в субсидии откажут…
Александра Викторовна конечно же была полностью согласна с мужем, а вечером заносила наиболее яркие впечатления от встреч и общений в свой дневник. В своем эмоциональном угаре хозяйка порой шла в своей ненависти дальше хозяина, призывая, например, гостей «убить Распутина». Генерал же такого остервенения не достиг. Он только написал незадолго до смерти письмо Николаю II, призывая изгнать Григория Распутина из Царского окружения.
Если поверить суждениям четы Богдановичей, то все три Самодержца, жизнь и деятельность которых протекала на их глазах, были один хуже другого. А каким же должен быть «настоящий» Русский Царь, Помазанник Божий? Ответа на этот вопрос нельзя найти в дневнике. Все плохие, и всё плохо – как рефрен звучит и звучит; это своего рода «мировоззренческое кредо».
Конечно, генеральше, как и ее обеспокоенному супругу, и в голову не приходило, что своим благополучием – особняком, наполненном французской мебелью в центре столицы, штатом многочисленной прислуги, вояжами в Биарриц, Баден-Баден, Карлсбад, Париж, и конечно же богатыми застольями они обязаны не своим дарованиям или умениям, каковых не имелось, а именно той власти, которая постоянно подвергалась ими поношениям.
Этот распад монархического сознания и эрозию национального инстинкта замечательно и отразили записи Александры Викторовны. Дневник не столько описание событий и «политического закулисья» – здесь много умышленных и неумышленных искажений, извращений и просто лживых измышлений. Важна не событийная канва, а интерпретации, комментарии, выводы; здесь мадам Богданович невольно отразила то болезненное состояние, в котором находились «люди старого закала». По сути дела – это диагноз смертельной болезни русского монархизма периода заката Монархии.
Что же касается конкретных сведений, зафиксированных в дневнике А. В. Богданович, то многие из них, как уже упоминалось, – только слухи. Чего стоит, например, утверждение о том, что в инспирировании беспорядков в Петербурге принимал участие один из членов Императорской Фамилии (запись от 12 февраля 1879 года). Того же легендарного качества утверждения о том, что С. Ю. Витте – «тёмная личность», «аферист», «взяточник» (29 февраля 1892 года).
