«Потом пили чай, беседовали о больном: о том, что все рушится, как на смену одним ценностям идут другие». Беседовать можно о больном человеке, но о наболевших проблемах.
Монолог Коротича представлен сплошной официально-канцелярской и потому неживой лексикой. Хотелось бы точной исторической справки, обыгранной в рассказе автором.
«Впоследствии отмечалось снижение разводов во всех слоях населения, уменьшилось пьянство среди шляхты и крестьянства». (???) Вспомним еще раз школы при монастырях: в один год насчитывалось только в литовской части более 3000 учеников.
«Смелое смешение стилей в архитектуре – это общее желание прогрессивной части общества к практическому изучению вещей, это жажда эксперимента в науке, культуре, литературе. И эта жажда получила как бы разрешение на исполнение, риск получил оправдание посредством храмового строительства. Вот он стоит перед тобой – храм, сочетающий в себе самые смелые решения, ломающие стереотипы, но не отвергающий начисто, а использующий накопленный опыт, уважительно сберегающий старую традицию».
Часто тонкие наблюдения и описания природы дают хорошие подсказки о характерах, переживаниях героев, в рассказе есть попытки обратиться к отражению цветущей акации, но у автора получается плохо, так как у него не хватает художественных средств.
«Самсон подошел к окну, раскрыл его. Запах цветущей акации толкнул его сладкой волной, захотелось отшатнуться. Самсон злился. На мальчишку, на себя. У него ничего не получилось. Ничего. Сорвался на крик, стал угрожать. Даже в такой мелочи ничего путного?» Отсутствие у автора способности чувствовать живой язык приводит к таким грубым сравнениям, как «запах толкнул». После прочтения такой «литературы» у человека может наступить полная анестезия и он перестанет воспринимать изящную словесность.
Личная жизнь директора Самсона опять же затемнена примитивной лексикой автора. Ну, не хватает у В. Прохоренко слов! Как непростительно беден в использовании автора словарный запас великого и могучего русского языка! Или сам автор не старается работать со словами, тщательно отбирать их, примерять и примирять, любоваться, как хороший мастеровой. Поэтому текст не наполнен чувствами, атмосфера рассказа выхолощена, герои схематичны, образы их бледны и невыразительны. Читатель предоставлен самому себе, он сам должен подразумевать трагичность происходящего, и эти смутные догадки еще раз подтверждают, как все в рассказе создано не настоящим мастером, не художником слова.
Но часто талантливые писатели специально не договаривают, подталкивают читателей активно участвовать в трактовке сюжета, образов, иногда оставляют открытыми концовки, и читатели додумывают сами в силу своих фантазий и желаний, участвуют в сотворчестве.
Но в нашем случае рассказ закончен неудачно и вызывает много вопросов к автору, все те же «что случилось с ребятами? где они? когда будет развязка?»
Несмотря на всю условность рассказа, хотелось бы более яркого восприятия, правдивости, искренности, которые несет как раз живой язык. В рассказе не чувствуется горечи, печали и тревоги за детей, которые должны нарастать, нет обобщений. Но если у автора чувство языка отсутствует, то оно уже вряд ли и прибудет. Это прирожденное чувство, которое в дальнейшей творческой работе только приумножается, зреет и делает авторские произведения отточенными, запоминающимися, с неповторимым узнаваемым почерком.
Здесь же можно сказать одно: неудачный рассказ похож на многие другие неудачные рассказы других неудачных авторов.
«То, что его жена не захотела переезжать вместе с ним в этот поселок, не смотря на то, что муж получил такое повышение, Самсона не угнетало. В душе он был даже рад тому, что годами тянувшаяся через их семейную жизнь трещина наконец-то благополучно разошлась, раскрылась холодной водой решимости к удовольствию обоих безо всяких выяснений и мучительных откровений. Он уехал, она осталась – и, не сговариваясь, они поняли, что через месяц-другой можно утвердить их положение уже официально».
Рыхло, плохо, а «не смотря на» просто режет слух. И меня не устраивает не столько грамматическая ошибка(!), сколько слово, применяемое меньше всего в художественных текстах, чаще фигурирующее в докладах, в справочных материалах и другой специальной литературе.
Художественный язык произведения может быть лаконичен и даже предельно сжат, если того требуют обстоятельства сюжета. Сюжет, так сказать, каркас, а художественный язык – его ткань, его мясо, плоть и кровь. Он наполняет всю историю жизненностью, но он не должен быть неряшлив и просто невыносимо плох, как у В. Прохоренко, где конструкции предложений разболтаны, смяты, затерты, унизаны чужими словами, больше подходящими для официального или разговорного стиля.
В конце хочу добавить. Желание высказаться и что-то написать у автора есть, но одного желания в писательском ремесле маловато. В. Прохоренко на сайте сам больше критиканствует, нападает, раздает эпитеты «злобный критик», все сам «знает», при этом не постигает столь сложную профессию, гонит халтурку, что и доказал нам на практике рассказом.
Вспомнился мне давний разговор с одной строгой дамой из литературных кругов об одном местном авторе, очень похожем творческой манерой на автора рассказа «Монах и Самсон».
– Ах, если бы у А. еще был и литературный стилист, его роман бы вышел замечательным! У А. такой богатый жизненный опыт!
Я тут же ей бойко парировала:
– Опыт есть у всех, даже у ребенка, только вот из всех почему-то писатели не получаются. У многих не на один роман наберется жизненного опыта, но к ним хоть самого Льва Николаевича стилистом приставь – не поможет.
Писатель – это профессия, и этим ремеслом не все могут заниматься.
Любителей хватает, как водится, а если еще с завышенным самомнением – и вовсе пропал человек.
Настоящий писатель с творческим чутьем из этого сюжета конфетку бы сделал, а любитель и хороший материал загубит.
Каждый стоит ровно столько, сколько он стоит. И как бы ни старался человек прикинуться позначительней, повесомей, не выйдет: не ваш размерчик, уважаемый, не носите ничего с чужого плеча!
В одном могу с вами согласиться. Такого низкого уровня текстов достаточно наплодилось в последнее время, выходит в свет из книжных издательств много разного. Снижен общий культурный уровень читателей, как и самих авторов, и заслона таким книгам нет. Вот вы и возмущаетесь, почему одним можно, а другим, как и вам, – нельзя. Дурной пример заразителен, если даже крупные политики, бизнесмены бросились в литературу, стали выпускать книги со своими неудачными, просто отвратительными стихами. Все хотят «наследить» в Вечности…
Вспомнились слова Остапа: «Не надо оваций! Графа Монте-Кристо из меня не вышло».
А может, и правда, VasilP, лучше вам оставить МНОГОТРУДНЫЕ занятия литературой, не мучить себя и читателей, а тем паче критиков «и переквалифицироваться в управдомы»?
P. S.
Нет у нас сатириков и общественных обличителей масштаба М. Салтыкова-Щедрина, чтобы трепетали писаки и вершеплеты от их сурового, пышущего гневом слова.
Как-то заглянула в список рецензий, которые написал когда-то М. Салтыков-Щедрин (кроме романов, повестей, сказок, стихотворений, публицистики, он оставил богатое наследие критических статей), и удивилась вот чему. Михаил Евграфович почти не писал о своих великих писателяхсовременниках – Л. Толстом, Ф. Тютчеве, Ф. Достоевском, И. Тургеневе, а в рецензиях отзывался о книжных новинках в большинстве своем неудачных второстепенных авторов А. Быстротокова, Д. Минаева, А. Скавронского, Ф. Решетникова, М. Авдеева, М. Стебницкого, Д. Мордовцева, В. Клюшникова и других, канувших навсегда в безвременье. Для великого сатирика это был повод разобрать второсортные произведения, он не гнушался средненьких третьесортных авторов и давал волю своим негодующим чувствам. Уже тогда ему было понятно, что сия «литература» никогда не войдет в золотой фонд российской словесности. Может, это он к нам, будущим поколениям, обращался?
