Шарабан свернул в проулок, прополз между домами и выкатил на центральную улицу села. Здесь асфальт имел не столь удручающий вид, хотя ухабов хватало.

– От тебе дорога! От самого тракта идеть. На ее указатель ставь – не промахнешься, – пояснил возница.

Спиридоныч слегка толкнул Ковалева локтем:

– Он, бач? – Он ткнул толстым пальцем на здание справа от дороги. – Поместье Шпарево. Ране тута правление було, потом клуб соорудили, а теперя бар-шмар… Тьху! Женька под свой магбзин сцапала. Сюды старая дорога шла. Посля переселенцев приперли и дома строили. Знамо дело, улицу провели прям к шасе.

Виктор спохватился:

– Э, погоди, Вадим Спиридоныч. Сигарет хочу купить.

– От и хорошо, – кивнул возница. – Мне тож надо. Баба просила соли узять.

Здание удивило Ковалева своим внешним видом. Широкая лестница вела под центральную арку, справа и слева располагались еще два арочных проема, под которыми стояли пластмассовые столы и стулья. Над всем этим находился балкон, огороженный каменными стойками и гнутыми стальными прутьями.

– А это герб помещика? – спросил Виктор, указывая на украшение над балконной дверью.

Спиридоныч глянул из-под козырька кепки на барельеф и пожал плечами:

– Бис его знает. Може, и помещика. Коммуняки, так те бы звезду присобачили.

На щите красовалось изображение крылатого кентавра, вставшего на дыбы, причем на голове его был то ли колпак, то ли шапка. Видимо, когда-то щит венчала корона – ее не срубили со стены, но тщательно замазали зубцы штукатуркой. Получился выступ, похожий на вазон для цветов.

Справа возвышалась восьмигранная башня в три этажа, увенчанная зубцами, как и лицевая стена здания. Нижнее окно, видимо в целях безопасности, заложили кирпичом, оставив небольшое отверстие в левом верхнем углу.

Над правой аркой висела желтая вывеска с ярко-красными буквами «БАР». Наверняка краска была со светонакопителем, которым рисуют дорожные знаки, чтобы поздние клиенты не ошиблись адресом.

Вторая вывеска над левой аркой была выполнена в более художественном стиле. На зеленом фоне красовалась каллиграфическая надпись желтой краской: «Мини-маркет «Евгения». «Магазин имени меня красивого», – пробормотал Ковалев, припоминая слова Спиридоныча о Женьке с магбзином.

Хозяин второго этажа тоже не долго думал над названием своей парикмахерской: «Парикмахерская (черными неуклюжими буквами по красному) у Назима (зеленые буквы в восточном стиле)».

Однако при всей любви к ярким вывескам своих заведений хозяева нерадиво относились к самому зданию: во многих местах нежно-салатовая штукатурка осыпалась, обнажив белый камень и ракушечник. Как говорится, у семи нянек – дитя без глаза.

На лестнице, которая от времени не сильно пострадала, сидело трое неопрятных мужиков с лицами землистого цвета – завсегдатаи «бара-шмара». Виктор усмехнулся. Бар он представлял себе по-городскому: стойка под дерево, высокие стулья или табуретки, бармен, ловко жонглирующий бутылками. И вот такие рожи в дорогих костюмах при галстуках заказывают выпить «на троих» – смешно.

У входа в здание толстенная бабка нависала над скамеечкой с мешочком жареных семечек. Ковалев никак не мог понять, на чем торговка сидит: со всех сторон свисали телеса, и, видимо, где-то в их недрах утонуло сиденье.

Когда старик шел мимо компании следом за Виктором, один из постоянных клиентов, в коричневой вытянутой футболке и драных спортивных брюках, просипел:

– Здорово, Спиридоныч…

– Здорово, Витька, – равнодушно ответил Ляпунов.

Ковалев невольно оглянулся: тезка, оказывается.

– Дело есть. Давай потолкуем, – заговорщически произнес Витька, шамкая опухшими губами.

– Да ай! – отмахнулся старик. – Все твои дела давно известны!

Пьяница еще попытался остановить Вадима Спиридоныча, но тот уже подошел к торговке и потерял всякий интерес к секретным делам.

– Доброго здоровьичка, Петровна!

– Здорово, Вадим. Куда это ты нынче пропал? Жора все колеса истер, по селу колеся. Кого только за тебя не спрашивал. Хотели уж собаками искать. – Торговка противно захихикала.

– Та тю на того Жору! – ответил Спиридоныч. – Ен же сам меня послал в Курганное за лемехами.

– Тебя бы за смертью послать. – Петровна снова рассмеялась, и троица на лестнице подхватила ее смех, сыпля шутками в адрес старика.

Спиридоныч, тихонько ругнувшись, поспешил за Виктором, который уже вошел в распахнутые двери. Местные сплетни Ковалева сейчас интересовали меньше всего.

– Не ходи туда! – завизжала следом торговка. – Манька полы моить!

Но было уже поздно. Виктор вошел в просторный холл, из которого широкая лестница вела на второй этаж. Богато жил местный помещик, отметил про себя Ковалев: пол под ногами украшала замысловатая мозаика из разноцветных не то плиточек, не то камешков.

Гость свернул направо к бару и едва не столкнулся с коренастой круглолицей молодухой со шваброй в руках.

– Тебе чего, пьянь подзаборная? Не видишь – человек пол моет! – звонким голосом возмутилась она и воинственно дунула на соломенный локон, падающий на лицо.

– Э-э-э… Простите, – промямлил Виктор, отступая назад.

– Эк ты дура, Маняшка! – вступился за приезжего Спиридоныч. – Человек усю ночь в степи торчал, чуть жив остался, а ты – «пьянь подзаборная». У, дурища!

В глазах молодухи появился испуг. Она озадаченно хлопнула ресницами.

– Все одно, – пробормотала, упрямо насупившись, – сюда не пущу. Зайдить через веранду.

Пришлось подчиниться.

Бар удивил Виктора не меньше, чем здание: стойка из темного дерева, деревянные полки во всю стену, уставленные разносортными дешевыми винами, наливками и водкой. Ячейки этой своеобразной витрины бликовали вставленными зеркалами. Конечно, высоких стульчиков не было. Всю мебель составляли четыре пластиковых набора, как и на веранде под арками.

– Доброго здоровьичка, Любаня! – Спиридоныч расплылся в улыбке, снимая засаленную кепочку.

Загорелая жгучая брюнетка слегка насмешливо смотрела на вошедших огромными очами цвета крепкого чая. Легкий синий топик прикрывал высокую грудь.

– Здравствуй, Спиридоныч, – небрежно ответила барменша. – Тебе как всегда – в долг?

Взгляд Виктора невольно устремился в декольте. Он кашлянул, заставил себя смотреть девушке в глаза, однако это оказалось не легче. Красивых дур он знавал немало, а вот умницы тигриной породы чаще всего заставляли его трепетать, отступать, а потом злиться на себя самого за минутную слабость. Главное для Ковалева – не спасовать сразу, не испугаться, а там пойдет.

– Тю! Как можно, Любань? Я ж с кобылою, – возмутился старик на слова девушки.

Она улыбнулась:

– Да вроде это конь! – кивнула на Виктора.

Спиридоныч в сердцах чертыхнулся.

– Вот как гутарить с ею? – спросил он Ковалева. – Ты ж вроде не дура, Любань?

– Вот спасибо! Вот приветил! – Девушка уперла руки в боки и воинственно произнесла: – Ты, старый дурень, или заказывай чего, или проваливай!

Спиридоныч отступил на шаг, а Виктор оперся на стойку и спокойно, медленно подбирая слова, произнес:

– Мне, пожалуйста, блок «Кэмел». – Он спрятал двадцатку в карман и положил на блюдце перед барменшей сотку, чтобы та видела деньги. – «Союз-Виктан» ноль-пять с собой и того же по сто здесь.

Ковалев имел привычку держать небольшую сумму в кармане брюк. Теперь эта привычка выручила его как нельзя кстати, и оказалось там ни много ни мало сто двадцать гривен. Для Виктора сумма небольшая, так сказать, на мелкие расходы, а для деревенских – довольно приличные деньги, при виде которых Спиридоныч крякнул, вытер ладонью рот, как после сытного обеда.

– «Виктан» – водка дорогая, – заявила барменша. – Я ее не разливаю. Хотите – берите вторую целую.

Теперь Виктор пожалел, что выложил большую купюру. Любаня разводила его и, не скрывая этого, лукаво улыбалась.

Ковалев прищурился, глядя на нее в упор, – пришлось призвать на помощь все свое самообладание, и хмыкнул: