II
— К телефону! Голованов вызывает, — кричал в три часа ночи дежурный, стуча кулаком в дверь комнаты Реброва. Ребров вскочил с постели, накинул шинель и побежал по длинному коридору к телефону.
— Ребров, ты?
— Я.
— Немедленно приезжай ко мне. Через сколько можешь быть?
— Через пятнадцать-двадцать минут.
— Хорошо. Приедешь — если засну, разбуди.
Через пятнадцать минут Ребров будил Голованова, спавшего в одежде и высоких сапогах на диване.
— Егорыч, я приехал. В чем дело?
— Это ты? — встряхиваясь, пробормотал Голованов. Он устало поднялся, потянулся за папироской и сказал: — Кажется, кончается…
— Что кончается?
— Советская власть.
— Что? Что случилось?
— Посмотри вот это, — протянул Голованов несколько листков. — Это сводки из-под Челябинска. Бегут наши. От собственных выстрелов бегут. Сегодня к вечеру чехи могут быть здесь.
— Ну, брось ты. У тебя это со сна, Егорыч.
— Дураки будут, если не займут сегодня Екатеринбург. На это только мы и можем рассчитывать. На вот прочти московскую шифровку, — подал он Реброву знакомый бланк с рядами цифр, где под каждой цифрой был уже текст.
ТЕЛЕГРАММА.
В случае дальнейшего продвижения чехов на Екатеринбург весь золотой запас, платину, денежную наличность немедленно эвакуируйте в Москву под надежной охраной, с вернейшими людьми. Потеря ценностей — удар Советской власти. При перевозе избегайте опасных мест. Возможно преследование. В случае невозможности доставить в Москву — скройте ценности на месте. Организуйте боевую дружину, чтобы оставить ее в тылу чехов для партизанских действий и охраны района, где будет спрятано золото.
Предцик Свердлов.
— Борис, поедешь?
— А академия? Там надо бы нажать…
— За ними присмотрим сами. Возьми мандат. Ребров взял бумагу. На ней было напечатано:
РОССИЙСКАЯ ФЕДЕРАТИВНАЯ РЕСПУБЛИКА СОВЕТОВ.
Уральский Областной Совет Рабочих, Крестьянских и Армейских Депутатов Президиум.
№ 4437.
Екатеринбург.
Удостоверение.
Настоящее выдано тов. Борису Реброву в том, что он является начальником чрезвычайной охраны поезда специального назначения, отправленного Областным Уральским Советом Раб., Кр. и Арм. Деп. по распоряжению Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета.
Место назначения поезда и цели его движения составляют государственную тайну, поэтому никто из должностных лиц не имеет права входить в рассмотрение целесообразности того или иного маршрута.
Маршрут определяется т. Ребровым согласно имеющимся у него инструкциям, и он имеет право его изменять. Никто, кроме Совета Народных Комиссаров, не имеет права отменить распоряжение тов. Реброва о продвижении поезда, ни военные, ни гражданские власти.
Все железнодорожные советы и агенты и начальствующие лица обязаны всячески содействовать т. Реброву в выполнении его задачи.
Основанием к выдаче настоящего удостоверения служит шифрованная телеграмма Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета.
Пред. Обл. Совета Урала Голованов.
— В золотосплавочной получишь золото и платину, всего пудов шестьсот. В банках — деньги: полмиллиарда. Для охраны командируем человек пятнадцать наших с Запрягаевым во главе. Его я предупредил. Да столько же левых эсеров…
— Зачем же эсеров?
— Пока они наши союзники, мы должны с ними считаться. Рядовые дружинники у них — ребята хорошие, а вожди могут подвести, надо смотреть в оба. Прямо отсюда вали к Жебелеву, он должен предоставить тебе состав. Для перевозки золота возьми в горпродкоме грузовики и пленных австрийцев. Разговоров с ними поменьше, да они и не поймут, что грузят. Когда кончишь, приеду на вокзал, договоримся о маршруте. Нечаев поедет вперед с почтовым посмотреть удобные места, чтобы спрятать золото, если не проскочишь в Москву. — Подойдя к Нечаеву, спавшему на полу, Голованов пихнул его в бок: — Вставай, пора! Вставай!
Нечаев поднялся, протер припухшие от бессонницы глаза и стал искать очки.
В пятом часу утра в штабе партийной дружины все, кроме дежурного, спали. Дежурила какая-то работница. Она внимательно посмотрела пропуск Реброва и указала на дверь по коридору.
— Разбуди там Запрягаева в комнате налево, на полу. Ребров вошел в комнату. Светало. На полу вповалку, одетые в солдатскую форму, валялись дружинники. Под головами у них были походные, туго набитые сумки. У изголовий стояли винтовки, прислоненные к стене, и на полу у винтовок — подсумки с патронами.
Ребров негромко позвал:
— Запрягаев!
В углу зашевелился и сел на шинели высокий круглоголовый дружинник. Даже в полутьме были видны могучие плечи и широкая выпуклая грудь. Ребров сразу узнал его. Это был тот самый детина, который бежал во главе цепи у вокзала.
— Это ты, Ребров? — спросил Запрягаев, вглядываясь в Реброва, потом вскочил на ноги и громко крикнул — Эй! Эй! На работу!
Дружинники зашевелились, стуча сапогами, быстро поднялись, схватили подсумки с ремнями и винтовки.
— Мы тебя ждали ночью и приготовились с вечера, — сказал Запрягаев. — Теперь за эсериками? — спросил он, нахмурившись.
— Не нравится? — ответил Ребров. — Да, к ним!
Дружинники вышли на улицу и построились. Левоэсеровский штаб недалеко. В старинном деревянном доме маленькие окна наглухо закрыты ставнями. Железные перекладины болтами схвачены изнутри. Высокое скрипучее крыльцо ведет в штаб. Ребров взбежал на крыльцо. Дверь закрыта. Долго стучал, пока не услыхал шаги.
— Кто там? — спросил из-за дверей чей-то бас.
— Ребров.
Дверь открылась, и Ребров увидел двоих вооруженных мужчин. За ними стоял третий — небольшой человек в пенсне, с маузером на боку.
— Вы Ребров?
— Да.
— Документы?
Ребров протянул мандат и записку Голованова. Маленький прочел, пристально вглядываясь в документы и, подойдя к Реброву, протянул руку:
— Я — Воздвиженский, начальник сводного левоэсеровского отряда.
Воздвиженский повел Реброва куда-то в темноту. Сквозь щели ставен еле пробивались красные лучи зари.
— Чего это вы за ставнями сидите? Ни черта не видно, — сказал с досадой Ребров. — Тьма кромешная.
— Зато никто не влезет.
— Куда?
— К нам.
— Кто к вам полезет?
— Разведчики, шпионы…
Воздвиженский повернул выключатель. Лампочка осветила маленькую, хорошо обставленную комнатку с мягким кожаным диваном, на котором белели простыни и подушки.
— Подождите здесь! — сказал он и исчез за дверью.
Ребров прислушался. Где-то в комнатах застучали прикладами, зашевелились люди. Слышно было, как Воздвиженский визгливым тенорком вызывает центральную телефонную станцию. Потом глухо захлопнулась дверь, и Воздвиженского не стало слышно.
«К своим вождям звонит, — подумал Ребров. — Развели канитель».
Через полчаса отряд в тридцать человек шагал по Клубной улице к золотосплавочному двору. Впереди всех в драповом пальто, в шляпе, с маузером через плечо шел Воздвиженский.
Золотосплавочный двор находился под горой у самого берега Исетского пруда. Железные ворота толщиной в вершок, на чудовищных петлях, вели во двор, обнесенный высоким забором. Там стояло двухэтажное здание. Необычайная, очень большая труба над белым, чистым домиком. Широкие, почти квадратные окна с тонкими решетками. Опрятный двор зарос сплошь зеленой, свежей травкой. Очевидно, лишних посетителей здесь не бывало, и только едва заметная тропинка пробивалась от калитки ворот к белому домику.
Пленные австрийцы на грузовиках уже ждали у железных ворот, когда дружинники начали спускаться с горы к пруду. Машины загремели, заворчали, как жуки, задвигались вперед-назад, выстраиваясь в очередь. Сторожа поспешно захлопнули тяжелые ворота, как только отряд вошел во двор. Грузовики безжалостно мяли траву, оставляя за собой широкие полосы.
