– Велико, – немного хрипло и необычно тихо проронил Калина.

– Зачем, Артём? Что это значит? – пролепетала девушка, не до конца освободившись от лёгкого шока.

– Это значит, я хочу взять тебя в жёны.

Она застыла в изумлении, зная наперёд, что ответить ей нечего. Такой исход не являл, как во многих случаях, красивое завершение романа, а скорее напоминал заколачивание в покинутом доме последних окон, впускающих солнце. Больше “волк” не сказал ни слова, взял её за руку и повёл по коридору училища под молчаливым наблюдением прекративших предэкзаменационный галдёж студентов. Он не сказал ни слова и в машине, которой впервые управлял сам, и пока они петляли по незнакомой дороге, где высотки сменились одноэтажными домиками. Он не желал ни о чём спрашивать и ждать нужного ответа. Его слово всегда оставалось последним, где бы ни было произнесено.

Машина остановилась возле “пожилого” дома с маленькими окошками, окружённого свежевыкрашенным заборчиком.

– Зачем мы сюда приехали? – Соня первой осмелилась заговорить.

– Сейчас узнаешь. Ты сюрпризы любишь?

По узкой, выложенной из камня, тропинке они прошли вдоль ровненького нагого садика, и поднялись по ступенькам. Дверь свободно раскрылась. Послышалось несдержанное оханье, и к порогу спешно вышла суховатая пожилая женщина. Она как-то по-детски склонила голову на бок и сложила ладони перед грудью. Калина шагнул к ней навстречу и ласково прижал её седую голову к своему животу. Женщина была маленького роста и едва доставала до груди человека-зверя. Она всхлипнула, опять как-то по-детски.

– Успокойся, нужды нет плакать. Смотри, кого я тебе привёл. Зовут Софьей. Ну как? Красавица?

Женщина оторвала голову от живота Калины. Снова наклонила её на бок и ласково, даже как-то сладковато посмотрела на Соню.

– Это мама моя.

Да, она была обычной человеческой матерью и от других матерей мало отличалась, разве что улыбка Соне показалась немного странной, будто просящей.

– Веди, сынок, веди невесту в дом!

Соня чувствовала себя частью разыгранной лжи, но шла за Артемом, как марионетка – за кукловодом.

– Садитесь, детки, рядом! Вы друг другу подходите. Кушать хотите? Я картошечку сварю. Знала бы – пироги поставила…

Соня огляделась. По всем полкам и шкафам расставлены фарфоровые статуэтки, расстелены кружевные салфетки. Скатерть, покрывала и даже полотенца изобилуют накрахмаленными кружевами. А обои на стенах комнаты просто обескураживали: розовые с барашками, садиками и птичками.

– Мама, садиться мы не будем. Очень спешим. Софье нужно успеть на экзамен. Знаешь, кто она? Пианистка.

– Ах, это прекрасно! Будет артисткой!

Женщина заулыбалась, искренне обрадовавшись, но тут же отчего-то в лице переменилась и всхлипнула. Странной смене её настроения Артём не удивился и даже не придал значения.

– Мама, благослови нас.

Соня почувствовала, как все внутренности её сжались.

– Сынок, а ты её любишь?

– Я скучаю без неё, мама. Мне не хватает её лица, хотя я запомнил его наизусть. Фигура как у ребёнка, а притягивает с силой магнита.

В разговоре матери и сына Сонино присутствие как бы не подразумевалось.

– Что ж, встаньте на колени, дети мои!

Соня возненавидела себя за свой страх перед Калиной, но на колени опустилась. Человек-зверь сжимал её пальцы. Ей показалось, что строгое молчание святого на старинной иконе отнюдь не на её стороне. Потом опять последовали всхлипы, внезапно сменяющиеся на беспричинную радость, и Соне стало ясно, что с психикой женщины не всё в порядке.

На экзамене девушке пришлось собрать всю силу воли, чтобы не думать о случившемся и направить мысли в нужное русло.

Приподнятое настроение от сдачи экзамена внезапно улетучилось, как только Ольга, открыв входную дверь и тут же её захлопнув, безрадостно сообщила:

– Сонь, там Калина.

У Сони опустились руки. “Волк” никуда не уезжал, а дожидался её.

– Не ходи, – советовала подруга, – давай попробуем выбраться в окно.

– Нет, ответила девушка после некоторого колебания, – если поймёт, может быть хуже.

Калина повёз Соню в ресторан, излюбленный братовской публикой, но как оказалось не для того, чтобы подкрепиться. За то время, пока они ехали в машине, человек-зверь успел присвоить себе право распоряжаться жизнью будущей супруги. Жить в общежитии она больше не будет, о подругах стоит забыть. А “в свет” выходить станет только с ним и вращаться в той среде, которую он для неё выберет. Он доверит ей все свои тайны. Это научит её жить по-новому. Ей придётся вникать во многие братовские дела, сначала молча, потом как доведётся. Она станет его Бонни и первой женщиной в бригаде. Он знает, вся братва будет удивлена, и многим это не придётся по вкусу. И хотя ему нужно считаться с нехитрыми законами группировки, наставлениями брата, более высокого “по должности” и братовской дружбой, в душе он предпочитал оставаться одиноким волком со своими правилами и решениями.

Тут Соня не выдержала и твёрдо заявила, что никто не имеет права распоряжаться её жизнью, что никто не подчинит себе её чувства, что свобода позволила бы ей разобраться в себе больше, чем заточение в стенах, выстроенных на чувстве страха. А потом поймала себя на том, что всё это время просто молчит и слушает шум ветра за стеклом, уносящего её смелые мысли с собой. Она вздохнула и попросила:

– Артём, давай отложим ЗАГС на время. Мне надо родителей подготовить.

– Малыш, какой ЗАГС? Благословление матери крепче любых печатей и церквей, потому что она ближе Бога. А свадьба у нас будет. Самая лучшая, поверь.

За столом уже сидели три короткостриженые “глыбы” с массивными цепями на накаченной шее. На белой скатерти – пухлые кожаные барсетки и автомобильные ключи.

– Малыш, ты сегодня что-нибудь ела? Придётся потерпеть. Есть ещё одно дельце. А потом погуляем.

Снаружи послышался визг тормозов, и стремительной разухабистой походкой вошел крепкий сутулый малый. Словно отчитываясь о сделанном, ловко подкинул ключи от машины и с хлопком выложил на середину стола. Затоптался на месте, будто собираясь поскорее отчалить.

– А с нами не хочешь поехать, Скобель? – выдержав паузу, спокойно спросил Калина.

– Не-е, Артём, меня не цепляй. Я самую сложную работу сделал. Остальное уж как-нибудь сами.

– Ладно, товар в “шестёрке”?

– В багажнике.

Сутулый тут же исчез. Пропустив первой в салон Софью, братва набилась в “шестёрку”, свои машины оставив у ресторана. Оказавшись за чертой города, “шестёрка” свернула в пролесок и, пропетляв пару сотен метров, остановилась.

– Оставайся здесь, – приглушённо сказал Калина, и Соня повиновалась, проводив их взглядом.

Отходить далеко они не стали, остановились и обступили кольцом черную неглубокую прогалину в земле, заметно выделяющуюся на фоне грязно-белого нерастаявшего снега. Что-то обсудили вполголоса, потом вернулись к машине. Сделав последнюю затяжку, один из амбалов откинул было недокуренную сигарету в сторону, но, подумав, отыскал бычок и положил в карман.

Увидев Соню, вынырнувшую из салона и топчущуюся у машины, Калина усмехнулся, но ничего не сказал. Амбалы раскрыли багажник и, судя по напряжению мышц на их лицах, принялись доставать оттуда что-то тяжёлое и неудобное. Скатившись с багажника, ноша тяжело рухнула в снег, и из-за колеса “выглянула” чья-то ступня в бардовом ботинке. Соня покрылась мурашками и задрожала всем телом, осознав, что всё это время находилась по соседству с покойником. Труп волоком потащили к прогалине, которая тут же поглотила его. Бандиты принялись ногами скидывать туда комки мёрзлой грязи. Видимо, яма оказалась недостаточных размеров, и безжизненно скрюченные кисти не уместившегося в зловещем квадрате тела ещё какое-то время торчали из чёрно-белого месива восковыми муляжами.

В ресторане Соня к еде не притронулась, с трудом сдерживая приступы тошноты. Только много пила и курила.

Ночью в постели, когда Калина тискал её маленькие груди, она невольно скользнула взглядом по его руке, боясь увидеть на её месте восковой муляж, и вздрогнула от жуткого отвращения. Она сжалась вместо того, чтобы расслабиться, почувствовав, как надрываются все ранки внутри её плоти под напором мощного мужского естества.