Однажды вечером Рожер возвращался к себе в хижину после мессы в домовой церкви герцога. Роберт пел Анне сирвент [36], но при виде его вскочил, взял за руку и отвел в сторону.
— Кузен Рожер, я должен кое-что сказать тебе по секрету. Ты знаешь, что граф Тарентский говорит по-арабски? Он научился этому в Сицилии. У него здесь есть шпионы, и один из них донес, что завтра из Гаренца выйдет турецкое войско и нападет на наш лагерь. Граф предлагает устроить им засаду. С ним пойдут герцог Нормандский и граф Фландрский. Отряд будет совсем небольшой, потому что все надо сделать тайно, и войдут в него только рыцари на боевых конях. Но твой конь тоже вполне сгодится: он не спотыкается под тобой и скачет галопом. Сходи к герцогу и попросись с нами. Это может принести тебе славу. Можешь сослаться на меня, но помни, что это военная тайна.
Рожер обрадовался: участие в вылазке позволило бы ему не только скрасить скуку осады, но и оправдаться в глазах герцога. Он поспешил в палатку вождя. Как обычно, перед ней стояла толпа просителей, но у него был особый случай. Он посулил привратнику, что в долгу не останется, и вскоре был пропущен внутрь. Для вельможи такого ранга Роберт принял его почти с глазу на глаз: при нем не было никого, кроме трех-четырех чиновников, пажа и двух сержантов-телохранителей. Он был встревожен, неспокоен и нетерпелив.
— Это совершенно невозможно. Мы собираемся устроить засаду у самого их логова, чтобы они не успели рассыпаться в разные стороны. Для этого нужны обученные скакуны, хотя бог знает как мало их у нас осталось. Я беру с собой только пятьдесят рыцарей, с лучшими конями и оружием. Если вам так хочется убивать неверных, для этого есть масса способов, к примеру, когда они выгоняют лошадей на пастбище. Как бы там ни было, засада — величайшая тайна, и я бы хотел знать, от кого вы о ней прослышали.
Рожеру не хотелось выдавать кузена, и он предпринял еще одну попытку.
— Сеньор мой, в прошлый раз, когда я сражался рядом с вами, мой конь замешкался и я опозорился на глазах у остальных рыцарей. С тех пор я объездил его, тренируясь на чучеле (что было чистейшим враньем), и прошу дать мне возможность восстановить свою честь. Позвольте мне ночью примкнуть к вам!
— Нет, нет и нет! — отчеканил герцог. — Я прекрасно помню случай, о котором вы говорите, и не хочу, чтобы он повторился. Лошадь шарахнется, расстроит ряды и напугает скакунов. Но коли вам не терпится оправдаться, ступайте завтра в этот дурацкий осадный замок Танкреда и нападите на турок, охраняющих лошадей. Это все, на что годится ваш конь. Но не вздумайте звать итальянцев на эту свою вылазку!
Рожер поклонился и вышел. Особенно обидно и досадно ему было оттого, что сержанты попытались сделать вид, будто ничего не слышали, а один из чиновников понимающе улыбнулся. Роберт все еще болтал с Анной, и юноша описал ему, чем кончилась аудиенция. Кузен нашел это забавным.
— Герцог Роберт в последние дни настроен очень воинственно, — сказал он с улыбкой. — Впервые в жизни кто-то его послушался, и он пользуется случаем, чтобы покомандовать всласть. Пожалуй, глупо было спрашивать у него разрешения. Надо было просто в темноте присоединиться к нам. А что ты думаешь о фокусе с замком Танкреда? Мне эта идея не по душе. Врага ты не напугаешь, а вот последней лошади можешь лишиться.
— Конечно, он должен попробовать, — вмешалась Анна. — Если он так дорожит клятвой, то обязан воспринимать любое слово сеньора как приказ. Либо он добьется известности, либо мы никогда не получим лен.
Казалось, Анне и в голову не приходило, что в стычке Рожера могут убить. Она думала только о том, что ради лена можно пойти на риск.
— Ну, если ты считаешь, что игра стоит свеч, — задумчиво сказал Рожер, — завтра утром я поскачу туда. Скажу, что меня послал герцог, и итальянцам нечего будет возразить. В конце концов это избавит меня от необходимости идти завтра вечером в дозор, так что я ничего не теряю. Прости, Роберт, что меня не будет рядом с тобой. Желаю удачи. Я приду попозже и сам помогу тебе надеть доспехи.
Роберт понял намек, попрощался с дамами и пошел к стоянке итальянцев, что-то напевая себе под нос.
На следующее утро, прослушав мессу и легко позавтракав, Рожер с помощью Анны и госпожи Алисы облачился в доспехи и выехал из лагеря, захватив с собой пригоршню сухарей вместо обеда. Оставив стены Антиохии справа, он ехал на юго-восток по пустынной дороге на Алеппо, и вскоре его конь начал взбираться на гребень горы Сильпиус. Турки выгоняли лошадей на пастбище не раньше середины дня, и он, не забывая об осторожности, беспрепятственно достиг осадного замка Танкреда, двигаясь с юга. Гарнизон в это время как раз кончал обедать. Большинство арбалетчиков были выходцы из Южной Италии, и их диалект был ему незнаком, но командовал ими рыцарь из итальянских норманнов; ему-то Рожер и изложил свое поручение, подчеркнув, что это приказ самого герцога.
— Ну, если вас прислал герцог Нормандский, тогда все в порядке. Правда, я не знаю, как вам это удастся. Когда мы пытаемся напасть на табун, из города тут же выскакивает толпа турок, а у нас не хватает сил, чтобы отогнать их. Конечно, вы можете взять в плен какого-нибудь пастуха, но это никак не повлияет на ход священной войны. Я не смогу послать вам на помощь арбалетчиков, потому что это ослабит форт, но мы прикроем вас на обратном пути. Наши стрелы долетают до во-он того куста, и турки за него не заходят. Надеюсь, вы принесли еду с собой? Просто позор, как граф Блуазский относится к своим обязанностям!
Рожер был слегка разочарован — этот старый, опытный воин отнесся к его заданию весьма скептически. Юноша даже задумался, не следует ли ему вернуться в лагерь, но быстро сообразил, что это было бы глупо. Поэтому он слез с коня и принялся грызть свой сухарь. Внезапно ворота Святого Георгия открылись, и из них выехала добрая сотня турок, гнавших перед собой огромный табун расседланных лошадей. Десять неверных поскакали прямо к деревянным стенам осадного замка и остановились в двух с половиной сотнях ярдов от них.
— Вот так всегда, — с досадой сказал капитан. — Мы не можем достать их, пока они не подойдут поближе. Да, чуть не забыл! Иногда они теряют осторожность, а на закате многие спешиваются и начинают молиться своему дьяволу. Один из моих людей будет держать вашу лошадь наготове. Когда решите, что пора действовать, бегите к укрытию и скачите во весь опор. Следите, чтобы вашего копья не было видно поверх стены, а то выдадите себя. Если вздумаете советоваться со мной — считайте, что опоздали. Что ж, удачи вам, а мне пора вздремнуть…
Он завернулся в плащ и улегся у тонкой и не слишком надежной стены.
Целых два часа Рожер простоял у амбразуры рядом с часовым, следя за турками, а те в свою очередь не спускали глаз с форта. Кони замерзли от ожидания, и всадникам пришлось дать им размяться. Группа разбилась на двойки и тройки. На холме пасся мышастый жеребец и три кобылы. Эта четверка стала потихоньку приближаться к форту, и шестеро турок поскакали, чтобы завернуть ее. Еще один всадник спешился и стал осматривать ногу своей лошади. За осадным замком продолжали следить лишь трое. Рожер напрягся: кажется, настал его час! Он боялся ошибиться. Ему еще не приходилось отдавать приказы, а в битве у Дорилея, когда следовало проявить здравый смысл, у него ничего не вышло. Но терпение его истощилось, и с внезапной решимостью Рожер молча бросился туда, где стояла его лошадь. Арбалетчик, усмехнувшись, помог ему сесть в седло и протянул щит с копьем. Этот старый ветеран, участвовавший во многих сражениях, как все пехотинцы, обязан был выполнять приказы любого рыцаря, даже неопытного юнца.
Рожер выехал в проход у дальнего конца замка, обогнул стену и галопом поскакал по склону холма к трем турецким часовым. Они засмотрелись на своих товарищей, подгонявших отбившихся от табуна лошадей. Мягкая от зимних дождей земля скрадывала стук копыт. К счастью, под ним был чистый дерн без всяких камней. Впрочем, Рожер забыл о своем страхе свалиться с лошади, едва принял это сумасбродное решение. Прежде чем турки заметили юношу, он успел преодолеть сотню ярдов. И тут произошло именно то, на что он не смел надеяться. Турки не бросились от него наутек, стреляя на ходу; вместо этого они вытащили свои смешные кривые мечи и поскакали навстречу, громко призывая своего дьявола. Он сильно пришпорил коня, не привыкшего к такому обращению, сжал коленями его бока и молнией слетел под откос. В мгновение ока Рожер поравнялся с неверными и глубоко вонзил копье в грудь всадника, оказавшегося справа. В это время доблестный конек, как заправский боевой конь, ударил передним копытом лошадь, оказавшуюся у него под носом. Когда четверо всадников сплелись в один топочущий, размахивающий руками и копытами клубок, турок слева нанес Рожеру рубящий удар саблей. Однако щит прикрывал левый бок всадника и лошади столь надежно, что ни один меченосец не мог бы причинить им серьезного вреда: сабля лишь прорвала кожаную обшивку. Копье Рожера так и осталось торчать в груди скатившегося с седла турка. Контуженный конь осел на задние ноги и сел по-собачьи, а его ошеломленный всадник судорожно цеплялся за седло. Единственный турок, которого следовало опасаться, был слева, а слева Рожер был неуязвим. Юноша выхватил меч и развернул коня передом к сопернику. При виде взвившегося в воздух тяжелого прямого клинка турок хлестнул коня и ударился в бегство; второй всадник, лошадь которого кое-как сумела подняться, сделал то же, и через мгновение рядом с ним остался только конь убитого, привыкший стоять смирно, пока хозяин не дернет за поводья. Мешкать было нельзя — на Рожера уже летели шестеро турок с натянутыми луками. Лезвием меча он подцепил поводья лошади убитого и галопом поскакал к форту. Мимо просвистело несколько стрел, но враги, даже захваченные врасплох, все же не осмелились последовать за ним под стрелы итальянских арбалетов. Запыхавшийся, мокрый от пота, без копья и со свежей отметиной на исцарапанном щите и пленным конем в поводу, он влетел в замок. Стоявшие у амбразур пехотинцы, убедившись, что погони нет, столпились вокруг него, принялись восхищаться лошадью и поздравлять ее нового хозяина. Поднялся невообразимый шум, звучала незнакомая речь, а капитан улыбнулся и помог Рожеру спешиться.
