Едва Наполеон затевал какое-нибудь дело, тут же у него появлялся самый верный союзник – он сам. В глубине души по-настоящему он ценил именно этого «союзника»: «Хорошо делаешь то, что делаешь сам».

Тем не менее он прекрасно управлял людьми. Его метод: вывести скрытую в человеке энергию наружу. Этот метод еще больше усиливал сплоченность единомышленников Наполеона. Впрочем, свою «команду» Наполеон воспринимал как искусно подобранное объединение сильных личностей, сочетающих в себе профессионализм и темперамент. Соотношение «профессионализм – темперамент» не было постоянным и зависело от трех факторов: преследуемых целей, конкретных людей и степени постоянства успеха.

Монополия власти Наполеона распространялась не только на военное дело. Королева Неаполя Мари-Каролина, как и вся Европа, то содрогалась от ужаса при упоминании имени этого француза, то восторгалась его столь разнообразными талантами. Приходясь сестрой Марии-Антуанетте, а значит, люто ненавидя Французскую революцию, Мари-Каролина писала о двадцативосьмилетнем французском генерале: «У меня вызывает омерзение партия, которую выбрал и которой служит Буонапарте. Он – Аттила, но он же и бич Италии, однако я испытываю к нему уважение и глубокое восхищение.

[…] Буонапарте – великий человек, и, поскольку в Европе нет второго, ему подобного, ни в военном деле, ни в политике, я ручаюсь, что даже враг не станет отрицать этого. […] Он будет самым выдающимся человеком нашего века». Когда Наполеон объявил себя императором Франции, королева Мари-Каролина назвала его узурпатором. Настороженность сменилась ненавистью, когда Наполеон лишил ее короны и передал ее в 1806 году своему брату Жозефу. Спустя несколько лет по иронии судьбы ее внучка Мари-Луиза Австрийская вышла замуж за Наполеона. Таким образом, Мари-Каролина, хоть и против своей воли, но стала прабабушкой короля Рима[17], которого называла сыном дьявола. Умея сочувствовать даже своим недругам, она позднее тщетно советовала своей внучке Мари-Луизе последовать за Наполеоном на остров Святой Елены: «Место женщины возле мужа».

Даже когда Наполеон был никому не известным капитаном, уже тогда он умел раскрывать в своих подчиненных скрытые внутренние человеческие резервы, высвобождать энергию, заражать людей желанием самореализоваться. Впоследствии, став уже главнокомандующим армии, он при необходимости охотно превращался в простого артиллериста. В Наполеоне, лидере с кипучей энергией, прекрасно уживались два характера: руководителя, умеющего притягивать к себе людей, и созидателя. Исполняя роль первого, он умел мгновенно мобилизовать своих подчиненных для выполнения какой-нибудь задачи; во втором случае – стремился придать устойчивость созданной им организации, чаще всего посредством денежных вознаграждений.

Несмотря на свое высказывание, что «самая сложная политическая задача – завоевать доверие, еще не добившись успеха», Наполеон считал, что всегда можно добиться успеха, если у подчиненных, работающих в одной «команде», есть твердое чувство локтя. Один из его солдат, Жан-Рош Куанье, в своих «Воспоминаниях» написал: «Император много раз нам повторял, что человек может то, чего он хочет».

Несмотря на убеждение, что «лучше ничего не сделать, чем сделать наполовину», Наполеон мог прервать на полдороге дело, которое ему показалось безнадежным, и начать все сначала. Так, когда египетская кампания зашла в тупик, он вернулся во Францию и совершил государственный переворот, не пролив ни капли крови. Париж восторженно встретил Бонапарта. Сиейес, член Директории, задумал использовать Бонапарта в своих интересах – провести составленный им проект новой Конституции, решив, что тот сыграет роль необходимой ему «шпаги». В группу заговорщиков, мечтавших свергнуть режим, входили два директора (Сиейес, глава заговора, и Роже-Дюко), министры (Талейран – министр иностранных дел и Фуше – министр полиции), военные (Наполеон и Мюрат). Им помогал брат Наполеона Люсьен Бонапарт, президент Совета пятисот[18]. 9 ноября 1799 года (18 брюмера VIII года Республики) заговорщики распустили по Парижу слух о готовящемся роялистском мятеже, в связи с чем заседания парламента перенесли из столицы в Сен-Клу (городок в нескольких километрах от Парижа). За несколько дней до этих событий Фуше сказал секретарю Бонапарта: «Передайте вашему генералу, что надо торопиться. Если он не поспешит, все пропало». Тем временем у Бонапарта и его сообщников созрел собственный план, к выполнению которого они и приступили, вынудив Барраса, еще одного директора[19], не посвященного в заговор, но лелеявшего мечту остаться у власти, уйти в отставку.

На следующий день заговорщики едва не потерпели фиаско, в основном по вине Бонапарта. 19 брюмера после полудня, вместо того чтобы форсировать события[20], он произнес перед Советом старейшин настолько сбивчивую и путаную речь, что его секретарь Бурьенн прошептал ему: «Уходите, генерал, вы не понимаете, что говорите». Но самая большая оплошность, которая чуть не провалила все затеянное, состояла в том, что Наполеон явился на заседание Совета при шпаге и в сопровождении нескольких гренадер. Это, пусть и незначительное, проявление силы в отношении народных избранников подняло бурю негодования. Депутаты потребовали немедленно объявить Бонапарта вне закона. Группа депутатов бросилась к нему, и началась потасовка. Полурастерзанный, задыхающийся, Наполеон пережил минуту слабости и отчаяния. Мармон, будущий маршал, а тогда – один из пришедших на помощь генералу военных, объяснял это тем, что «Бонапарт, не привыкший давать отпор силой, был к тому же совершенно обескуражен торжественностью, с которой всегда проходили заседания Совета с соблюдением всех государственных законов. Возможно, все это поразило Бонапарта, показав ему всю дерзость и неправомерность его действий». Люсьен Бонапарт, сохранивший хладнокровие, сумел выгадать время, чем и спас затеянное братом предприятие, объявив о своей немедленной отставке с поста президента Совета пятисот. Затем он объявил о том, что была предпринята попытка убийства его брата. Возмущенные гренадеры, предводимые Мюратом, вошли во дворец и «прогнали мятежных депутатов». Бросив депутатам фразу: «Граждане, ваше собрание распущено», – Мюрат обратился к солдатам: «Вышвырните-ка всю эту публику вон!» Вечером того же дня взамен ликвидированной Директории была создана комиссия, в которую входили три человека: Бонапарт, Сиейес и Роже-Дюко. Как это ни парадоксально, но неумелые действия и проявленная слабость не помешали Бонапарту одержать верх над Сиейесом, поскольку в решающий момент его поддержала армия, которая подчинилась приказу, отданному Мюратом. В последующие дни после бурных споров, сменяющихся одобрительным молчанием, новая исполнительная власть в лице трех консулов приняла тот проект Конституции, который был выгоден Наполеону. Пока пятьдесят депутатов тайным голосованием выбирали консулов, Бонапарт сгорал от нетерпения, желая поскорее узнать, как распределятся голоса. Посулив своему главному сопернику Сиейесу место президента сената, Наполеон предложил ему самому назначить трех консулов. Сиейес предложил их в такой последовательности: Бонапарт, Камбасерес и Лебрен.

Чуть было не увязнув в безнадежной египетской кампании, по окончании которой никто уже и не вспомнил бы о Наполеоне, он сумел бросить все и все начать сначала, и вот в тридцать лет стал первым консулом Республики и главнокомандующим французской армией.

Такой ранний успех Наполеона в большей степени обусловлен его личной манерой управления, целиком нацеленной на получение результата, в данном случае – захват власти. Насколько все его помыслы были поглощены жаждой успеха, подтверждает ответ, который он дал мадам де Монтолон[21] на ее вопрос о том, какие солдаты, с его точки зрения, самые лучшие: «Те, которые выигрывают битвы». Вступив на первую ступеньку спиральной лестницы, поднимающейся к вершине славы, он уже понимал, что «ничто так не воодушевляет солдат, как успех».