– Чё, правда?
– Три кольца – премудрым Сфорца, для добра их гордого, – подхватил Честер.
– Семь колец – великим Борджа, для труда их доброго.
Джеймс шумно выдохнул, напряжённо посмотрел на Майкла. Тот оскалился в ответ: ну а чё, ну кольца, ну вулкан, всё понятно.
– У Лукреции было очень особенное кольцо. Только она его не на пальце носила, а вставляла, – Честер поиграл бровями, – ну, ты понимаешь, куда. Внутрь.
– Да ладно, – усомнился Майкл.
– Когда ей надо было отправить кого-нибудь на тот свет, она звала его в спальню, а оттуда его выносили ногами вперёд.
Джеймс хмурился всё сильнее, барабаня пальцами по стакану.
– Вот ты думаешь, почему случилось извержение Везувия сто лет назад?..
– Ну, хватит, – тихо и твёрдо сказал Джеймс.
– Не, ты чё, пусть говорит! – Майкл порывисто подался вперёд. Тока бы Купидончик не решил, что у Майкла соображалки не хватит – хрен тебе тогда с маслом, а не разговорчики с ним про древность. – Мне реально интересно! Если я чё не пойму, так я потом другую книжку возьму.
– Не будь снобом. – Честер толкнул Джеймса плечом. – Видишь, человек тянется к знаниям.
– Ну чё там с Везувием, чё он бахнул? – торопливо спросил Майкл, пользуясь внезапной поддержкой.
– Слушай сюда, – Честер наклонился ближе, поставил локти на колени. – Три кольца было у Сфорца, семь – у Борджа, девять – у Медичи. А одно, которому должны были подчиняться все двадцать…
– Девятнадцать, – быстро поправил Майкл.
– Чего?
– Три, семь и девять – девятнадцать.
– Точно, молодец. Следишь за мыслью. Это я тебя так проверял, – он ухмыльнулся. – В общем, последнее кольцо было у папы римского…
– Хватит! – Купидончик вскочил на ноги. – Это не смешно!
– Да я не ради смеха спросил, – сказал Майкл, – любопытно же, правда…
Честер заржал.
– Вы, два придурка. – Купидончик от гнева весь как-то вытянулся, чуть ли не выше стал. – Нашли себе развлечение!
– Да остынь, – Робин широко улыбался. – Бесплатный цирк же.
– Не думал, что ты такой мудак. – Купидончик сжал кулаки, вспыхнул румянцем. – Нашёл себе партнёра по силам! Эрудит, – он скривил губы. – Давай, расскажи мне что-нибудь про советы Двенадцати Добрых мужей и Шестнадцати знаменосцев. Нечего сказать? Кишка тонка?
– Я не заметил, а когда ты успел стать адвокатом для малограмотных? – Честер продолжал хихикать.
– Так чё, это всё пиздёж был? – догадался Майкл.
– Они над тобой издевались. – Купидончик поднял яростный взгляд.
– Ну бля, – разочарованно протянул Майкл. – Жалко. Так всё зажигательно пёрло… Во я лопух, да? – Он широко улыбнулся, глядя на Джеймса.
– Не бери в голову, а то умный станешь – шлем не налезет, – хмыкнул Честер.
– Многие знания – многие печали, – многозначительно добавил Робин.
– Да? – усмехнулся Майкл. – А чё вы тогда такие весёлые?
– Очевидно, потому, что они идиоты, – процедил Джеймс и выпрямился. – Пойдём, Майкл.
Джеймс почти выбежал из гостиной через распахнутые стеклянные двери, затормозил под облетающим клёном, развернулся на каблуках. Майкл вышел за ним, догнал. В парке за особняком пахло осенью: сырой землёй, туманом, горечью жёлтых листьев.
– Извини. Они полные кретины.
– Да не злись, – Майкл пожал плечами. – Сам знаю, что неуч. Надо было в школе учиться, а не херней страдать. Но всё равно… спасибо.
Джеймс подобрал из-под ног растопыренный лист, покрутил за черенок.
– Это было мерзко, – сказал он и сжал губы. – Ты этого не заслуживаешь. Наверняка у тебя были… обстоятельства, которые тебе помешали учиться.
– Ага, – сказал Майкл. – Были. Одно называлось «дурость», а второе – «похуизм».
Джеймс посмотрел на него, неуверенно улыбнулся.
– Пройдёмся? – спросил Майкл.
– Давай.
Фонари на дорожках светили ровно, как нарисованные. Вечерний воздух был ещё тёплым, только иногда просыпался вдруг сентябрьский ветерок, холодком целовал в затылок.
– Слушай, а чё там на самом деле-то было, с этой семейкой? – спросил Майкл.
– Тебе правда интересно? – Джеймс поднял брови.
– Ну.
Они шли по широкой дорожке, задевая друг друга плечами.
– А почему именно Борджа?
– Да просто взял в библиотеке первое, что под руку попалось.
– Как это? Зачем?
– Ну, чтоб с тобой общий интерес был, – хмыкнул Майкл.
– В каком смысле?
Майкл вздохнул.
– Ты понимаешь, мои друганы – они как я. У нас все разговоры про тачки, девчонок и кто кому рыло начистил. А ты как с другой планеты. Один в этой тусне нормальный, кроме Сары. Хотелось, типа, узнать поближе.
– Ясно, – выдохнул Джеймс.
– Ты вот тогда сказал, тебе история и музыка нравятся. В музыке я вообще ни ухом ни рылом. Главное – чтобы погромче было, вот как «Апокалиптика». История вроде попроще показалась.
– Тебе нравится симфонический рок? – Джеймс взглянул с интересом.
– Чего?
– У «Апокалиптики» структурно сложные композиции, живые инструменты – виолончели, по-моему. Плотный звук, много ритмических переходов. А ты говоришь, в музыке не разбираешься.
– Ага. Я вот щас ни хрена не разобрал, о чем ты.
Джеймс запнулся, чуть не полетел носом вперёд – Майкл еле успел подхватить за локоть. Пальцы будто ужалило, как если в розетку сунуться. Он убрал руку, потёр кончики пальцев о бедро. Джеймс нервно улыбнулся.
– То, что Лукреция Борджа спала со своими братьями и тем более с отцом – это миф, – сказал Джеймс. – Считается, что этот слух распустил её первый муж, Джованни Сфорца.
– Вот говнюк.
– У него был повод. Его вынудили расторгнуть брак и публично признать, что он не был консумирован.
– Чего?.. Консервирован?
– Что Джованни не спал с Лукрецией, потому что был импотентом, – пояснил Джеймс.
– А, ну тогда понятно, чё он так обиделся.
– Он был в бешенстве, что его отодвинули в сторону ради более выгодного для Борджа союза, и начал распускать сплетни, что отец Лукреции, папа римский Александр VI, хотел положить её к себе в постель. А потом это уже обросло подробностями. Дело в том, что Борджа происходили из Испании, и до их появления папы римские были итальянцами. Так что все были рады про них позлословить.
Джеймс покосился на Майкла, будто проверял, всё ли понятно.
– Почти в то же время Медичи развлекались ничуть не меньше, но они были своими, поэтому им всё прощалось. Современники писали о них чуть ли не с благоговейным трепетом. А к Борджа, как к чужеземцам и узурпаторам, относились с предубеждением.
– Тебе бы книжки писать, – сказал Майкл. – Я пока про Лукрецию читал, чуть не двинулся. А ты так ровно излагаешь…
Джеймс польщённо улыбнулся, свернул к скамейке под старым дубом. Майкл сел рядом, положил руку на спинку. Джеймс глубоко вздохнул, запрокинул голову. Его волосы щекотно легли на запястье.
– Если ты хочешь всерьёз заняться историей, начни с чего-нибудь попроще.
– Типа, с детской энциклопедии?
– Нет, зачем же. Есть научно-популярная литература, она даст общее представление. Какая эпоха тебя больше всего интересует?
На эту удочку Майкл не собирался попадаться дважды.
– А тебя? Чё я буду, как дебил, читать про ту, которая тебе до лампочки? Поговорить даже будет не о чем.
– Я люблю Возрождение.
Джеймс ещё раз вздохнул и поёжился от вечерней прохлады.
– Расскажи что-нибудь о себе, – попросил он.
– Я хочу в кино сниматься, – признался Майкл.
– Хочешь стать актёром?
– Ты морду мою видел? – Он засмеялся, обнажив зубы аж до коренных. – Из меня Ди Каприо не выйдет. Не, я хочу каскадёром стать.
– А как ими становятся? Ты учиться пойдёшь?
– Ну, вообще каскадёрского факультета нигде нет, это я уже провентилировал. Но есть американская школа, они здесь вместе с «Уорнер Бразерс» делают летнюю программу. Экстремальное вождение, трюки, драки, даже фехтование есть. Подкоплю ещё годик – и пойду к ним.
– Значит, это твоя мечта? – Джеймс смотрел на него с улыбкой.