– Хорошо так сидеть… – начал Александр Викторович, но его перебил Анатолий:

– … а полежать будет ещё лучше! – и откинулся на лежащий сзади рюкзак.

– Не поспоришь… Умеешь ты быть убедительным. Ладно, лежим до двух часов, десять минуточек, – Александр Викторович лёг прямо на траву.

Пётр и Виктор последовали их примеру.

Сон был странный. По бархатному чёрному небу правильными кругами летали мигающие звёзды, а он всё пытался найти в этом систему…

– Встаём, встаём. Витя! Ротаподъёо-о-ом! – Анатолий тряс Виктора за плечо. – Здоров ты, братан, в секунду намертво засыпать.

Виктор с трудом выплывал из сна. Но не шевелился. Как будто давал себе возможность уснуть заново. Всё болело от работы.

– Утром в постели надо вести себя очень осторожно: одно неосторожное моргание – и ты крепко спишь. Встаём.

Виктор всё же сумел открыть глаза. Остальные уже собирались идти к следующей засечке, чтобы либо сделать там шурф, либо добросовестную закопушку.

– А давайте ещё поспим. Реально рубит – сил нет, – всё ещё лёжа предложил Виктор.

– Тебе хочется домой? – спросил Шеф. – Там можно спать сколько угодно, никто не помешает.

Опять этот шантаж. Виктор нехотя встал, с трудом стал собираться. Голова была горячая и тяжёлая.

– Это несправедливо, так тяжело работать – выдал Виктор с обидой.

– Справедливость есть только в одном месте – в словаре на букву «с»! – пошутил Анатолий и серьёзно продолжил – А вообще это правда, несправедливо. Военные лётчики в Сирии получают за день боевого вылета столько же, сколько ты здесь за день безопасного копания земли. А их там бармалеи сбивают. Поэтому не ной. И без шуток: не прекратишь тоску нагонять – тебя будут звать «Кислый». Не самое лучшее прозвище. А чтобы не киснуть – надо квасить.

– А у тебя какое прозвище?

– Я – «Ёж». Дядя Саша – «Шеф». Петруха – так и есть «Петруха».

– Ну, «Ежом» ты не всегда был. Помню я твоё древесное прозвище начала двухтысячных «Баобаб», «Бабоукладчик», – напомнил Пётр.

– Приятно вспомнить – расплылся в улыбке Анатолий. – Да-а-а… Было время!.. В две тысячи четвёртом за сезон всех переложил, даже «Кису».

– Да ну?! – удивился Шеф, – Вот это ты тут врёшь!.. Она как раз в две тысячи четвёртом замуж выходила.

– Ну, так! Замуж третий раз осенью выходила, а в мае в разведках всё у нас и было, – пояснил Анатолий. – Причём на тот период у неё никого не было. Стремительно как-то она себе мужа нашла после меня.

– Она же старше тебя, как ты смог? – продолжал сомневаться Шеф.

– Тогда ей было тридцать девять, самый сок. Это сейчас она уже вид потеряла, на исходе шестого десятка, а тогда всё будьте-нате было!

– Что же мы уже такие старые?.. – вдруг с грустью спросил Пётр. – Сейчас то «Киса» замужем?

– Да, знаешь, счастливо у них всё в этом браке… – сообщил дядя Саша.

– Была у меня такая подруга, – проговорил на улыбке Пётр. – Встречались по принципу «только секс и ничего личного», никаких лишних разговоров. Пару раз в неделю трахались у неё дома. И, значит, во вторник с ней переспали, в четверг ей звоню, мол, какие планы на субботу. А она такая: «Ты чё, с ума сошёл? У меня в субботу свадьба!».

Рассказ об этом событии звучал явно не впервые, поэтому только Виктор слушал с интересом. Остальные просто вежливо ждали окончания.

– Молодец Киса… А я всё ещё в графе «семейное положение» так и пишу: «безвыходное», – с какой-то грустью пошутил Анатолий.

– А кто эта «Киса»? – заинтересовался Виктор.

– Преподавательница наша. Очень строгая тётка. Но женщина хорошая.

– И что, ты вот так и переспал с профессоршей? – Виктора позабавила ситуация.

– Ага… Правда, к тому времени я уже отучился, она мне всё пересдачи устраивала, чуть не отчислила, так что я её сильно не любил на учёбе. А потом у костра как-то разговорились, вспоминать стали, поржали. Так что тут всё в рамках приличия было. Но дело не в этом, а в том, что ты слишком кислый вид имеешь, обрати внимание, – закрыл тему Анатолий.

Работу завершили после пяти вечера.

– Всего у нас два километра триста метров отработано, тридцать четыре шурфа. Пока что в графике идём, но без задела, – сообщил на обратном пути дядя Саша.

Воздух к вечеру стал холодным и влажным. Тучи весь день то истончались, то темнели. Рои комаров и паутов звенели постоянно.

– Сейчас ускоримся в дороге, баньку возведём до ужина – напомнил Александр Викторович.

– Давай по дороге дрова заметим, а то баня все запасы поест, – предложил Анатолий.

– Основной дровожор, как всегда, это День. Чем отмечать будете? – поинтересовался Шеф.

– Чаем, пряниками и барабанным боем! А что, чем-то ещё можно? – улыбнулся Пётр.

В лагерь пришли около шести вечера. С других раскопов ещё никого не было, только Катя в четырёх вёдрах варила ужин.

– О, мужики!.. Ко мне все четверо шагом марш!.. Оперативно колем мне дрова, а то всё колотое кончилось, хворостом перебиваюсь.

Виктора такой приказной тон всколыхнул, но попутчики послушно взялись за исполнение приказа.

– Давай с нами, не стесняйся, – позвал Анатолий. – Вчетвером мы каждый по два полешка расколем, и дров хватит до утра. Это пара минут всего, а нужно всем нам.

Виктор взял в руки топор, но дядя Саша отобрал топор и дал в руки какую-то заточенную кувалду.

– Дрова колоть только колуном!..

Троица в несколько движений наколола уже гору дров. Виктор неумело размочалил полено, но сумел расколоть его на 4 части.

– Отбой колоть, пошли баню ставить, – распорядился Шеф.

– О, банька! Я первая! Так, не уходим, тащим воду для бани, пока дров много! – Катя быстрым шагом ушла в хозяйственную палатку, вернулась с шестью закопчёнными вёдрами, протянула их стоящему около кучи дров Виктору. Трое попутчиков уже пошли за жердями для бани.

Виктор в три ходки принёс шесть вёдер воды из источника. Пришли ещё две группы с раскопов, лагерь наполнялся людьми и голосами. Несколько человек пошли помогать ставить банную палатку.

Катя указала, куда вешать вёдра с водой. На перекладине над костром висели несколько S-образных крючьев из арматуры. На них было очень удобно вешать вёдра.

К семи часам, к ужину, большая палатка стояла в отдалении, а обитатели лагеря радовались возможности помыться в тепле и горячей воде.

– Сегодня все не успеют… Хотя ещё не холодно, можно и рядышком. Если воды достаточно будет – размышлял рядом Обезьяныч. – Ты завтра дежурный? С вечера дров до неба наколоть надо, воды во все бидоны и вёдра натаскать. А то теперь с помывками всё время дефицит будет…

Ужинали быстро, ссорились из-за своей очереди в баню, торопились успеть пораньше.

– В банной палатке за раз комфортно шесть человек помещаются. Если тесниться – то восемь. Но сегодня ещё не тот вариант, ещё не намёрзлись, – разглагольствовал Миша, сидя напротив.

Сегодняшний вечер Виктор воспринимал как нормальный. В какой-то момент он поймал себя на мысли, что его перестало всё вокруг пугать. Глина под ногами, туалет с комарами, полное отсутствие каких-то условностей – всё это стало просто окружающим миром.

А ещё всё вокруг было настоящим, честным. Слова, поведение, обсуждения, отношения друг с другом – всё настоящее. Никто не старался казаться лучше, не строил из себя кого-то, кем не являлся. Это было невероятно. Совершенно непривычно. За всю жизнь он с таким ни разу не сталкивался. Начиная с детского сада всё вокруг было не настоящим, придуманным, искусственным. Всегда были какие-то ограничения, условности, формальности, всегда нужно было делать и говорить что-то не настоящее.

В скомканном, некрасивом лице Сергея Обезьяныча в отсвете костра Виктор вдруг увидел огромный ум. Это было лицо учёного, мыслителя, философа. Виктор поразился этому открытию.

В лице красавца Михаила увидел огромное страдание. Это был глубоко несчастный человек, которому не больше двадцати пяти, но было что-то мёртвое в его взгляде, тоска в едва намеченных складках на лбу.