В предложенном В.Ю.Сурковым определении суверенной демократии как «образа политической жизни общества, при котором власти, их органы и действия выбираются, формируются и направляются исключительно российской нацией во всем ее многообразии и целостности ради достижения материального благосостояния, свободы и справедливости…»[23], акцент делается автором на фразе «исключительно российской нацией», на которую и приходится смысловая нагрузка эпитета «суверенная». Эта фраза, на первый взгляд, звучит привлекательно для всех, кого не может не тревожить то обстоятельство, что «цветные революции», вспыхивающие по периметру российских границ, достаточно наглядно показали, что у Запада есть большие возможности для влияния на общественное мнение внутри молодых демократий и использования стандартов прав человека в качестве инструмента ограничения государственного суверенитета этих стран.
По этому поводу можно сказать следующее. Да, Запад действительно использует право как свое важнейшее достижение для давления на окружающий его мир (для чего уже создана целая система международных правоохранительных институтов, включающая суды и трибуналы). Но в то же время он ставит целью введение этого мира в правовые рамки. С точки зрения Запада в понимании демократии акцент должен делаться на том, что органы власти действительно выбираются, формируются и направляются самими гражданами той или иной страны, реализующими свою свободную волю, а не навязываются им за счет использования административного ресурса и политического давления (как внешнего, так и внутреннего). Запад будет признавать суверенность только того государства, органы власти которого сформированы и действуют на демократической основе. Такое положение дел для России унизительно, при каких-то поворотах событий, возможно, и опасно. Но в то же время оно соответствует потребности нашей страны в правовом развитии. Для нас самих право и правовая демократия являются жизненной необходимостью, у нас самих есть потребность в праве, причем, уже вполне осознанная обществом потребность, вскормленная долгим опытом бесправия и выросшим на его основе пониманием того, что свобода возможна только в правовых формах[24]. Сейчас импульс движения российского общества к праву задавлен усталостью, разочарованием, чувством бессилия людей перед несправедливостью, а в конечном итоге – перед неправовым по своей сути характером очень многих жизненно важных процессов – начиная от приватизации в сфере экономики и кончая созданием моделей разного рода управляемых и суверенных демократий в области социально-политических отношений. Именно нереализованность этой потребности в праве делает постоциалистические общества беззащитными перед разного рода политтехнологическими манипуляциями со стороны Запада. Но потребность в праве и правовой свободе является именно объектом, а вовсе не результатом манипулирования, как это иногда пытаются представить. И чем острее та или иная неосуществленная жизненная потребность, тем уязвимей субъект этой потребности перед разного рода манипуляторами. Поэтому единственно возможный для нас выбор – это путь честного выстраивания такого правопорядка, который будет вписываться в принятые (в том числе и самой Россией) международно-правовые стандарты и, прежде всего, в области прав человека.
В чистом виде есть только два способа международного взаимодействия – это право и сила (все остальное является их комбинацией). Очевидно, что Россия как далеко не самый сильный игрок на международной политической арене заинтересована в наращивании правовой составляющей той системы международных отношений, которая формируется под влиянием глобализации. Не менее важно, что Запад тоже нуждается в мирном развитии глобализационных процессов, основанном на правовом по своей природе поиске баланса интересов разных стран, регионов и цивилизаций. Ведь разрушительный потенциал идеологии и практики воинствующего антиглобализма был со всей ужасающей наглядностью продемонстрирован 11 сентября 2001 г. в Нью-Йорке. Политическая элита западных государств не может не понимать, что вне правовых рамок международного взаимодействия окружающее «золотой миллиард» все более плотное кольцо бедного большинства[25], быстро осваивающего технические достижения Запада, представляет серьезную угрозу его благополучию. Поэтому призывы Запада к развитию правовых аспектов глобализационных процессов – это вовсе не риторика, прикрывающая практику «двойных стандартов». Поддаваясь время от времени на соблазн использовать свою силу для продавливания политики «двойных стандартов», Запад, тем не менее, не может в целом не стремиться к укреплению правовых основ международных отношений. Идеологическим обеспечением этой интенции является идеология прав человека, потому что с позиций принятой на Западе человекоцентристской естественно-правовой доктрины право – это, в конечном итоге, всегда право человека. Именно поэтому признание на национальном уровне прав человека является для Запада индикатором готовности государства к правовому диалогу на международной арене.
В этом контексте представляет интерес дискуссия, развернувшаяся на прошедших 22–23 мая 2008 г. в Санкт-Петербурге Международных научных Лихачевских чтениях по теме: «Диалог культур и партнерство цивилизаций». Выступивший на пленарном заседании профессор И. Валерстайн (Йельский университет) сказал, что диалог (а, следовательно, и партнерство) возможен только между равными, т. е. говорящими на одном языке, субъектами общения. Без этого не будет взаимопонимания и диалог превратится в двойной монолог. Ему оппонировал российский академик А.А. Гуссейнов, подчеркнувший, что в процессе межцивилизационного общения необходимо исходить из презумпции равенства и суверенности культур (только эта посылка может быть основой диалога). При этом он отметил, что механизмы диалога культур и цивилизаций следует выстраивать по аналогии с механизмами межличностного взаимодействия, поскольку сами культуры и цивилизации не имеют субъектности – встречаются и взаимодействуют люди как носители культуры и представители той или иной цивилизации. А люди при всем их бесконечно многообразном различии выработали такие механизмы взаимодействия, которые позволяют им выступать во взаимном общении как равноправные партнеры. Суть развернувшейся дискуссии высветило выступление индийского профессора Д.Ч. Капура, который в довольно резкой форме выразил озабоченность тем, что западные демократии навязывает остальному миру свои культурные ценности, подрывая вековые культуры иных цивилизаций. Однако внутренняя противоречивость его позиции состояла в том, что отрицаемые им западные культурные ценности – это как раз те ценности демократии и права, которые только и могут быть формой обеспечения равного диалога на межличностном, межгосударственном и межцивилизационном уровнях общения.
Дело в том, что право как система норм, основанных на принципе формального равенства[26], является единственно возможной формой такого опосредования отношений взаимодействующих субъектов, которое позволяет им (при всех их отличиях) общаться на равных основаниях, реализуя свою свободу и самобытность до тех пор, пока это не мешает свободе и самобытности партнеров по взаимодействию. А все, что не подчиняется принципу формального равенства, – это произвол, у которого нет своего принципа, «его принципом, если можно так выразиться, является как раз отсутствие правового принципа… Бесправная свобода – это произвол, тирания, насилие…»[27]. Поэтому нельзя говорить о необходимости свободного, ненасильственного взаимодействия в форме диалога и партнерства и в то же время отрицать ценности права и правовой демократии. Если тот или иной субъект взаимодействия (индивид, государство или цивилизационное сообщество) претендует на свободное партнерство и равноуважительное отношение со стороны других, то предполагается, что он признает ценность права как инструмента такого взаимодействия.
