Сам Дуайт относился к вопросу легко. Ему хватало данного броневику от рождения. «Кугуар» и «кугуар», чего еще надо?
Броневик служил хорошо. Порой его загоняли на ремонт, порой почти восстанавливали. Бронированных машин в Анклаве не хватало, и за свою экипаж Дуайта держался. Да, им самим требовались полновесные серебряные кругляши на жизнь, и, как говорил Моррис, еще и на девок. Но «Кугуар» требовал не меньше. Чего стоил полный комплект новых покрышек?! Довольно многого. Мизинец Хавьера, почти перерубленный пополам картечью до самого конца не сдававшихся братьев Бритл, не гнулся до сих пор. Зато комплект они купили. На «орлов» за их головы.
Пыли и песка вместе с травой, гравием, грязью и водой эти самые покрышки перемололи немало. Кроме оплачиваемых Анклавом рейдов, Дуайт брался за любую возможность заработать.
Экипаж возил почту. Экипаж возил медикаменты. Экипаж возил пассажиров. Экипаж подрабатывал охотой за головами и транспортировкой заключенных. И вот тут-то разговоров было – не перечесть.
Курьеры Анклава и курьеры с Ист-Кост, едущие на запад, курьеры Вест-Кост, едущие на восток. Священники Новой Церкви и отцы-инквизиторы со своими «клиентами». Богатые промышленники, скотоводы и торговцы, неожиданно оказавшиеся перед выбором: ехать медленно, красиво и спокойно в поезде, с возможным опозданием, или садиться в чертову стальную колымагу Дуайта и компании. Важные и не очень шишки, возвращающиеся домой, в Город ангелов. Головорезы в наручниках и взятые под защиту свидетели. И даже пару раз, несмотря на очевидную глупость, Дуайту приходилось перевозить дорогущих шлюх.
И уж тем для разговоров внутри железного колесного гроба хватало. От цен на все дорожающее мясо до обсуждения качества чернил для комендатуры и суда. От сплетен о новой любовнице мистера Корригана, владевшего несколькими мельницами на юге, до богословских споров о настоящих причинах Бойни. Да, так оно и было.
– Командор? – Моррис явно не решался переходить на «просто Марк», но и «святым отцом» звать перестал. – Место, куда мы должны попасть… что оно из себя представляет?
Судя по шелесту и еле слышимому хрусту, Моррис сворачивал одну из трех самокруток на «дорогу». Дуайт бросил курить табак, и Моррис, уважавший его в меру сил, старался курить не более трех самокруток на день пути. Внутри броневика. Правда, самокрутки оказывались немаленькими, да и начинял он их чем-то очень и очень крепким.
– Сеть из нескольких бункеров и связующих ходов. Довольно большие помещения с хитрой системой коридоров, офисов, подсобных помещений и самих лабораторий с испытательными стендами и залами.
Марк достал один из своих револьверов. Ершики, масленка и полоска ткани появились вслед за оружием.
– Там опасно. И страшно. Мои братья, побывавшие в лаборатории, вернулись потрясенными. Но комплекс был нужен, вернее, его тайны. Разгадай их… кто знает, что получится.
Дуайт покачал головой. Когда командоры чего-то опасаются или о чем-то переживают, стоит ждать большой беды. Нервы у святых отцов отличаются завидной крепостью, не чураясь самых серьезных потрясений.
– А в чем опасность? – Моррис чиркнул спичкой, прикуривая. Зашипела, разлетаясь бенгальским огнем, фосфорная головка. Сладковато и тяжело запахло табаком. Латакию сюда, в Анклав, везли из Виргинии, стоил этот табачный сорт немало, пусть и не пользовался особой популярностью. А вот Моррис его порой весьма любил.
Густой и пряный аромат потек внутри «Кугуара». Никто не возмущался: дорога, она и есть дорога. Комфортно должно быть всем. Пусть, конечно, и в меру. Зато Моррис любил остановки, добавляя к трем самокруткам обычные сигаретные перекуры.
«Кугуар» катил по остаткам автострады. Шоссе номер какой-то, порванная артерия погибшей от гнева Господня страны. Ветер мел перекати-поле, песок, пыль, мириады останков жуков, муравьев, термитов и прочей братии. Ветер хлестал по бортам броневика, желая попасть внутрь.
Небо привычно хмурилось. Скручивало себя в выцветшие желтые спирали, стараясь ядовито плюнуть вниз. Старая знакомая картина: буря, очередной маленький и огромный катаклизм. В Форте наверняка закрывают жалюзи, затягивают запоры герметизации, готовят маски с баллонами. И зря. Земля Дьявола любит обманывать. Дразнит и пугает надвигающейся бедой, темнеет аспидными полосами, чтобы уйти к пустыне.
Да так поступала не только природа. Что там говорить, если его Изабель имела от него тайны? Скрывала дела с Церковью, просто молчала и ничего не рассказывала?
Дуайт почесал зудящую моко. С женщинами всегда так. Ты думаешь – все, забыл. Но не тут-то было. Старая любовь, она, что и говорить, неожиданна и коварна, прямо как… как… Дуайт не смог придумать, как что именно коварна старая любовь.
Броневик вовсю мчался вперед. Серая пыль, смешиваясь с серым песком, тянулась шлейфом. Хрустела под наполовину вытертыми покрышками, жадно тянулась в щели машины. Порой похрустывала уже на зубах пассажиров.
Мерно гудел двигатель, защищенный, кроме металла, дополнительным полимерным кожухом. Тихо и едва слышно сопел не дождавшийся ответа и разом уснувший Моррис. Щелкал четками командор. Сжавшись калачиком, читала книгу Мойра. Дуайт довольно кивнул. Ехать почти двое суток, не меньше. За это время успеется и переговорить обо всем, и надоесть друг другу, и страстно желать выбраться за надежные, крепкие и добрые борта. А пока можно и помолчать.
Дуайт сел удобнее и снова припал к панораме.
Пустота. Накатывающая издалека ночь. Пожелтевшая юкка. Торчащая перьями острая и жесткая трава. Кружащий вдалеке крылатый хищник. Изредка мелькающие за проволочными заборами зеленые поля. Милый родной край.
Как-то раз его спросили: зачем? Зачем ты занимаешься неблагодарным делом?
Дуайт пожал плечами и пошел себе дальше. Порой выбор за нас делает судьба.
Дед говорил: так выпал жребий, и другого просить не надо.
Дуайт и не просил. Ему не о чем было просить и некого тоже. Кого?
Дуайт знал имена. Дед, тот, что дал Дуайту все, не скрывал от внука ничего. И имена тех, кого его предки-арики видели сами, намертво въелись в память.
Туматауэнга, повелитель войны и отец воинов, сокрушитель врагов, попирающий гору черепов, пожиратель душ и сердец павших на полях битв. Суровый и твердый, как камень гор Аотеароа, опасный и хищный, как подводный охотник мако.
Что сказал бы он Дуайту, идущему по его пути почти всю свою жизнь? О чем рассказал бы ему Дуайт, не видевший мира с самого рождения?
О том, как подросток, только-только становящийся мужчиной, искал убийц своего деда? Как шел по оставленным на песке отпечаткам, как ловил ветер, несущий запах тела, как искал взглядом клочки ткани на колючих акациях?
Первый бой, настоящий, до единственного выжившего, до последней крови, до хрипа из перерезаемой глотки, Дуайт принял в тринадцать. И помнил об этом всегда.
Сколько боев выпало деду? Этого он не знал. После первых Врат на землю пришла Бойня. Сразу же после Пламени Божьего. Дед, потерявший в первые дни почти всех родственников Дуайта, принял жребий и прошел по своему пути до конца.
Машину тряхнуло. Дуайт щелкнул зубами, чуть не прикусив язык. Этого ему не хотелось. Он посмотрел внутрь.
Моррис перевернулся на бок, скинул сапоги и распустил слюни по собственному спальному мешку. Вот так всегда. Как заснет крепче, становится похож на ледащую охотничью псину. Точно, вон, дернулся пару раз, как будто за кроликом побежал.
Командора он практически не увидел. Тот пересел на второе кресло, рядом с Хавьером, смотрел вперед через щель в защитном люке. Четки щелкали, скорее всего, судя по подрагивающим крупным косточкам из металла. Если Дуайт не ошибался, то четки командора состояли из стальных гранатных колец и девятимиллиметровых пуль штурмового «браунинга».
Мойра, поджав ноги, читала большую книгу. Судя по цвету и полустертому названию, Библию. Она подняла голову, глянув на Дуайта, и показала ему длинный узкий язык.